Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика - Федор Раззаков

С началом разрядки в лучшую сторону изменилась и судьба Райкина, впрочем, как и всех остальных деятелей из числа творческой интеллигенции либерального толка. Таким образом, Брежнев, у которого жена, как мы помним, была еврейкой, собирался подмаслить как свое, так и международное еврейство, которое являлось одним из «спонсоров» разрядки. В итоге 20 марта 1973 года на заседании Политбюро Брежнев публично выразил свое возмущение тем, что с лиц еврейской национальности, навсегда покидающих СССР, советские власти взимают непомерные налоги (речь шла об Указе от августа 72-го, где устанавливались весьма высокие поборы с отъезжантов-евреев). По мнению генсека, этим пользуются враги разрядки в США, которые раздувают истерию по этому поводу, пытаясь вбить клин в добрые отношения, которые связывали Брежнева с президентом США Ричардом Никсоном. «Этому надо положить конец!» – потребовал генсек. В итоге Политбюро приняло решение: отпустить в ближайшее время в Израиль 500 человек без всяких проволочек и взимания денег. А чуть позже взимание денег и вовсе было упразднено.

Под эту кампанию угодил и Владимир Высоцкий (еврей по отцу): именно в марте 1973 года он стал выездным, хотя до этого пять лет крутил любовь с французской актрисой-коммунисткой Мариной Влади и никак не мог добиться получения визы. С этого момента начнется новый этап в жизни и карьере Высоцкого: из него сделают Главного Художника в бардовской песне – в меру гонимого (как и положено системщику-оппозиционеру), в меру разрешенного. Отметим, что другого певца-барда – Александра Галича – советские власти начнут активно притеснять, а потом и вовсе выдворят из страны (летом 74-го), зато Высоцкому будут открыты почти все двери для его продвижения в широкие массы. Та же ситуация складывалась и вокруг Райкина, для которого с началом разрядки начался новый этап популярности – про него вновь стали снимать фильмы, много писать в прессе, транслировать по радио и телеэфиру его интермедии.

Все это было не случайно. Вокруг Райкина и Высоцкого бились две силы – либералы и державники. Первые их всячески «крышевали», вторые – боролись с ними. Правда, борьба эта не выходила за рамки дозволенного – то есть крутых мер против них не принималось, поскольку оба эти артиста являлись системщиками-оппозиционерами, необходимыми системе. Это вообще свойственно такого рода противостояниям, когда обе стороны заранее договариваются о границах противостояния друг с другом и соблюдают определенные правила, должные удерживать их от применения чрезмерных акций. Тем более что в роли третейского судьи выступала третья сторона (в данном случае это были центристы во главе с Брежневым).

Как уже отмечалось, одним из главных «крышевальщиков» либералов в верхах был шеф КГБ Юрий Андропов, который давно симпатизировал как Райкину, так и Высоцкому с его «Таганкой». Причин для этого у него было много. Во-первых, в силу своих либеральных взглядов, во-вторых – по зову крови (в жилах главного чекиста текла еврейская кровь). Наконец, в-третьих – в той политической партии, которую взялся раскладывать шеф КГБ на кремлевской шахматной доске, Райкину и Высоцкому отводилась весьма существенная роль: они должны были унавозить почву для будущих реформ либерального характера.

В разрядке свои интересы имела каждая из сторон высшей советской элиты. Например, Брежневу она была выгодна как способ реабилитироваться за Чехословакию-68 и доказать западным левым, что он не столь кровожаден, как об этом вещает буржуазная пропаганда. Державники усматривали в разрядке хороший способ расширить влияние Советского Союза в мире, протянув свою длань в третьи страны, а также добраться до западных технологий, в которых СССР остро нуждался. Что касается западников, то они любое сближение с Западом рассматривали как благо. Сам Запад тоже довольно легко пошел на разрядку, поскольку ему нужна была передышка перед очередным наступлением: Западная Европа переживала идеологический и экономический кризисы, а США были в ступоре после поражения во Вьетнаме и грозящего им дефолта.

Буквально накануне разрядки КГБ провел успешную операцию по расколу внесистемной оппозиции – диссидентского сообщества. Летом и осенью 1972 года были арестованы двое видных советских диссидентов Виктор Красин и Петр Якир, которых КГБ рассчитывал заставить отречься от своих прежних идеалов и покаяться. Этот расчет полностью оправдался: оба арестованных с января 73-го, что называется, «запели»: сдали все свои связи и согласились на предложение руководства КГБ (Андропова и Цвигуна) публично осудить диссидентское движение в СССР. Ими было написано покаянное письмо-обращение к советским диссидентам, а чуть позже (в сентябре) дана пресс-конференция в московском киноконцертном зале «Октябрь». Все эти события заметно деморализовали диссидентское движение и на какое-то время ослабили его.

Однако, нанеся удар по политическим диссидентам, советские власти провели обратные акции по отношению к системной оппозиции – инакомыслящим из творческой элиты с тем, чтобы показать Западу, что к социальному инакомыслию в Советском Союзе относятся иначе, чем к политическому. Под эту операцию угодили Райкин и Высоцкий. Первому разрешили запустить на Центральном телевидении сразу три (!) проекта: телефильм «Люди и манекены» (4 серии) и два полнометражных документальных фильма под одним и тем же названием – «Аркадий Райкин».

С Высоцким ситуация выглядела несколько иначе. Долгие годы он вел изнурительную борьбу за то, чтобы легализовать свое творчество. Ему хотелось выступать в лучших концертных залах страны с трансляцией этих выступлений по телевидению, выпускать диски-гиганты и миньоны, печатать в лучших издательствах книги своих стихов. Однако на все его просьбы разрешить ему это власти отвечали молчанием либо невразумительными отговорками. За всем этим стояли определенные интересы обоих лагерей: державного и либерального.

Дело в том, что, несмотря на серьезные разногласия, те и другие сходились в одном: в том, чтобы Высоцкий не получал полного официального признания. Почему так хотели вторые, понятно: они считали песни барда идеологической крамолой, прекрасно понимая весь подтекст, который в них содержался. А вот либералами двигало иное: они боялись, что полная легализация творчества их подопечного разом подорвет его статус главного бунтаря в среде творческой интеллигенции как на родине, так и за ее пределами. То есть для них Высоцкий был своего рода разменной монетой в их отношениях с Западом. Они были заинтересованы в том, чтобы он оставался полузапрещенным певцом, поскольку полная легализация его творчества разом бы перечеркнула его имидж сопротивленца, который успел утвердиться не только в Советском Союзе, но и на Западе. Сохранение этого имиджа было выгодно либералам, которые таким образом доказывали, что в СССР на деле существует свобода слова (многие публикации, которые выходили о Высоцком на Западе, были написаны под диктовку КГБ и представляли его именно как певца-сопротивленца).