Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

Рядом со стихом 3 расположена зачеркнутая прозаическая строчка: «Мой стыд, моя вина теперь известны вам».

Отрывок 24–30 представлен следующими вариантами.

Окончательный черновик (2370, л. 5 об.):

Моя смиренная семья,Уединенные гулянья,Да книгн — верные друзья —Вот все что [так] любила я.

Отвергнутый черновик (там же):

Я деревенскому супругуБыть может руку б отдала…

После стиха 51 в беловой рукописи имеются дополнительные стихи (а, b, с, d):

Ты мне внушал мои моленья,И Веры благодатной жар,И грусть и слезы умиленьяНе все ли твой заветный дар?

79 После этого последнего стиха письма в черновике (2370, л. 7 об.) следуют две не включенные в строфу строки, которые могут быть лишь стихами 5–6 последующей строфы, так как это двустишие с женскими рифмами:

Подумала что скажут люди?И подписала Т. Л.

В русском языке образуется тавтологическая рифма, так как в старом русском алфавите для каждой буквы с целью запоминания использовалось определенное слово: Л — «Люди». Читатель может вообразить, что в английском алфавите буква «Т» могла бы называться, скажем, «Tough» («жесткий»), а буква «L» — «Little» («маленький»).

Подумала что скажут люди?И подписала Твердо, Люди.

XXXII

Татьяна то вздохнет, то охнет;Письмо дрожит в ее руке;Облатка розовая сохнет4 На воспаленном языке.К плечу головушкой склонилась.Сорочка легкая спустиласьС ее прелестного плеча…8 Но вот уж лунного лучаСиянье гаснет. Там долинаСквозь пар яснеет. Там потокЗасеребрился; там рожок12 Пастуший будит селянина.Вот утро: встали все давно,Моей Татьяне всё равно.

На левом поле черновика (2370, л. 7 об; воспроизведено Эфросом на с. 203) рядом со стихами 5–7 Пушкин сделал набросок Татьяны — изящная фигура в задумчивой позе со склоненной на руку головой, темные волосы спадают на обнаженное плечо, в разрезе легкой сорочки едва обозначена ложбинка между грудей. (См. также коммент. к гл. 1, XLVIII, 2.) Ниже Пушкин нарисовал легко узнаваемый профиль своего отца, с которым он уже встретился или собирался встретиться в Михайловском после более чем четырехлетней разлуки.

Думается мне, что Пушкин добрался до этой строфы в июне 1824 г., за полтора месяца до своего отъезда из Одессы в Михайловское; однако совершенно очевидно, что он возобновил работу над этой же строфой лишь около 5 сентября 1824 г. в Михайловском.

Окончательный вывод требует изучения автографов.

1 …то вздохнет, то охнет… — Непереводимое русское восклицание «ох», выражающее усталость и горе, схоже с ирландским «och», но звучит скорее как стон, а не вздох и заканчивается резким придыхательным согласным звуком.

3 Облатка розовая… — Конверты еще не были изобретены; сложенное письмо запечатывалось специальной клейкой пастой с розовым оттенком в форме кружка, как в данном случае. Могла добавляться и личная печать — на бумагу капали сургучом и вдавливали в него свою монограмму (см. XXXIII, 3–4).

5 …головушкой… — уменьшительно-ласкательное от «головы» с оттенком сострадания, часто использовалось в жалобных народных песнях. Обычная уменьшительная форма — отвратительно жеманное «головка» (см. коммент. к гл. 4, XVII, 8).

6 Сорочка легкая спустилась… — Молодая дворянка в 1820-х гг. носила дневную сорочку из тонкой ткани с очень глубоким вырезом; ложась в постель, она надевала поверх нее ночную рубашку или кофту, или и то и другое вместе. Для вечерних омовений у англезированной красавицы могла быть жестяная ванна в туалетной комнате, наполненная горячей водой (которую приносили в кувшинах или ведрах), тогда же, по-видимому, меняли белье. Однако русская провинциальная барышня больше полагалась на еженедельную баню, которая имелась у любого помещика. В ту ночь Татьяна вовсе не ложилась в постель и, вероятно, накинула платье перед самым приходом няни.

14 Под последней строкой исправленного черновика установленного текста в тетради 2370 (л. II об.) Пушкин делает следующую приписку: «5 сентября 1824 u.l.d. E.W.»

Это расшифровывается как «5 сентября 1824 eu lettre de Elise Worontzow»[536]. Пушкин соединил оба инициала в монограмму, известную по подписям графини Елизаветы Воронцовой. Он не видел ее с конца июля. (Она вернулась в Одессу из Крыма 25 июля.) Профиль графини Воронцовой нарисован Пушкиным на л. 9 об. той же тетради. Черновые наброски строфы XXXII начинаются на л. 7 об.

Кажется, будто между 13 июня 1824 г. и 5 сентября Пушкин забросил работу над своим романом. Он выехал из Одессы 31 июля и отправился на почтовых по предписанному полицией маршруту через Николаев, Елизаветград, Кременчуг, Чернигов, Могилев и Витебск, прибыв в Опочку 9 августа и покрыв за десять дней расстояние в 1075 миль{82}. Четвертого октября псковский губернатор Б. Адеркас{83} сообщил балтийскому генерал-губернатору Ф. Паулуччи{84}, что статский советник Сергей Пушкин согласился сотрудничать с правительством и держать своего сына под строгим надзором в Михайловском, фамильном имении близ Опочки. Такое поведение отца привело в октябре к семейной ссоре, и около 17 ноября родители Пушкина покинули Михайловское.

На л. 7 об. тетради 2370 можно разобрать следующий вариант, изобилующий многочисленными вымарками:

<В волненьи сидя> на постеле<Татьяна чуть могла дышать>,Письма не смея в самом деле4 <Ни перечесть, ни подписать>.Уж поздно, блеск луна теряетИ утро тихое сияетСквозь ветки <липы> к ней в окно,8 А нашей деве все равно.Окаменев облокотилась…Постель <…> горяча.С ее <прелестного> плеча12 Сорочка легкая спустилась,<Упали кудри на глаза,На перси капнула слеза>.

XXXIII

Она зари не замечает,Сидит с поникшею главойИ на письмо не напирает4 Своей печати вырезной.Но, дверь тихонько отпирая,Уж ей Филипьевна седаяПриносит на подносе чай.8 «Пора, дитя мое, вставай:Да ты, красавица, готова!О пташка ранняя моя!Вечор уж как боялась я!12 Да, слава Богу, ты здорова!Тоски ночной и следу нет,Лицо твое как маков цвет». —

1 Она зари не замечает… — Читатель русского текста должен со вниманием отметить протяжную интонацию этой строки, столь простой по своему буквальному смыслу и столь чарующей по своей мелодике. Этот жалобный и томный лейтмотив снова оживет в гл. 5, XXII, 1 и в последней гл. 8, XXX, 1 и XLII, 1, причем каждый раз открывая собой строфу.

3—4 Ср.: Байрон, «Дон Жуан», I, CXCVII, письмо Юлии:

Мне больше нечего сказать, но я медлюИ не решаюсь поставить свою печать на этот лист…

Пишо (1823): «Je n'ai plus rien à dire, et je ne puis quitter la plume; je n'ose poser mon cachet sur ce papier»[537].

6 …Филатьевна седая… — Дочь Филата — к пожилым уважаемым женщинам низшего сословия часто обращались, используя лишь одно отечество. Мы никогда не узнаем имя и фамилию няни. По какой-то причине Пушкин колебался, выбирая ей отчество, но все три варианта начинались с буквы «Ф». В черновике и беловой рукописи она названа «Фадеевна» (дочь Фаддея), в изданиях 1827 и 1833 гг. — «Филипьевна» (дочь Филиппа) и лишь в 1837 г. она становится «Филатьевной» (дочерью Филата).

13 <…>

4 В отвергнутом черновике (2370, л. 11 об.) — «Сердоликовая печать».

XXXIV

«Ах! няня, сделай одолженье». —«Изволь, родная, прикажи».«Не думай… право… подозренье…4 Но видишь… ах! не откажи». —«Мой друг, вот Бог тебе порука». —«Итак, пошли тихонько внукаС запиской этой к О… к тому…8 К соседу… да велеть ему,Чтоб он не говорил ни слова,Чтоб он не называл меня…» —«Кому же, милая моя?12 Я нынче стала бестолкова.Кругом соседей много есть;Куда мне их и перечесть». —

2, 5, 11 …родная… Мой друг… милая моя. — Старая няня пользуется следующими ласкательными обращениями (всего девять): XVIII, 7 — «мой свет»; XIX, 6, 12 и XXXIII, 8 — «дитя мое»; XX, 3 и XXXV, 2 — «сердечный друг»; XXXIII, 9 — «красавица»; ХХХIII, 10 — «пташка ранняя моя»; XXXIV, 2 — «родная»; XXXIV, 5 — «мой друг»; XXXIV, 11 — «милая моя» и XXXV, 10 — «душа моя».