Комментарий к роману "Евгений Онегин" - Владимир Набоков

Для того чтобы точно передать ритм песни, я придумал следующую звукоподражательную имитацию, смысл которой, конечно же, не имеет никакого отношения к иллюстрируемым ею строкам (3–4):

You're the brightest, Davison,You're the lightest, Milligan.

Разыграйтесь, девицы,Разгуляйтесь, милые!

3-4 <…>

В тетради 2370 (л. 19 об.) поверх окончательного текста песни имеется черновик первого варианта, состоящий из четырех четверостиший, написанных чередующимся четырехстопным и трехстопным хореем с парными женскими рифмами:

Вышла Дуня на дорогу,Помолившись Богу —Дуня плачет, завывает4 Друга провожает.Друг поехал на чужбину,Дальнюю сторонку…Ох уж эта мне чужбина8 Горькая кручина!На чужбине молодицы,Красные девицы;Осталась я молодая12 Горькою вдовицей —Вспомяни меня младую,Аль я приревную;Вспомяни меня заочно,Хоть и не нарочно.

XL

Они поют, и, с небреженьемВнимая звонкий голос их,Ждала Татьяна с нетерпеньем,4 Чтоб трепет сердца в ней затих,Чтобы прошло ланит пыланье.Но в персях то же трепетанье,И не проходит жар ланит,8 Но ярче, ярче лишь горит…Так бедный мотылек и блещет,И бьется радужным крылом,Плененный школьным шалуном;12 Так зайчик в озими трепещет,Увидя вдруг издалекаВ кусты припадшего стрелка.

1 Они поют… — Схожая классическая интонация встречается и в других местах у Пушкина, например после татарской песни ханских жен в «Бахчисарайском фонтане».

Пушкин, желая использовать в ЕО сочиненную им песню сборщиц ягод, колебался, надо ли заставлять Татьяну слушать ее (что при сложившихся обстоятельствах было бы странно), или, напротив, не обращать на нее внимания (но тогда читатель едва ли ею заинтересуется). В черновике строфы — «песню разносит эхо в поле» и «Татьяна внемлет поневоле».

5—6 Чтобы прошло ланит пыланье. /Но в персях то же трепетанье… — Обратите внимание на аллитерацию ло-ла-ла при описании ланит и пер-то-тре-пе-та, когда речь идет о персях. Мелодика оправдывает поэтическую банальность, которая, например, звучит столь бессмысленно в немузыкальной «Весне» Томсона (стихи 968–969):

…her wishing bosom heavesWith palpitations wild…[539]

9—11 В отвергнутой беловой рукописи мотылек выглядит чуть иначе:

Так мотылек невольно блещетЗа лапки пойман шалуномКак хороши эти «лапки»!

XLI

Но наконец она вздохнулаИ встала со скамьи своей;Пошла, но только повернула4 В аллею, прямо перед ней,Блистая взорами, ЕвгенийСтоит подобно грозной тени,И, как огнем обожжена,8 Остановилася она.Но следствия нежданной встречиСегодня, милые друзья,Пересказать не в силах я;12 Мне должно после долгой речиИ погулять и отдохнуть:Докончу после как-нибудь.

5—6 Следует отметить, что в этот летний день 1820 г. Татьяна воспринимает Онегина как некий демонический образ готического романа или байронической поэмы, то есть скорее в духе гл. 3, XII, где дается перечень читанного Онегиным в 1820 г. (то же, что читали барышни в 1824-м, когда Пушкин сочинял эту строфу), а не в духе гл 3, IX, где приводится список излюбленных книг Татьяны до весны 1821 г., когда в кабинете Онегина она впервые познакомится с Мэтьюрином и Байроном (гл. 7).

8 Остановилася она. — Это повторится во сне Татьяны (гл. 5, XI, 14). Между прочим, небезынтересно отметить один из случаев, когда русская строка в ЕО, состоящая из восьми слогов при точном переводе на английский сокращается как минимум до двух. Другой такой пример: «Благословенные края» в «Путешествии Онегина» (XXIII, 14)

С другой стороны, в ЕО существуют и такие примеры, когда строка русского текста в восемь слогов обретает точный эквивалент в гекзаметре на английском.

12—14 В переводе Трессана третья песнь «Неистового Роланда» Ариосто (если пользоваться языком, на котором его читал Пушкин) завершается следующим образом: «Vous en apprendrez le sujet [внезапный крик в гостинице]; mais ce ne sera que dans le chant suivant, car il est temps que ma voix se repose»[540].

В одном месте поэмы говорится о «poissons souvent troublés dans leurs amours secrets»[541] (песнь VII), что всегда приводило меня в недоумение. А в песне X (всего их сорок шесть) Анжелика лежит, распростершись на каком-то песке «toute nue… sans un seul voile qui put couvrir les lys et les roses vermeilles placés à propos»[542], галльская символика, которую читатель может также встретить в первых русских силлабо-тонических стихах (Тредиаковского, Ломоносова), как и в отрывке из «Первого снега» П. Вяземского, который Пушкин вспоминает в связи с гл. 5, III (см. мой коммент. к гл. 5, III, 6), где, впрочем, она относится к физиономическому цветнику:

Румяных щек твоих свежей алеют розы,И лилия свежей белеет на челе.

Ср.: Томас Кемпион, «Четвертая книга песен», VII:

Ее лицо подобно саду,Где роз и лилий собран цвет…

Пушкин датировал окончание главы, написав название месяца по-русски (а не по-французски, как ранее) — «2 окт. 1825».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Эпиграф

La morale est dans la nature des choses.

La morale est dans la nature des choses. / Necker[543]: «La morale doit être placée au-dessus du calcul La morale est la nature des choses dans l'ordre intellectuel; et comme, dans l'ordre physique, le calcul part de la nature des choses, et ne peut y apporter aucun changement, il doit, dans l'ordre intellectuel, partir de la même donnée, c'est-à-dire, de la morale» (Mme de Staël, «De la Littérature», 1818 edn., vol. 2, pt. II, ch. 6; p. 226) [544].

«Vous avez trop d'esprit, disoit un jour M. Necker à Mirabeau, pour ne pas reconnoître tôt ou tard que la morale est dans la nature des choses» (Mme de Staël, «Considérations sur les principaux événemens de la Révolution française», 1818, pt. II, ch. 20; «OEuvres», vol. 12, p. 404)[545].

Пушкин закончил четвертую главу 3 января 1826 г., через несколько дней после того, как узнал о восстании декабристов. Поэтому любопытно отметить, что отрывку, из которого взята цитата для эпиграфа, непосредственно предшествует вот что: «J'ai eu entre les mains une lettre de Mirabeau, écrite pour être montrée au roi; il y offroit tous les moyens pour rendre à la France une monarchie forte et digne, mais limitée… Je ne voudrois pas avoir travaillé [сказал Мирабо{85}] seulement à une vaste destruction» [546]. A слов через сорок идет цитата из Неккера.

В беловой рукописи (ПБ 14) четвертой главе предпослано два эпиграфа:

[Ma dimmi] al tempo de' dolci sospiriA che e come concedette amoreChe conosceste i dubbiosi desiri?

Dante inf[erno] Cant[o] V[547][c 118–120]

и

Собранье пламенных заметБогатой жизни юных лет.

Ба [ратынский]

Первый написан еще и на титульном листе беловой рукописи третьей главы (см. коммент. к ее эпиграфу). Второй эпиграф написан также на обложке первой беловой рукописи первой главы (Одесса, 1823; см. коммент. к эпиграфам гл. 1). Он взят из поэмы Баратынского «Пиры» (стихи 252–253) и перефразирован в завершающих стихах (15–17) посвящения (издание 1837 г.) без указания адресата, но с именем Плетнева в отдельном издании четвертой и пятой глав (1828).

I–VI

Первые шесть строф в полных изданиях Пушкин благоразумно опустил. К 1833 г. он уже был женат на Наталье Гончаровой столько же лет, сколько в 1824 г. князь N. — на Татьяне Лариной (около двух). Первые четыре строфы появились в «Московском вестнике» (1827, ч. 5, № 20, с. 365–367) под заголовком «Женщины: Отрывок из „Евгения Онегина“»; беловая копия в МБ (3515). Строфы V и VI представлены в черновых вариантах в тетради 2370, л. 31, 32 об. и 41 об. Вот эти шесть отвергнутых строф:

В начале жизни мною правилПрелестный, хитрый, слабый пол;Тогда в закон себе я ставил4 Его единый произвол.Душа лишь только разгоралась,И сердцу женщина являласьКаким-то чистым божеством.8 Владея чувствами, умом,Она сияла совершенством.Пред ней я таял в тишине:Ее любовь казалась мне12 Недосягаемым блаженством.Жить, умереть у милых ног —Иного я желать не мог.

То вдруг ее я ненавидел,И трепетал, и слезы лил,С тоской и ужасом в ней видел4 Созданье злобных, тайных сил;Ее пронзительные взоры,Улыбка, голос, разговоры —Все было в ней отравлено,8 Изменой злой напоено,Все в ней алкало слез и стона,Питалось кровию моей…То вдруг я мрамор видел в ней,12 Перед мольбой ПигмалионаЕще холодный и немой,Но вскоре жаркой и живой.

5—7 Здесь есть забавная перекличка с той интонацией, о которой я писал в своем комментарии к портрету Ольги (гл. 8, XXIII, 5–8),