Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Не из-за того, что я ему рассказывала.

— Так ты говоришь.

Ее глаза ещё сильнее прищурились, она подошла ближе.

— Мы заключили сделку. Я свою часть выполнила.

— Рад за тебя! Можешь утешать себя этой мыслью, когда я буду плавать лицом вниз в доках Адуи, а ты будешь торчать здесь, ожидая, когда гурки проломят… уууф!

Она набросилась на него, прижав своим весом его скрюченную спину к сундуку. Воздух вышел из него с неровным хрипом. Ярко блеснул металл, лязгнула цепь, пальцы Витари скользнули вокруг его шеи.

— Увечный червь! Я тебе глотку прямо сейчас перережу нахуй! — Её колено больно ударило его в живот, холодный металл мягко покалывал кожу на шее, голубые глаза злобно смотрели в глаза Глокте и сурово блестели, как камни в футляре под его спиной. Моя смерть, может, в нескольких мгновениях от меня. Запросто. Он вспомнил, как Витари выдавливала жизнь из Эйдер. Так же легко я могу раздавить муравья, и я, бедный калека, так же беспомощен, как муравей. Возможно ему следовало бы лепетать от страха, но он думал лишь: когда на мне в последний раз сидела женщина?

И разразился смехом.

— Ты что, совсем меня не знаешь? — пробулькал он, полухихикая-полурыдая. Его глаза слезились от смеси боли и веселья. — Наставник Глокта, рад познакомиться! Мне глубоко насрать, что ты делаешь, и ты это знаешь. Угрозы? Тебе придется постараться намного сильнее, рыжая шлюха!

Она выпучила глаза от ярости. Наклонила плечи вперёд, отодвинула локоть назад, готовая вложить все свои силы. Которых наверняка достаточно, чтобы перерезать мою шею до самого искорёженного позвоночника.

Глокта почувствовал, как влажные от слюны губы кривятся в болезненной ухмылке. Сейчас.

Он услышал фыркающее дыхание Витари под маской. Давай же.

Почувствовал холодное прикосновение клинка к шее — такого острого, что Глокта едва его ощущал. Я готов.

А она сильно зашипела, высоко подняла клинок и вогнала в дерево рядом с головой Глокты. Встала и отвернулась от него. Глокта закрыл глаза и выдохнул. Всё ещё жив. В горле было странное ощущение. Облегчение или разочарование? Сложно отличить.

— Пожалуйста. — Это было сказано так тихо, что он подумал, не послышалось ли ему. Витари стояла к нему спиной, склонив голову, сжав кулаки и дрожа.

— Что?

— Пожалуйста. — Она сказала это. Можно представить себе, как больно ей такое говорить.

— Пожалуйста? Думаешь, здесь уместно "пожалуйста"? Ну правда, какого чёрта мне тебя спасать? Ты явилась сюда шпионить для Сульта. Не делала ничего, только с самого начала стояла у меня на пути! Сложно придумать, кому я доверяю меньше тебя, а ведь я никому не доверяю!

Она повернулась к нему лицом, протянула руку за голову, развязала ремешки маски и стащила её. Под маской шла резкая линия загара: кожа была коричневой вокруг глаз, на лбу, на шее, и белая вокруг рта с розовой отметиной на переносице. Её лицо было намного мягче, намного моложе и куда обычней, чем он ожидал. Витари больше не казалась страшной. Она казалась напуганной и отчаявшейся. Глокта неожиданно почувствовал себя до смешного неловко, как будто ворвался в комнату и застал кого-то голым. Он чуть не отвёл глаза, когда она встала на колени перед ним.

— Пожалуйста. — Глаза Витари были влажными и затуманенными, губы дрожали, словно она вот-вот зарыдает. Проблеск тайных надежд под жуткой оболочкой? Или просто хорошая игра? Глокта почувствовал, как дрожит веко. — Не ради меня, — она почти шептала. — Пожалуйста. Умоляю.

Он задумчиво потёр шею. Когда он убрал руку, на пальце осталась кровь. Едва заметное коричневое пятнышко. Царапина. Касание. На волосок дальше, и я бы уже разливал кровь по всему этому милому ковру. Всего лишь на волос. Жизнь зависит от таких случайностей. Зачем мне спасать её?

Но он знал, зачем. Потому что многих я не спас.

Глокта болезненно повернулся на сундуке к ней спиной, и сидел, массируя мёртвую плоть левой ноги. Потом глубоко вздохнул.

— Ладно, — резко бросил он.

— Ты не пожалеешь.

— Уже жалею. Проклятье, становлюсь дураком рядом с плачущими женщинами! И сама потащишь свой чёртов багаж! — Он оглянулся, подняв палец, но Витари уже надела маску. Её глаза были сухими, прищуренными и яростными. Кажется, слёз из этих глаз и за сотню лет не выжмешь.

— Не волнуйся. — Она дёрнула цепь, обёрнутую вокруг запястья, и крестообразный клинок вскочил с крышки сундука ей в ладонь. — Я путешествую налегке.

Глокта смотрел, как языки пламени отражаются от гладкой поверхности залива. Покачивающиеся пятна — красные, жёлтые, блестяще-белые на чёрной воде. Иней ровно и спокойно налегал на вёсла, его бледное лицо, наполовину освещённое мерцающими огнями в городе, не выражало никаких эмоций. За ним, сгорбившись и сердито глядя на воду, сидел Секутор. Витари за его спиной, на носу лодки — виднелся лишь шипастый силуэт её головы. Вёсла опускались в море и едва слышно загребали воду. Казалось, лодка почти не двигалась. Только тёмные очертания полуострова медленно удалялись в темноту.

Что я наделал? Предал полный людей город на смерть или рабство, ради чего? Ради чести короля? Этого слюнявого недоумка, который свои кишки не может контролировать, что уж говорить о стране. Ради моей гордости? Ха. Я потерял её давным-давно, вместе с зубами. Ради одобрения Сульта? Наградой мне будет пеньковый галстук и глубокий обрыв.

Он видел лишь чёрный силуэт скалы на фоне тёмного ночного неба, и скалистые формы цитадели на вершине. Может даже тонкие очертания шпилей Великого Храма. Всё удалялось в прошлое.

Что я мог сделать иначе? Мог связать свою судьбу с Эйдер и остальными. Сдать город гуркам без боя. Изменило бы это хоть что-то? Глокта кисло облизал пустые дёсны. Император всё равно принялся бы за чистки. Сульт всё равно послал бы за мной. Небольшая разница, тут и говорить не о чем. Что там говорила Шикель? Поистине немногим дан выбор.

Подул прохладный ветер, и Глокта потуже затянул свой плащ, скрестил руки на груди, поморщился и пошевелил туда-сюда онемевшей ногой, пытаясь разогнать кровь. Город стал всего лишь россыпью мелких огоньков вдали.

В точности, как говорила Эйдер — всё ради того, чтобы архилектор и ему подобные могли ткнуть в карту и сказать, что эта точка наша. Его рот дёрнулся в улыбке. И после всех усилий, после всех жертв, всех планов, замыслов, убийств, мы не смогли даже удержать город. Вся эта боль, ради чего?