Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Я прекрасно осведомлён о положении, — отрезал Глокта. Вонь паники за последние дни усилилась настолько, что её и мёртвые учуют. — Но приказы архилектора вполне определённы. Сражаться до последнего человека. Никакой капитуляции.

Плечи Виссбрука поникли.

— Капитуляция в любом случае не поможет. — Он поднялся, нерешительно попытался расправить мундир, а потом медленно затолкнул кресло под стол. В этот миг Глокта почти жалел его. Возможно, он заслуживает жалости, но я всю свою израсходовал на Карлотту дан Эйдер, которая вряд ли вообще её заслуживала.

— Позвольте мне дать вам совет, от человека, который изнутри видел гуркскую тюрьму. Если город падёт, настоятельно вам рекомендую: лучше лишить себя жизни, чем попасть в плен.

На миг глаза генерала Виссбрука расширились, потом он посмотрел на прекрасный мозаичный пол и сглотнул. Когда он поднял лицо, Глокта удивился, увидев на нём горькую улыбку.

— Вряд ли я думал об этом, когда вступал в армию.

Глокта постукал тростью по изувеченной ноге и сам криво ухмыльнулся.

— Могу сказать то же самое. Что там писал Столикус? "Сержант, вербующий новобранцев, продаёт мечты, но поставляет кошмары"?

— Это подходит к случаю.

— Если это вас утешит, сомневаюсь, что моя участь будет приятнее вашей.

— Слабое утешение. — И Виссбрук щёлкнул своими отполированными каблуками и вытянулся по стойке "смирно". Некоторое время он так и стоял, застыв, а потом без слов повернулся к двери — подметки громко застучали по полу, и генерал исчез в коридоре снаружи.

Глокта посмотрел на Кадию.

— Несмотря на то, что я сказал генералу, я бы посоветовал вам сдать город при первой возможности.

Кадия устало поднял взгляд.

— Сейчас? После всего этого?

Особенно сейчас.

— Быть может император всё же решит быть милосердным. В любом случае, не вижу для вас больших преимуществ сражаться. А в сложившемся положении ещё есть о чём поторговаться. Может быть, вы сможете прийти к какому-нибудь соглашению.

— И это всё утешение, что вы можете предложить? Милость императора?

— Это всё, что у меня есть. Что там насчёт заблудшего в пустыне?

Кадия медленно кивнул.

— Чем бы всё ни кончилось, я бы хотел поблагодарить вас.

Поблагодарить меня, глупец?

— За что? За то, что уничтожил ваш город и оставил вас на милость императора?

— За то, что относились к нам с некоторым уважением.

Глокта фыркнул.

— С уважением? Я просто хотел получить то, что нужно мне, и поэтому говорил вам то, что вы хотели услышать.

— Может и так. Но благодарности ничего не стоят. Ступайте с Богом.

— Бог не пойдёт туда, куда я направляюсь, — пробормотал Глокта, когда Кадия медленно выходил из комнаты.

Коска ухмыльнулся подняв длинный нос.

— Значит, назад в Адую, а, наставник?

— Назад, как вы и сказали, в Адую. — Назад в Дом Вопросов. Назад к архилектору Сульту. Мысль была нерадостная.

— Возможно, увидимся там.

— Вы так думаете? — Скорее тебя прирежут вместе со всеми, когда город падёт. Тогда ещё пожалеешь, что упустил возможность увидеть меня повешенным.

— Если я чему и научился, так это тому, что всегда есть шанс. — Коска ухмыльнулся, отталкиваясь от стены, и важно пошёл к двери, изящно положив одну руку на эфес шпаги. — Не хотел бы потерять хорошего нанимателя.

— Не хотел бы я потеряться. Но готовьтесь к возможному разочарованию. Жизнь полна ими. — И то, как она завершается, часто самое большое из них.

— Ну что ж. Если уж одному из нас суждено разочароваться. — И Коска с театральной изысканностью поклонился в дверях, облезшая позолота на его некогда роскошной кирасе блеснула в луче утреннего солнца. — Это было честью для меня.

Глокта сел на кровати, касаясь языком пустых дёсен и потирая пульсирующую ногу. Он осмотрел свои покои. Или покои Давуста. Здесь старый колдун пугал меня посреди ночи. Здесь я смотрел, как горит город. Здесь меня чуть не съела четырнадцатилетняя девчонка. Ах, счастливые воспоминания…

Глокта скривился, поднимаясь и хромая к единственному сундуку, который привёз с собой. И здесь я подписал счёт на один миллион марок, выданный банкирским домом Валинта и Балка. Он вынул из кармана плаща плоский кожаный футляр, который дал ему Мофис. Полмиллиона марок в огранённых камнях, почти не тронутые. И снова ощутил тянущее искушение открыть его, погрузить руку внутрь и почувствовать эту холодную, прочную, пощёлкивающую суть богатства между пальцев. Он с трудом поборол искушение, с ещё большим трудом согнулся, отодвинул рукой сложенную одежду и убрал туда футляр. Чёрное, чёрное, чёрное. Мне и впрямь нужно бы разнообразить гардероб…

— Уезжаете, не попрощавшись?

Глокта мучительно резко выпрямился, и его чуть не стошнило от острого спазма в спине. Он протянул руку и захлопнул крышку сундука как раз вовремя, чтобы плюхнуться на неё, прежде чем подкосилась нога. В дверях стояла Витари и хмуро смотрела на него.

— Проклятье! — прошипел он, брызжа слюной через прорехи в зубах с каждым тяжёлым вздохом. Левая нога онемела, как деревяшка, а правую сводила мучительная судорога.

Практик мягко прошла в комнату, стрельнув прищуренными глазами налево и направо. Проверяет, нет ли кого здесь. Значит, приватная беседа. Когда она медленно закрыла дверь, его сердце забилось быстрее, и не только от спазмов в ноге. В замке повернулся ключ. Нас только двое. Как жутко возбуждающе.

Витари медленно шагала по ковру, её длинная чёрная тень тянулась к Глокте.

— Я думала, мы заключили сделку, — прошипела она из-под маски.

— Я тоже так думал, — отрезал Глокта, стараясь принять более достойную позу. — А потом я получил маленькое послание от Сульта. Он хочет меня назад, и думаю, мы оба догадываемся, зачем.

— Не из-за того, что я ему рассказывала.

— Так ты говоришь.

Ее глаза ещё сильнее прищурились, она подошла ближе.

— Мы заключили сделку. Я свою часть выполнила.

— Рад за тебя! Можешь утешать себя этой мыслью, когда я буду плавать лицом вниз в доках Адуи, а ты будешь торчать здесь, ожидая, когда гурки проломят… уууф!

Она набросилась на него, прижав своим весом его скрюченную спину к сундуку. Воздух вышел из него с неровным хрипом. Ярко блеснул металл, лязгнула цепь, пальцы Витари скользнули вокруг его шеи.

— Увечный червь! Я тебе глотку прямо сейчас перережу нахуй! — Её колено больно ударило его в живот, холодный металл мягко покалывал кожу на шее, голубые глаза злобно смотрели в глаза Глокте и сурово блестели, как камни в футляре под его спиной. Моя смерть, может, в нескольких мгновениях от меня. Запросто. Он вспомнил, как Витари выдавливала жизнь из Эйдер. Так же легко я могу раздавить муравья, и я, бедный калека, так же беспомощен, как муравей. Возможно ему следовало бы лепетать от страха, но он думал лишь: когда на мне в последний раз сидела женщина?