Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Я хотел бы, чтобы ты, по меньшей мере, упомянул об этом раньше! — резко бросил Длинноногий. — Это та информация, которой путешествующие вместе должны делиться! Не думаю, что…

— Оставь его, — прорычала Ферро.

— Но мы должны знать…

— Заткни пасть, тупой звездочёт. Все вы далеко не идеальны. — Она сердито посмотрела на Длинноногого. — Некоторые из вас много болтают, но стоит только начаться неприятностям, и их нигде не видать. — Она хмуро посмотрела на Луфара. — От некоторых пользы намного меньше, чем они сами думают. — Она злобно взглянула на Байяза. — А некоторые хранят кучу секретов, а потом в самое неподходящее время засыпают, оставляя остальных болтаться в этой глуши. Ну, он убийца. Так что с того, блядь? Вам это неплохо подходило, когда надо было убивать.

— Я лишь хотел…

— Заткни пасть, я сказала. — Длинноногий удивлённо заморгал, но послушался.

Логен через огонь посмотрел на Ферро. Вот уж от кого он и не надеялся услышать доброго слова. Из всех только она видела, как это происходит. Только она знала, что это такое на самом деле. И всё равно его поддержала. Ферро увидела, что Логен смотрит на неё, насупилась и снова скрылась в своём углу. Но это уже ничего не меняло. Он почувствовал, что улыбается.

— А что тогда насчет тебя? — Байяз тоже смотрел на Ферро, касаясь пальцем губы, словно раздумывал.

— А что насчет меня?

— Говоришь, что не любишь секреты. Мы тут болтали о шрамах. Я всех утомил своими старыми историями, а Девять Смертей напугал всех своими. — Маг постукал по своему костлявому лицу, которое от света костра наполнилось глубокими тенями. — Как ты заработала свои шрамы?

Пауза.

— Готов поспорить, заставила страдать того, кто это сделал, а? — сказал Луфар, с нотками смеха в голосе.

Длинноногий начал хихикать.

— О, действительно! Я бы сказал, он нарвался на острый конец! Боюсь подумать, что…

— Это сделала я сама, — сказала Ферро.

Смех утих, и улыбки померкли, когда до всех дошло.

— А? — сказал Логен.

— Чего, розовый, оглох, блядь? Я сама это сделала.

— Зачем?

— Ха! — рявкнула она, злобно глядя на него через огонь. — Ты не знаешь, что значит принадлежать кому-то! В двенадцать лет меня продали человеку по имени Сусман. — Она сплюнула на землю и прорычала что-то на своём языке. Логен сомневался, что это был комплимент. — Он владел заведением, в котором девушек учили, а потом продавали с прибылью.

— Чему учили? — спросил Луфар.

— А сам-то как думаешь, болван? Ебаться.

— А, — пискнул он, сглотнул и снова уставился в землю.

— Я там была два года. Два года, прежде чем украла нож. Тогда я ещё не умела убивать. Так что я нанесла своему владельцу самый большой урон, какой только могла. Порезала себя, прямо до кости. К тому времени, как у меня отняли нож, я срезала свою цену вчетверо. — Она яростно ухмыльнулась перед огнём, словно это был самый славный её день. — Надо было слышать, как вопила эта сволочь!

Логен уставился на неё. Длинноногий разинул рот. Даже Первый из Магов выглядел потрясённым.

— Ты сама себя порезала?

— И что с того? — снова тишина. Ветер задувал внутрь развалин и кружился, свистел среди камней и заставлял языки пламени плясать и трепыхаться. После этого сказать уже было нечего.

Свирепый

Снег плавно падал, белые хлопья кружились в пустом воздухе над краем обрыва, превращая зелёные сосны, чёрные скалы и коричневую речку в серые призраки.

Весту с трудом верилось, что в детстве он каждый год с нетерпением ждал первого снега. Что радовался, когда, проснувшись, видел мир, укрытый белым. Что в снеге была загадка, чудо и радость. Теперь вид хлопьев, падавших на волосы Катиль, на плащ Ладислава, на собственную грязную штанину, наполнял его ужасом. Снова сковывающий холод, снова раздражающая сырость, снова каждое движение требует отчаянных усилий. Он потёр свои бледные руки, шмыгнул носом и хмуро посмотрел на небо, стараясь не впасть в уныние.

— Нужно добиваться лучшего с тем, что есть, — хрипло прошептал он. Слова плотными клубами пара вылетали из воспалённого горла в холодный воздух. — Нужно. — Он подумал о тёплом лете в Агрионте. О цветках, которые сдувает с деревьев на площади. О птицах, щебечущих на плечах улыбающихся статуй. О солнечном свете, который сочится в парк через листву на ветвях. Это не помогало. Он шмыгнул носом, втягивая сопли обратно, снова попытался спрятать руки в рукавах мундира, но те были слишком ко́ротки. Вест стиснул потрёпанные обшлага побелевшими пальцами. Согреется ли он когда-нибудь снова?

Он почувствовал руку Пайка на плече.

— Что-то не так, — пробормотал заключённый и указал на северян, которые сидели на корточках, оживлённо переговариваясь.

Вест устало посмотрел на них. Он только устроился, почти удобно, и теперь трудно было переключиться на что-то помимо собственной боли. Он медленно разогнул больные ноги, поднялся, услышав щелчок в коленях, встряхнулся, пытаясь сбросить усталость с тела. И побрёл в сторону северян, согнувшись, как старик, обхватив себя руками. Прежде чем он дошёл, собрание уже закончилось. Очередное решение принято, и в его мнении никто не нуждался.

Тридуба зашагал к нему, совершенно не обращая внимания на падающий снег.

— Ищейка засёк разведчиков Бетода, — проворчал он, указывая за деревья. — Под тем склоном, прямо возле ручья, у водопада. — Повезло, что он их заметил. С тем же успехом они могли заметить нас, и тогда, скорее всего, мы уже были бы мертвы.

— Сколько?

— Он насчитал дюжину. Обходить их было бы рискованно.

Вест нахмурился, переступая с ноги на ногу, чтобы разогнать кровь.

— Но ведь сражаться с ними ещё рискованнее?

— Может быть, а может и нет. Если сможем на них наброситься, то шансы у нас неплохие. У них есть еда, оружие, — он осмотрел Веста сверху донизу, — и одежда. Всё снаряжение, что нам бы пригодилось. Зима уже началась. Мы двигаемся на север, и теплее не станет. Так что решено. Мы сражаемся. Их дюжина, силы неравные, а значит, понадобится каждый человек. Твой приятель Пайк, кажись, может махать топором, и не станет переживать о последствиях. Подготовь его, и всё такое. — Он кивнул на Ладислава, сгорбившегося на земле. — Девчонка пусть остаётся, но…

— Только не принц. Слишком опасно.

Тридуба прищурился.

— Ты чертовски прав, это опасно. Поэтому каждый мужчина должен взять на себя долю риска.

Вест наклонился поближе, изо всех сил стараясь, чтобы слова звучали убедительно из его потрескавшихся губ, которые распухли и затвердели, как пара пережаренных сосисок.