Долгая зима - Владимир Иванович Петров

за столом становилось до тревожности тоскливо. При переборе, того хуже, доходило до большого, порою скандального, шума и долгих ночных шатаний. Редко кто из выпивальщиков в такую пьяную ночь дома ночевал. Васютин обычно сваливался возле чьего-либо палисадника на полпути к своей неухоженной избе, к тому же отрезанной за неуплату от электролинии. Там, на голой земле, и зорьку встречал. Осинникова могло аж в соседние деревни занести. Скажем, в Каликино на сушёную воблу к братанам-рыбакам или же совершенно в противоположную сторону – к пронькинскому дружку на ядрёную бражку. Терпимо ещё, если на мотоцикле собственном, не на колхозном «газоне». По-своему чудили и другие…

Павлов не одобрял ночные выходки своих помощников по строительству, о которых первым узнавал от них же, спозаранку являющихся к нему на похмелку. Даже виноватым перед их близкими чувствовал, хотя прекрасно понимал, что без него и до него они упражнялись в подобном и после него вряд ли перестанут чудить. Однако недовольства не выказывал, держал в себе. Не столько потому, что все они давно из детского возраста вышли, сколько по простой причине, что нужны они были ему. Лишь сдерживать он их пытался в питии, наливая по способностям каждого в осваимости спиртного, уравнивая тем самым в потребности, к золотой серёдке подводя. Причём дешёвой, из-под полы приобретённой самопальной водке предпочитал магазинную или же крепкий напиток собственного производства – самогон.

С кем поведёшься, от того и наберёшься, как говорится. Однажды и сам он, Бахусу не очень-то поклоняющийся, умудрился сильно набраться и разговориться, на своего любимого конька сесть, на речную и родниковую тему то есть.

– Холодная? – спросил он Сергункова, набравшего из колонки ковшик воды.

– Не очень. Слить бы побольше, только терпёжки не хватает.

– А по вкусу какова?

– Солоноватая. Быстро живот вспучит.

– Во-во! Верно поётся: «Губит людей не водка, губит людей вода». Что пьём-то? Жидкость из ржавых труб употребляем. Эх, разленились совсем, уважать себя перестали. Родники забыли. Сколько их было-то! Считай, на каждом огороде серебрились струйками. По всем оврагам. А теперь? От Кузьминовки до села по Ильмень-речке ни одного не сыщешь, надо же до такого дожить! Стыдоба! Позор! Никому ведь до них нет дела, вроде бы и быть так должно. Пастухам, скажем. Мучаются в жару от жажды, в село на лошадях скачут ржавчину в себя залить, а чтобы родник очистить… Куда там, кишка тонка. Эх!

– Да не в пастухах лишь причина, – заступился за пастухов Зеков, сам в своё время пасший колхозных коров. – Нефтяники речку загадили, руки нам поотбивали.

– Во-во! А мы ответно промолчали в тряпочку. А надо бы по мордасам их. По мордасам! Кто, если не мы, поможем Ильменю? С очистки родников и надо начинать. Про нефтяников и не говорю. Их, само собой, по-крупному призвать к ответу следует, нагаженное убрать заставить. До начальства надо идти, их вмешательства требовать… И всё же в них – родниках – наше спасение! На своём огороде каждый откопал бы родник, оживил его, поддерживал… Совсем иной бы речка наша стала, повеселела разом, – разошёлся Павлов. – Спасать их надо! Чем скорее, тем лучше. Вот и нам с тобой, сосед, нашим бывшим родником заняться следует. Помнишь, какой родник у наших огурешников был?

– Как же не помнить, – за Зекова ответил незваный к застолью Чернов, любитель дармового угощения, подоспевший к «родниковому» разговору, но на этот раз малость запоздавший к выпивке, оттого, пожалуй, и предложивший: – А давайте сейчас и спасём его.

– А почему бы и нет?! – одобрительно посмотрел на Чернова изрядно захмелевший Павлов. – Командуй!

– На сухую тяжеловато, – оживился тот в предчувствии желанных ста граммов.

– Понял, – клюнул на его авантюру радетель родников. – За мной литровка.

Он было уже направился в избу за водкой, но тут неожиданно для всех на Чернова с кулаками кинулся Сергунков:

– Родник хочешь спасти, а сам к сестре моей пристаёшь. Не позволю!

Чернов стал защищаться. Всполошились и остальные, неплохо осведомлённые о черновском ухаживании за рано овдовевшей сестрой Сергункова. С весны Чернов клин стал к ней подбивать. Забор подправил, ещё кое-что по мелочам починил в её дворе в желании сблизиться. Только к другому она повернулась, от его услуг наотрез отказалась. В оскорблённых чувствах, с досады в окно к ней стал он по пьянке стучаться, угрожать даже пробовал…

Не до родника всем стало. Шум неимоверный подняли, за что и выпроводил их со двора за ворота Павлов:

– Разбирайтесь на улице, отдохнуть мне дайте.

«Хорошо, что не успел им литровку вынести. Родник бы не отрыли, а выпивку в расход только пустили! – довольно трезво рассудил он. – Сэкономил, значит».

Укрыв остатки еды клеёнкой, сильно пошатываясь, он доковылял до избы, под ворчание тёщи кинул подушку на палас в передней и улёгся спать.

Но не тут-то было. Зеков разбудил, бутылку водки выпросил под завтрашнюю отработку по ошкуриванию сосновых брёвен. Через часок и Сергунков к нему через тёщин заслон прорвался. Тоже за выпивкой.

– Не могу, – отказал ему Павлов. – Не склад же у меня!

– Понимаешь, женщина пришла. Выручай, – не уходил проситель, настаивал. – Иначе на ворота другого сварного ищи.

Разозлился было Павлов на него за явную угрозу, хотел послать наглеца подальше, но передумал. Всё же не сыскать ему лучшего сварщика, тем более такого, который всегда под рукой.

– Женщина, говоришь… Ладно уж тогда, выручу. Только ради неё отдаю. Сам понимаешь, как от сердца отрываю, – протянул он обрадованному Сергункову нужное и, вполне протрезвевший, вышел вслед за ним во двор, за выравнивание площадки под фундамент пристройки взялся, время от времени на улицу выходил в надежде увидеть Хамидова по «дубовому» вопросу.

Укараулил-таки неуловимого Хамидова.

– Горит уже? – вроде бы удивился, дурачком прикинулся тот. – Ладно. Сегодня же увижусь с лесником. Будет тебе дуб какой хочешь. Размеры давай.

– Я же давал…

– А-а. Помню, в записной книжке листок твой. Не волнуйся. Лесник – друг мой, всё сделает как надо. Увижусь с ним, решу. Вечером скажу тебе, когда ехать.

– Ты же привезти обещал?!

– Привезу, если обещал. Ты не волнуйся только.

Не сдержал Хамидов данного слова. Ни вечером не зашёл, ни на следующее утро.

Вновь вылавливал его Павлов.

– Понимаешь, дома не застал друга. Завтра будет, – ответствовал Хамидов. – Да не волнуйся ты. Сделаю тебе дуб.

Подрастерялся Павлов от сладких и скользких хамидовских обещаний, поделился неопределённостью с Зековым, ошкуривающим сосновые брёвна.

– Не очень хорошо знаю Хамида. Недавно он у нас. Но по всему вряд ли поможет. Хотя, как говорится, обещанного три года ждут. Может, и сдержит слово, – рассудил Зеков. – Советую не