Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

Бога (vo^aeig tov &еои). Платон изложил учение об идеях и первообразах вульгарно и недостойным Бога образом; отец же, воспользовавшись этим термином, изложил мысль благочестиво»[108]. Сам Дионисий, ком­ментарием на слова которого являются эти объяснения преподобного Максима, утверждал: «Первообразами же мы называем предсуществующие в Боге в единстве тво­рящие сущность логосы сущих, каковые богословы на­зывают предначертаниями и божественными, и благи­ми пожеланиями, разделяющими и творящими сущее, в соответствии с которыми Сверхсущественный все су­щее и предопределил, и осуществил» [О Божественных именах. V, 8][109].

«Поскольку Бог является Творцом всего, то все нахо­дится в Его не-сущем еще мышлении. Но Он Сам являет­ся Первообразом всего этого и мыслит об этом, не заим­ствуя образы у других, будучи Сам Образцом Сущего. Так что ни Он не находится в некоем месте, ни сущее в Нем, как бы в некоем месте; но Он содержит его так, как имеет Самого Себя, пребывая в нем, причем все пребывает сово­купно и содержится в Нем нераздельно, и в нераздельно­сти нераздельно разделяется. Итак, мыслями Его является сущее, и сущее представляет собой образы. Мысли же Его следует понимать так: стоит Ему помыслить что-нибудь, как это и появляется или существует. Такого рода мышле­нию должно бы предшествовать нечто мыслимое, чтобы, это помыслив, это сделать; но Он, мысля о сущем, мыслит о Самом Себе и соприкасается с сущим в Нем. Ведь само Его мышление является рождением сущего. Ибо сущее в Нем — это и есть образ, и это и есть идея. А Он, целиком будучи умом, весь есть познание»[110]. Эсхатологическое прозрение апостола Павла — «тогда познаю, подобно как я познан» [1 Кор. 13: 12] — приобретает в контексте этих слов преподобного Максима особый смысл[111].

В одной из своих схолий Максим Исповедник фор­мулирует мысль с предельной ясностью и краткостью: «Бог, познавая или мысля Себя, мыслит и познает сущее через прообразы. Ведь все, что здесь, суть образы того, что там. Даже душа представляет ведь собою образ и по­добие своей идеи»[112]. Когда апостол Павел в Ареопаге, в присутствии легендарного Дионисия, произносит свою речь и, цитируя греческих поэтов Клеанфа и Арата Киликийца, говорит «Мы Его и род» [Деян. 17: 28], он утверждает ту же мысль, какую позднее сформулиру­ет его ученик, когда скажет о Боге: «Он доходит до все­го и соответствующим образом передает Себя всем; и изливается избытком мирной плодотворности, и по чрезмерности единства пребывает Весь во всем, все­цело с Собой сверхобъединенным» [О Божественных именах. XI, 2][113].

Все эти не вовсе простые и, казалось бы, отвлеченные рассуждения имеют очень конкретный и практический смысл: Бог-Личность может возлюбить человека только как личность, а не как маску родового целого (любить ма­ску — недостойно Бога, а личность богоподобна от своего замысливания в Боге и потому достойна любви) и, воз­любив и отдав Себя в жертву за него, спасти его личность в Своей. Иначе спасение человека через кенозис Логоса невозможно, равно как и невозможно возрождение ми­ра в Боге человеком.

Каждый человек для христианского понимания — это особая личность. Каждый человек не сливается с други­ми в коллективе, он всегда, как мы бы сказали, индиви­дуален, личность каждого неповторима. Ведь каждый из нас подтверждает свою личность — к примеру, показы­вает паспорт, в котором его фотография. Есть лица похо­жие, но все же каждое лицо неповторимо. Древние не так обращали внимание на отпечатки пальцев, на роговицу глаза, как современная полицейская экспертиза, но по сути это элементы того же самого — личностной уни­кальности. Индивидуальность каждого человека непо­вторима — и это лучший аргумент против теории тотали­таризма позднего Платона, да и его эпигонов-практиков в ХХ веке.

Человек действительно живет в каких-то совокупно­стях: рода, человечества, нации, социального класса, но все эти совокупности вторичны относительно его лич­ности. Главное — человеческая личность, потому что именно она замыслена в Боге ответственной и свобод­ной. Все остальное уже далеко не так важно. Если одна личность во Христе Иисусе, то и в каждом человеке од­на личность. Если мы входим через человеческую при­роду Христа в Его Божественную природу, то мы оста­емся там личностью, но уже личностью божественной. Вот, собственно говоря, в этом и состоит суть обожения со стороны человека.

Скверна падшести

Но проблема в том, что естество наше испорчено гре­хопадением. Именно естество, сама природа человека (фимд) испорчена грехопадением. Личность человека, по­рожденная Богом, индивидуальная личность сохраняет в себе божественный свет, потому что она Богом сотво­рена. А природа, тоже сотворенная Богом, в момент гре­хопадения портится, откалывается. Происходит раскол между личностью и природой. Это самая большая тра­гедия человека, потому что человек, как давно замеча­ют люди даже эмпирически, делает то, что он не хочет, и не делает того, что он хочет. То есть его личность же­лает каких-то высоких божественных целей, а природа влечет его вниз, потому что его природа — это приро­да падшего Адама. Об этом с предельной ясностью ска­зал в Послании к Римлянам апостол Павел: «Знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я на­хожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, про­тивоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» [Рим. 7: 18-24].

Мы видим в русском переводе слово «грех», кото­рое в обыденности христиане воспринимают как лич­ное согрешение, личный неправильный поступок. Но греческое слово a^apria более многозначно — ошибка, заблуждение, проступок, грех. В данном случае речь идет о проступке прародителей — Адама и Евы. Их грех, со­вершенный против воли Божией, приведший к изгна­нию из рая, стал порчей всех людей. Богословы исполь­зуют для этого понятие «первородный грех», но, дабы не ошибаться, лучше нам говорить «порча». Порча пре­бывает в членах моих, в них не живет «доброе», то есть божественное, восклицает апостол. И эта порча природы противится личной умной воле (закону ума), побуждаю­щей каждого человека на доброе.

Здесь часто задают вопрос: что же, грех Адама сде­лал каждого человека грешным? Нет, люди не грешны из-за Адама, но они испорчены Адамом. Это — испор­ченность природы. Сама природа человека испорчена Адамом. Грех — это волевое действие,