Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

На этот раз кубки были пустые, и брат великий интендант наполнил их вином. Выпив вино, гость мог и этот кубок спрятать к прочим подаркам.

Музыка гремела неустанно, тосты сменялись тостами. Было около полудня, когда великий магистр несколько раз хлопнул в ладоши и тотчас, словно по волшебству, пир превратился в бал. Целая толпа разряженных женщин появилась на платформе вокруг обедающих, и под звуки весёлой музыки начались самые весёлые танцы.

Эти женщины были специально для этого пира-бала привезены из Торна. Насильно или доброй волею — об этом история умалчивает, но, как бы там ни было, бал шёл с большим оживлением, и подпившие порядочно «достойнейшие» могли с высоты своей платформы любоваться на красоту и грацию дам и ловкость танцоров.

Вдруг, совершенно неожиданно для большинства, грянул залп нескольких пушек, и вся стена Золотырни, прекрасно видимая с места пиршества, покрылась воинами осаждённых, а со стороны лагеря осаждавших к крепости шли бесчисленные полки наёмных войск с горами фашин и сотнями штурмовых лестниц. Приступ начинался!

Он был достойным финалом почестного стола!

Крики начальствующих, рёв труб, лязг оружия и тяжёлый грохот нескольких десятков мортир, осыпавших защищающихся каменьями, заглушили музыку бала.

Но и самые участники этого невиданного пиршества, и «избранные», и танцоры, казалось, больше занялись созерцанием отчаянного боя, чем балом. Танцы прекратились, но сам великий магистр явился в круг, оставленный для танцев.

— Прошу благородных кавалеров и любезных дам не прерывать ваших удовольствий: уничтожение одного из бесчисленных сарацинских гнёзд входит в программу нашего праздника. Эй, музыканты, живей! Гряньте сарабанду!

Музыканты снова заиграли плясовой мотив, и сам великий магистр, несмотря на монашеский сан, ловко сделал тур с одной из привезённых красавиц. Его примеру последовали братья-рыцари, стеснявшиеся до того времени, и торжественный праздник превратился в оргию.

Вино, меды и пиво, любимое немцами искони, текли рекой. Сам великий магистр подавал пример невоздержанности, великий маршал, великий госпитальер и большая часть старейших братьев ордена ему подражали, а удивлённые гости-рыцари могли только достойно поддерживать весёлую компанию крейцхеров.

А между тем, менее чем в полуверсте кипел отчаянный смертный бой. Горсть храбрых славян со своим героем комендантом отчаянно защищалась от наседающей немецкой орды. Сотни штурмовых лестниц были приставлены со всех сторон к крепостице, и вооружённые немцы, прикрываясь щитами, медленно лезли по ним, словно морская волна затопляет во время прилива низменные берега!

Гром пушек смолк. Теперь камни могли побивать уже своих, и только крики команды да вопли боли и отчаяния мешались с лязгом оружия.

Бой на стенах превращался в страшную, ожесточенную резню одного против десяти! Жестоко, беспощадно разили польские мечи, но безмерно громадная разница численности всё превозмогла. Отбитые пять или шесть раз, немцы снова строились из-под палки своих начальников, и уверенные, что в случае отступления их тоже ждёт смерть, с каким-то диким отчаянием, словно осатанелые, лезли снова по лестницам, ломились в ворота и старались по брёвнам вскарабкаться на стену.

Штурм Золотырни

В бою ни рыцари, ни гости рыцарские не принимали участия, дрались только одни земские: хельминские войска да наёмные дружины, которых всё-таки много было в рыцарском войске.

Хотя вследствие двуличной политики императора они несколько опоздали с наёмом и Ягайло успел опередить их относительно чешских и валахских наёмных ратников, но зато в Германии было достаточно бродячей сволочи чисто немецкого происхождения, готовой продать свой меч тем, кто больше заплатит и позволит больше грабить.

Денег у немецких рыцарей были целые подвалы, а грабёж искони был введен у немцев в воинский культ. Воевать и не грабить?! Это было свыше понимания каждого немца-рыцаря или простого воина!

Шесть раз отбитые, шесть раз отброшенные от стен, немцы выстроились в седьмой раз и снова бросились на крепость. Силы защитников изнемогли. И герои могут чувствовать утомление. Руки отказывались владеть мечами. Латники сгибались от тяжести вооружения. Некому было защищать стену от нового напора тевтонских орд. Роковой час ударил, с громким криком победы немцы сломили последнее сопротивление героев и ворвались в крепость. Бой превратился в убийство!

Увидав рыцарское знамя над стенами Золотырни, великий магистр высоко поднял чашу с вином и крикнул «Хох!» в честь победителей.

— Хох! Хох! — дружно кричали кругом хозяева и гости. Ликование сделалось общим.

Было одно мгновение, что сам великий магистр сомневался в успехе приступа.

— Однако сарацины дерутся геройски! — заметил слегка подвыпивший французский рыцарь герцог Валуа. — Что ни говорите, бравые ребята!

— Они знают свою участь и защищаются как дикие вепри! — мрачно ответил его сосед, рыцарь Зонненберг, — они знают, что пленным не будет пощады!

— Как так? — француз даже весь вспыхнул, — разве вы не берёте пленных?!

— В начале войны — никогда, куда нам возиться с ними! — с усмешкой проговорил Зонненберг, — наш начальник не любит шутить с этой сволочью!

Француз отошёл в сторону. Ему, привыкшему биться в странах относительно цивилизованных, странно было слушать про подобное отношение к врагам. Убить в бою, искалечить, взять в плен и потребовать выкуп, даже продать пленного — он понимал, но убить безоружного врага считал преступлением.

Между тем, прерванный было известием о взятии города, пир продолжался с новой энергией. Теперь все без исключения присутствующие пустились в пляс, забывая и лицо, и сан! Так пляшут дикие каннибалы кругом костра, на котором жарятся их жертвы.

От города, взятого приступом, потянулась процессия. Вели несколько десятков пленных защитников, связанных по рукам и ногам, гнали целую толпу женщин и детей, захваченных осадой в крепости и теперь попавшихся в плен победителям.

Вид их был ужасен. Ограбленные, израненные, трепещущие за свою жизнь, несчастные женщины и дети истерически рыдали, жались друг к другу, и оглашали воздух душераздирающим стоном. Мужчины-воины упорно молчали. Их потупленные в землю взоры были мрачны. Большинство их хотя было ранено, но ни одного стона не было слышно из их рядов.

Всю эту