Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Есть ли какие-то специфические словечки, которые делают ивановскую речь особенной? Когда я приехал в Питер, то очень удивился, что там никто не знает слова «филатик». Он у них, оказывается, называется «камыш».
– Хотя он на самом деле не камыш и не филатик – это рогоз. Когда мы в детстве играли в мячик – говорили «чикать». Ведь «чикать» – это не бросать, тут сложно подобрать подходящий синоним. Но вообще это беда, что народный язык стремительно исчезает. Мы в школе и университете все-таки обучаем языку книжному, а народный язык и услышать скоро будет негде. Раньше, когда студенты выезжали на картошку, на практику, они с ним сталкивались. Для них эти встречи были юмористически-шокирующие – одна женщина в бане говорит: «Отдайсь – ошпарю», то есть «отодвинься», «подвинься». Иногда мы просто не понимали, о чем речь. Например, говорят: «Я нани испугалась». «Нани» означает «даже». Буквально в этом году, летом мы в Наволоках обменивались семенами помидоров, и одна женщина рассказывает: «Ой, это такой сорт – помидоры оденные». Я не поняла, попросила объяснить. «А когда их много». Я потом догадалась, что «оденные» – это когда помидоры густо-густо осыпают, одевают весь куст. Питерцы до сих пор удивляются, когда я говорю «Поди возьми там-то». «Поди»… Я даже не задумывалась, что это слово – ивановское. У нас еще сохранились прилагательные с суффиксом «л», которые когда-то были сродни причастиям, – вот в саду после дождя малина, она не мокрая, она моклая. В гостиницу приходишь, там белье лежит холодное, и оно как будто влажное. А оно не влажное – у нас всегда говорили «волглое» или «белье отволгло». Студенты у меня уже не знают этого слова.
– Я тоже не знаю. Я знаю «тенято» – по-ивановски «паутина».
– А еще есть значение: «Ты как тенято» – значит «медлишь, путаешься, долго собираешься», детям так раньше часто пеняли. Я много могу назвать подобных слов, но не могу сказать, что это сейчас все ивановское, потому что они почти ушли. Даже общепринятые слова забываются. У меня в группе всего один студент вспомнил слово «оторопь», а другие вообще этого слова не знали. Даже из средне интеллигентного круга уходит знание языка. А в простом народе оно вытесняется лексикой из телевизора. Сейчас все знают слово «вкусняшка», потому что оно из какого-то сериала. Все знают слово «тренд», хотя толком не сумеют объяснить его значения.
– Лучше бы знали «тенято» и «оторопь»!
Алексей Машкевич, журналист
– Я бы не стал никому рассказывать про особые красоты нашего города. Я бы сказал о том, что это город, где я родился, и город, из которого по большому счету мне ни разу не захотелось уехать, хотя он такой, может, и убогенький, и нелепый, из двух частей созданный и в этом дуализме вечно сам себя закапывающий. Это город, в котором я состоялся таким, какой я есть. Мне здесь интересно. Для меня главная достопримечательность Иванова – это люди, которых я знаю, которых я люблю или которых не люблю, но главное – я их знаю. Мое главное богатство – моя телефонная книжка, то, что я в любой момент могу позвонить кому-то, прийти к кому-то, пообщаться или, наоборот, помолчать, что иногда еще более ценно. Всегда найдется нужный человек.
– Как ты относишься к мифу о том, что Иваново – это «чертово болото»? У него есть реальная подоплека?
– Нас и «сучьим краем» называли, и чем угодно. Я думаю, каждый человек живет со своим чертовым болотом внутри, и у кого-то оно меньше, у кого-то больше. Кто-то его холит и лелеет, кто-то прячет, кто-то сам превратился в чертово болото, но эти люди для меня здесь не доминанты.
– Ты занимаешься политической журналистикой. Как бы ты охарактеризовал ивановскую политику и журналистику?
– Б… про б… А если в другую сторону – б… для б…
– Это и в девяностых годах так было?
– Всегда так было.
– Как ты из молодого художника сделался политическим обозревателем?
– Длинен был путь – через менеджмент и так далее. У меня в жизни есть два принципа – не врать и не делать того, что не приносит удовольствия. Я не приходил в журналистику специально. Как дети говорят – так получилось. Мне безумно интересно этим заниматься. У меня в жизни прослеживаются пятнадцатилетние этапы – первые пятнадцать лет я был ребенком, следующие пятнадцать лет я развивался как художник, следующие пятнадцать я развивался как медийный менеджер: создавал СМИ, руководил СМИ, занимался рекламой. А потом я ни с того ни с сего сел и стал писать. Сначала жена-журналист меня мучительно правила, теперь правит меньше.
– Нет впечатления, что журналистика и политика в Иванове становятся все более безликими?
– Это и на федеральном уровне прослеживается. Раньше был интерес людей. Люди были готовы покупать газеты. Когда ты последний раз покупал что-то информационное? Ты не готов платить за информацию, а на чем тогда вырастить журналистику? В журналистике остались только старые кони – Рахманьков, Мокрецов, Машкевич. Нам всем уже около пятидесяти, а новые откуда возникнут? Площадок-то нет. Сейчас время блогеров – сделал бесплатный сайт, написал туда чего хочешь, не задумываясь ни о чем…
– И ни для кого. И ни за чем.
– Вот ты всю картину и обрисовал.
Станислав Кузнецов, поэт
– Вам нравится Иваново?
– Еще бы не нравилось – я больше нигде и не был.
– Но к вам, наверное, друзья приезжали – вы их водили, показывали наш город: что тут есть интересного…
– Откуда друзья? Никто ко мне не приезжал. Разве я кому-то нужен? Мне бы в монастырь уйти, но туда нужно, чтобы кто-то пропихнул.
– А вы верующий человек?
– Не в этом дело… Я в церковь хожу, мне нравится, как поют. Умереть боюсь… Не смерть страшна, а неизвестность – что там будет.
– Пишете что-нибудь новое?
– Вот, – показывает на исчерканный карандашными каракулями перекидной настенный календарь за прошлый год. – Тут какие-то мгновения, мысли.
– У вас книжка стихов скоро выходит, а вы как будто и не очень рады.
– Рад. Не знаю, как выразить. Хочется быстрее в руках подержать.
– А раньше бы больше обрадовались, если бы
