Книга про Иваново (город incognito) - Дмитрий Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как у вас появляются лошади?
– В основном лошади тут и рождаются. Иногда покупаем, когда есть возможность, но это редко. Пульсара купили – он «миллионник», миллион рублей стоит.
– А есть у вас любимый жеребец?
– Он не жеребец – он мерин уже, к сожалению. Я на нем начинала.
– Как его зовут?
– Артист, буденновской породы. Его сюда привезли из кохомского манежа – он еще был молоденький. Сейчас ему одиннадцать лет. У лошади год считается как четыре человеческих.
– Чем он вам понравился?
– Характер интересный – вредный такой, не знаю. Просто полюбила, и все, это не объяснить.
– А вредность у Артиста в чем выражается?
– Заходишь в денник – он может отвернуться, подходишь с другой стороны – он опять отворачивается, уши закладывает, вроде говорит: «Отстань от меня, не хочу ничего делать». Как только морковь достанешь – сразу он тебя любит. Был такой случай – он однажды на ногу мне наступил. Испугался чего-то. Там цепочка болталась. Он мне ей по глазу заехал – синяк в пол-лица, но ничего, обошлось. Вообще лошади – пугливые создания.
– Многие их боятся.
– Боятся по незнанию. Их очень легко напугать на самом деле. Они впечатлительны, и это всегда надо учитывать. Артист, когда был жеребцом, за счет своего нрава прыгал гораздо лучше – на соревнованиях с серией барьеров брал сто двадцать, а одиночные барьеры мог прыгнуть еще выше: сто тридцать, сто сорок. Потом, когда его кастрировали, у него жизнь началась другая. С прыжками он стал лениться, темперамент потерял, но для спорта, особенно для детской спортивной школы, как у нас, мерины считаются продуктивнее – они спокойнее, флегматичнее, с ними проще ладить. А жеребца периодически может переклинить. Он реагирует на всех кобыл, отвлекается. Кобыла тоже время от времени приходит в охоту. Кобылы – все-таки женщины, и как она себя поведет – загадка для всех. Мерины предсказуемее.
– Вы Артиста сами объезжали?
– Нет, Артист к нам попал уже объезженный. Мой тренер, Александр Алексеевич, садился на него, работал его, прыгал.
– В чем заключается техника объездки?
– Для лошади устанавливается начальный тренинг – гоняют по манежу, чтобы она бегала, качала мышцы. Потом постепенно переходят на корду – гоняют на привязи, потом на спину лошади надевают вальтрап и седелку. Седелка – это подобие седла, кожаная штучка, снизу ее подпруга – как на седле. Важен момент, чтобы лошадь привыкла к тому, что подпруга слегка сжимает ей грудную клетку. С седелкой погоняют – лошадь с ней освоится. Потом кто-нибудь смелый подходит и пытается на нее запрыгнуть – не в плане сесть, а лечь на живот, поперек спины, посмотреть, как лошадь будет реагировать. Потом пробуют уже надеть седло. Надели седло – стремена опускаются, лошадь бежит, они бьют ее по бокам, – ей надо дать время привыкнуть к этому. Потом человек уже начинает садиться, налаживает с ней контакт, учит командам, чтобы лошадь слушалась приказов ноги. За понимание ее всячески награждают – сахар, морковь, сухари сразу в зубы.
– Почему они сейчас так храпят, рычат?
– Время обеда. Те, кого еще не накормили, нервничают, напоминают конюху: «Мы здесь, нас надо покормить».
– Существует ли некий «лошадиный язык»?
– Когда одна наша сотрудница заходила в денник, никто из лошадей ее еще не видел, а один жеребец уже кричал на всю конюшню – не так, как они сейчас кричат: овса просят, – а ласково угугукал. Они по нюху узнают, по шагу. Если человек долго за лошадью ухаживает, она сразу слышит – идет мой человек, он сейчас мне что-то принесет, дай-ка я ему издалека крикну: «Ау! привет!» Очень приятно, когда лошадь тебя так зовет.
– А Артист вас узнавал?
– Нет, он недоверчивый. Потом, спорт есть спорт – одного жокея сняли, другого посадили. Артист с опаской в итоге ко всему относился – кому верить? Он думает: «Сегодня ты придешь, завтра другая. Чего я буду тебе угугукать?» В чем-то он прав.
– Чего они слушаются – силы? ласки?
– Все вместе. Женщины больше лаской с ними пробуют, мужчины силой – кто на что горазд.
– А кто самый строптивый у вас в конюшне?
– У нас был жеребчик Феномен – вот он был разбойник! С Честером, с Артистом можно договориться, а с этим – попробуй! Появился он так – нам привезли кобылу Нику, она была жеребая – у нее родился этот самый Феномен. Он был такой хорошенький, лапушка, все его любили. Он здесь рос – они с мамой гуляли летом во дворе, на вольных хлебах. Потом он рос-рос, рос-рос и стал такой злой – ничего не боялся, даже не смелый, а отчаянный: мог на мужика пойти. Мы не знали, чего от него ожидать. Все к нему ходили с вилами – реально боялись. Он не воспринимал, кто на него идет: конюх-мужик с вилами или девочка с недоуздком – ему было без разницы.
– Он остался необъезженным?
– Нет, заездили, но к работе с детьми мы его не допустили, потому что это было бы рискованно. Потом его отдали другим владельцам. Интересный момент – как-то поехали на соревнования в Кострому, идем по конюшне, смотрим – наш Феномен! Узнали его сразу, но его кастрировали, и он стоял просто тюфяк тюфяком. Можно было свободно зайти к нему и погладить – характер изменился до неузнаваемости. Мы расспросили тамошних конюхов – они сказали, что на нем сейчас ездят учебные группы, дети, все его очень любят, никаких проблем.
– А как вы оказались жокеем и тренером?
– Я, собственно, мимо проходила и не смогла не зайти. Я всегда знала, что тут есть манеж, жила недалеко. Мне было семнадцать лет – я была уже взрослая, меня не хотели брать. Тренер сказал: «Ты чего пришла? Ты уже старая, иди отсюда». Но я очень хотела. Я говорю: «Ладно, я ездить не буду – дайте мне денники почистить, дайте мне лошадей почистить», – и вот постепенно втянулась. Потом выполнила первый разряд – меня позвали работать тренером. Я первый год не согласилась, потому что испугалась ответственности за работу с детьми, а потом думаю – была не была, все равно надо: если продолжать заниматься, надо здесь работать. Так и осталась. Но мы как работаем: у нас тренер – не тренер, конюх – не конюх, сторож – не сторож… Никто никакой работы не чурается.
– Один за всех и все за одного? Я иногда думаю, что сам решил попробовать заниматься верховой ездой только потому, что в школе