1356 - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роланд наконец отвернулся от приближающихся французов. Его забрало было поднято, он нахмурился.
— Сдаться в плен?
— Лабруйяд стоит целого состояния, — объяснил Робби. — Если для него дела пойдут плохо, он просто сдастся в плен. Он скорее заплатит выкуп, чем ляжет в могилу. Так ты поторопишься?
— Боже ты мой, — произнес Роланд. Он не задумывался о такой вероятности, но ведь это было так очевидно! Он мечтал о том, как освободит Бертийю своим мечом, но Робби был прав. Лабруйяд ни за что не станет драться. Он сдастся.
— Поэтому убей его очень быстро, — сказал Робби. — не давай ему возможности сказать ни слова. Быстро бросайся на него, не обращая внимания на мольбы о пощаде, и убей.
Он помедлил, наблюдая за Роландом, который вновь обратил взгляд на приближающегося противника.
— Если, конечно, он там, — добавил Робби.
— Он там, — с горечью произнес Роланд. Теперь он увидел зеленого коня. Он находился на левом фланге французов, в арьергарде колонны короля.
Ему придется каким-то образом пробить себе путь через всю колонну, если он хочет освободить Бертийю, и он знал, что это безнадежно. Ему придется убить слишком многих, и даже если он в этом преуспеет, то даст Лабруйяду слишком много времени для того, чтобы заметить приближающуюся смерть.
Робби был прав, ему нужно убить быстро, а он не знал, каким образом это можно сделать.
И в этот момент раздался топот копыт. Он обернулся и увидел всадников, собирающихся под деревьями, и предположил, что они готовятся к атаке.
— Мне нужна пика, — произнес он.
— Нам нужны две пики! — добавил Робби.
Они развернули лошадей и отправились искать пики.
Граф Лабруйяд обо что-то споткнулся. Его забрало все еще было поднято, но вниз смотреть было трудно, потому что нижняя кромка шлема, защищавшая его челюсть, упиралась в бармицу и верх толстого нагрудника, но он заметил брошенную булаву в пятнах крови и волосах.
В животе забурлило. На земле тоже была кровь, очевидно, вытекшая из воина, пытавшегося отползти или прохромать обратно после первой атаки на англичан. Он замедлил шаг, убедившись, что находится в самых последних рядах королевской колонны.
Сразу за ним находились барабаны, барабанщики били своими палочками по натянутым козьим шкурам, производя жуткий, оглушающий шум. Бряцали доспехи.
Граф весь взмок, пот стекал по лицу и щипал глаза. Он устал от долгой ходьбы вниз с плоской вершины холма, а теперь приходилось еще хуже, потому что он шел вверх, каждый шаг доставался с усилием, мышцы на ногах причиняли лишь боль, в животе бурлило, и он чуть не обделался.
Он споткнулся о растоптанную виноградную лозу, но смог устоять на ногах. Протрубили горны.
Кто-то крикнул:
— Стрел нет!
— У ублюдков кончились стрелы!
— Можно не опускать забрало! — прокричал еще кто-то, и как раз в этот момент слева мелькнула стрела, вонзилась в ряды воинов и, скользнув по наплечнику, наконечник-шило вошел в землю.
Прилетало всё больше стрел, и все французы начали опускать забрала. Звук стучащих по доспехам стрел походил на град из металла.
Один из барабанщиков был сражен и упал навзничь, с огромным барабаном поверх окровавленного живота, извергнув из себя смесь крови и рвоты.
— О Боже, — простонал граф Лабруйяд. В его желудке бултыхалось вино. Он почувствовал тошноту. Многие всю дорогу пили для храбрости, а теперь вино рвалось обратно, и он споткнулся, пробираясь вперед.
Он почти ничего не мог разглядеть через узкие щели забрала. Он хотел лишь, чтобы из его кишечника ничего не вылилось и чтобы этот ад закончился.
Он молил Господа, чтобы эти воодушевленные глупцы впереди атакующих прорвали английский строй и добили вражеских глупцов. Если повезет, он сможет захватить пленника, за которого получит большой выкуп, но по правде говоря, ему было всё равно. Он просто хотел, чтобы все это закончилось.
Поток стрел истощался. У лучников на правом фланге англичан их осталось совсем немного, и большинство побросали луки и взяли в руки алебарды или булавы, наблюдая, как враг приближается к изгороди.
Король Франции направлялся в сторону самого широкого проема в изгороди, где заметил большое знамя, обозначающее присутствие там принца Уэльского.
Его сын Филипп находился рядом в окружении защищавших их воинов. Еще семнадцать человек надели цвета короля, чтобы обмануть англичан.
Все они были прославленными рыцарями, членами королевского ордена Звезды, план заключался в том, что англичане погибнут, атакуя их, и тем ослабят свою армию.
— Держись рядом со мной, Филипп, — сказал король сыну.
— Да, отец.
— Сегодня в Пуатье мы устроим праздник, — добавил король. — У нас будут музыканты!
— И пленники?
— Дюжины пленников, — ответил король Иоанн. — Сотни пленников! И мы сошьем тебе ночную сорочку из жиппона принца Уэльского.
Филипп засмеялся. У него был меч и щит, хотя никто не ждал, что он будет драться, и четыре рыцаря Звезды были назначены его защитниками.
Передние ряды французов теперь стекались к проему в живой изгороди.
— Да здравствует Сен-Дени! — кричали они. — Да здравствует Сен-Дени!
Строй атакующих стал неровным.
Охваченные воодушевлением подались вперед, а трусоватые намеренно медлили, и французский строй деформировался. Англичане молчали. Король бросил на них взгляд сквозь идущие перед ним ряды воинов и увидел серый ряд потрепанной стали под изодранными флагами.
— Сен-Дени! — прокричал он. — Да здравствует Сен-Дени!
Кардинал Бессьер находился в сотне шагов позади атакующих французов. Он был по-прежнему верхом и в сопровождении отца Маршана и трех латников.
Он был в ярости. Предполагалось, что французскую армию ведут люди, знающие свое дело, опытные воины, но первая атака всадников полностью провалилась, вторую отразили, а теперь по меньшей мере половина армии покинула поле боя, некоторые даже не пытались сражаться.
То, что должно было стать легкой победой, висело на волоске, но несмотря на свой гнев, он по-прежнему держался уверенно. Колонна короля была сильнейшей из трех и состояла из людей с отличной репутацией.
Это были свежие силы, а враг устал, и с Божьей помощью король одолеет врага. Орифламма по-прежнему развевалась. Кардинал подумывал вознести молитву, но обычно он не решался положиться на помощь Господа, предпочитая доверять собственному уму и хитрости.
— Когда англичане будут разгромлены, — сказал он отцу Маршану, — не забудь забрать Злобу у этого шотландского животного.