1356 - Бернард Корнуэлл

Томас видел, как француз стиснул зубы, а его лицо передернулось от отчаянных усилий. Он парировал удар другого топора, а потом закричал, когда второй лучник рассек его бедро.

Француз попытался воткнуть в противника меч, выплевывая сломанные от усилий зубы, но этот отчаянный удар был отражен, и топор с хрустом опустился на лицо, а шип алебарды вонзился в живот, тело содрогнулось в чудовищном спазме, когда он умер. На мгновение лицо, выглядывающее из-под шлема, залила кровь, но когда лучники встали на колени, чтобы обыскать тело, она уже исчезла.

Кин спешился и стоял над трупом, живот которого был рассечен алебардой ирландца. Кишки вывалились на жнивье, а рядом с трупом находился одетый в ту же ливрею с желтыми кругами на голубом поле человек постарше с бледным морщинистым лицом, седыми волосами и аккуратно постриженной бородой.

Он носил латы с золотым распятием, украшавшим нагрудник. Лицо было искажено страхом. Очевидно, он сдался в плен Кину, потому что ирландец держал в руках шлем француза, увенчанный крестом и длинным голубым пером, развевавшимся сзади.

— Говорит, что он архиепископ Санса! — сказал Кин Томасу.

— Тогда ты богач. Не отпускай его. Убедись, что никто его у тебя не украдет.

— Этот парень пытался его защитить, — Кин опустил глаза на выпотрошенного воина. — Не очень-то умное решение.

В центре поля шла жестокая схватка, и Томас, взглянув в том направлении, увидел, что французский королевский штандарт еще развевается. На защитников знамени наседали с дикой яростью в попытке пробить путь к королю Иоанну.

Томас проигнорировал эту группу и поскакал южнее, где заметил людей, бегущих вниз по холму в сторону реки Миоссон, но там уже ждали лучники графа Уорика, и французы бежали навстречу смерти.

Кто-то окликнул Томаса, он обернулся и увидел Джейка, одного из своих лучников, ведущего на лошади пленного. Тот носил жиппон с сжатым красным кулаком на фоне оранжевых и белых полос, и Томас не мог удержаться от смеха.

Это был Жослин Берат, поклявшийся отбить Кастийон д'Арбизон.

— Он говорит, что сдастся только тебе, — сказал Джейк, — поскольку я не лорд.

— Как и я, — произнес Томас, а потом перешел на французский. — Ты мой пленник, — сказал он Жослину.

— Такова судьба, — безропотно отозвался Жослин.

— Кин! — прокричал Томас. — Здесь еще один, кого нужно сторожить! Присмотри за обоими, и ты богач!

Томас снова повернулся к Джейку:

— Охраняй их как следует! — воины часто затевали стычки, оспаривая принадлежность пленников, но Томас рассудил, что эллекенов достаточно, чтобы защитить архиепископа и графа Берата от чьих-либо поползновений.

Томас пришпорил коня и направился на север. В этом направлении бежало еще больше французов, отчаянно пытавшихся добраться до безопасного Пуатье. Немногим, очень немногим, удалось отыскать своих лошадей или отнять лошадь у англичанина.

Большинство бежали, спотыкаясь, постоянно подвергаясь нападениям мстительных преследователей, но один скакал прямо на Томаса, и он узнал пегого коня и красное сердце Дугласа, хотя сюрко был настолько пропитан кровью, что на мгновение Томас решил, что он черный.

— Робби! — позвал он, радуясь, что встретил друга, но потом увидел, что это не Робби, а Скалли.

— Он мертв! — крикнул Скалли. — Предатель мертв! А теперь твоя очередь! — он держал в руке Злобу, чей ржавый клинок имел жалкий вид, но был обагрен кровью.

— Выглядит дерьмово, — сказал Скалли, — но это умное оружие.

Он потерял шлем, и в длинных прямых волосах позвякивали кости.

— Я отсек этому сраному Робби голову, — заявил Скалли.

— Один взмах магического меча, и сраный Робби отправился в ад. Видишь? — он осклабился и показал на свое седло, где Томас увидел окровавленную голову Робби, привязанную за волосы.

— Люблю оставлять сраные сувениры после битвы, а этот осчастливит его дядю, — он расхохотался при виде выражения лица Томаса. На шотландца никто не нападал, потому что любой англичанин или гасконец считал, что всадник, не бегущий на север, должен быть на их стороне, даже если, как Скалли, не носит красный крест Святого Георгия.

И теперь Скалли восседал на украденной лошади.

— Может, предпочтешь мне сдаться? — спросил он, а потом внезапно вонзил в коня шпоры, так что тот скакнул прямо на Томаса, застав его врасплох, и он смог лишь ткнуть в шотландца алебардой, а Скалли легко избежал этого неуклюжего удара и взмахнул древним клинком в сторону шеи Томаса, пытаясь обезглавить его, как и Робби.

Томас отдернул алебарду, приподняв ее, и каким-то образом смог отразить удар. Меч и алебарда столкнулись с жесточайшей силой, и Томас подумал, что старый меч должен сломаться, но Злоба осталась цела, а Скалли с ужасающей скоростью размахнулся и нанес удар.

Томас пригнулся. Злоба ударила по шлему, срезав верхнюю часть, и Томас инстинктивно дернул поводья влево и увидел, как меч возвращается, быстрый, как змея, и нацелен на его лицо.

Ему удалось отклониться от пути меча, но он заметил, в какой опасной близости мелькнуло широкое острие. Он попытался проткнуть шотландца шипом на конце алебарды, но Скалли легко отбросил тяжелое лезвие обратно и снова нанес удар, на этот раз вертикально вниз, и клинок с такой силой опустился на шлем Томаса, что наполовину его оглушил, в глазах заискрило, но сталь бацинета устояла, несмотря на то, что он покачнулся в седле, с хрипом пытаясь собраться и нанести удар своей алебардой.

— Боже милосердный, до чего же ты хилый, — дразнил его Скалли. Он ухмыльнулся, ткнул Томаса мечом и захохотал, когда Томас покачнулся в седле.

— Пора поздороваться с дьяволом, англичанин, — сказа Скалли и отвел Злобу назад, чтобы нанести решающий удар, и Томас бросил алебарду, высвободил левую ногу из стремени и прыгнул на шотландца.

Он сомкнул руки вокруг его груди и крепко сдавил, выдернув Скалли из седла, так что оба свалились на землю, и Томас оказался наверху.

Со всей своей силой лучника он ударил Скалли в лицо кулаком, покрытая сталью латная перчатка раздробила скулу и нос.

Он снова ударил, а Скалли попытался его укусить, и Томас вновь направил в его лицо перчатку, но на этот раз распрямив пальцы, которые вошли прямо в левый глаз.

Шотландец издал гортанный вопль, когда вытек глаз, а потом Томас боднул его головой в шлеме и скатился с него, схватил правую руку Скалли, выкрутил ее и выдернул меч.

— Ублюдок, — сказал он, держа меч обеими руками, левая лежала на рукояти сверху, а правая снизу, он приложил клинок к глотке Скалли и надавил со всей силой, чтобы меч прорезал пищевод, сосуды, сухожилия и мышцы. В глотке Скалли все еще булькало, и струя крови хлынула в лицо Томасу, а он продолжал давить, пока рывками выливалась теплая кровь, а потом этот поток ослаб, но Томас все еще резал и давил, пока древний клинок на дошел до кости.