День цветения - Ярослава Кузнецова

— …? — спросили сверху.

Я не понял. Отошел подальше, поднял руки, демонстрируя отсутствие оружия.

— …?! — грозно потребовали сверху.

Маленький Человек советовал вообще ничего не говорить, притвориться немым, отдать кинжал и уходить. Но я слышал — открывать мне никто не торопился. Пришлось опять вступить в борьбу с лиранатом:

— Я принес… важную вещь. Очень важную вещь. Я имею долг… должен дать… отдать. Господину. Маленькому господину.

Стражи пришли к некоему решению. Двое спустились-таки открыть ворота. Однако оставшиеся наверху нацелили на меня свое оружие. Я почувствовал, как невидимые струны соединили мой лоб и острые наконечники их стрел. Позвоночник свело ожиданием.

В воротах открылась небольшая дверка, приглашая внутрь. Там горели факелы. Я терпеливо ждал, когда ко мне выйдут. Стражники что-то раздраженно бубнили.

— Важная вещь, — сказал я, — для маленького господина.

Достал пятипалый кинжал, положил его на землю и отступил на пару шагов. За воротами ругались. Я повернулся спиной и, стараясь не спешить и не провоцировать стрелков, двинулся прочь.

— …! — неслось вслед. Стражи требовали, чтобы я вернулся. Как бы не так.

Двое людей выбежали за мной. Вспыхнули огни, залязгало железо. Я не выдержал и побежал, часто оглядываясь. Фью-ю-ю! — пропела над ухом стрела.

Пропасть! Мне всего-то надо было отдать кинжал Маленькому Человеку! Я же вас, проклятых трупоедов, предупредить хотел! Помочь вам! А вы сразу стреляете!

Фью-ю-ю! Фью-ю-ю! Я расправил крылья и прибавил скорости. Ветер, несущий стелы, словно опомнился и протянул мне ладонь. Белая земля и страшный черный замок накренились, провалились под ноги. Фью!.. пискнула на излете последняя стрела.

Не достанете. Уже не достанете. Слишком высоко, слишком далеко. Пропасть. Ладно, кинжал я отдал. Теперь надо дождаться Маленького Человека. Вернусь в рощицу у дороги и подожду.

Колдун грозил, будет много трупов, если я предупрежу людей из Треверргара. Я передам эту угрозу Маленькому Человеку. Он умный, хоть и маленький. Он придумает. Он обязательно что-нибудь придумает.

Адван Каоренец

— Я тебя ждала, ждала, — фыркает она сердито, — Телохранителей выставила. Думаешь, это просто? Ты совсем не ценишь моих стараний!

Хороша, Сущие, как хороша! Что во гневе, что — гм, наоборот… Не женщина, а мечта.

— Как ты можешь такое говорить! Я о тебе только и думаю, я ж сюда приперся только из-за тебя, лошадь чуть не загнал… — беру ее за руку, что за пальцы, боги… — Ты — как пламя, как огонь несгорающий, я последний разум теряю… — губами осторожно — от кисти к запястью, левой за талию перехватить…

— Приехал, — отталкивает, хмурится, — На этом твоя решимость и кончилась. Сдается, вовсе не ко мне ты приехал, а из-за Ульганара.

Ульганар?

— Какой еще Ульганар? — не хмурься, свет мой, хочешь — наизнанку вывернусь, только не хмурься! — А, да, Ульганар, — Ульганар — это Гер. Командир мой. — Черт возьми, я же всю ночь с этими постами… возился, пока будущая смена дрыхла, посты — они тоже усталые, их дрючить надо, но, Иверена… — полшага, и она опять — близко-близко, жаром обдает, — Ну, сама подумай, — шепчу я, — Ну, как я мог исчезнуть неизвестно куда…

— Я-то думаю, — снова отталкивает, но руку не отнимает, — Я тебе тоже кое-что могу рассказать. Тебе кажется, так легко выставить телохранителей, напоить Гелиодора этой отравой, он и так еле дышит!..

— Прости меня, — кругом перед тобой виноват, мужлан неотесанный, солдафон из казармы… — Прости, милая, я понимаю, я вообще восхищен твоей ловкостью. Тебя бы к нам, в Каорен… — руки на плечах ее, вот схватить сейчас, в плащ завернуть и… — Но я же на виду должен быть, я ведь — гирот, на меня и так косо смотрят…

Дознаватель вон, кочерыжка старая — знай принюхивается, наследник крови-то… А, провались оно все!

— Отговорки, отговорки, — смягчается она, голос хрипловатый, низкий. — За шкуру свою трясешься. Нет в тебе истинного пыла, одна видимость, — но не вырывается.

Простила!

— Хочешь — прямо сейчас все брошу, через стену тебя перенесу, и… а, черт, зима на дворе!

Здесь тебе, братец, не Каорен. Здесь снег зимой лежит.

— Вот-вот, — усмехается, а в глазах бесенята прыгают, — Сразу вспомнил, что — зима.

— А ты холода не боишься? Слушай, давай смоемся прямо сейчас, что ночи ждать, да и на улицу вовсе не обязательно…

И она уже почти сказала "давай", но тут откуда-то снизу донеслись истошные вопли:

— Тревога!

— Тревога!

— Тьфу ты! — от более пространного высказывания удержался с трудом.

— Ну, что там еще? — капризно морщится Иверена.

— Это ты у меня спрашиваешь? Вечно у вас тут что-то происходит! Не дом, а бардак какой-то! Сейчас я, узнаю и вернусь.

Тут сверху, со второго этажа, мимо нас пробежали два кальсаберита и секретарь дознавательский. Покосились.

У, чтоб вам!

Я побежал за ними.

Вниз по лестнице, во двор. Там народ толпится. Замковые, просто слуги, кальсабериты черно-белые… Черт побери, ни днем ни ночью покоя нету. Что там еще у них?

- …а тут оно как взлетить!

— Да ну тя, спьяну, небось…

— Провалиться мне! Скажи, Дылда!

— Слушайте, прекратите орать все хором! — это Гер. — Докладывайте по порядку.

— Значитца, так. По порядку, стало быть. Пришел парень чернявый, почал господина какого-то требовать, вещь, грит, передать. Мы с Мальцом-то его спрошаем, кто, дескать, да откель, а он вот ентот вот кинжал наземь поклал, да и пошел.

— Как так и надыть! — встревает Малец, — Я ему "стой, стрелять буду!", — а ен…

— Заткнись. Дальше давай, Дылда.

— А че дальше-то? Взлятел ен да и почесал во-он тудыть.

— То есть как это — взлетел? — хмурится Гер. — Что же у него, крылья, что ли?

— А то! Мы ж те про чего и толкуем! Крылишша — о! — длины рук Дылде, конечно, не хватило.

Пробиваюсь к Геру.

— Что случилось-то, командир?

— Они утверждают, что некто пришел и принес вот это, — показывает дагу-трилезвку, вполне приличную, кстати, — А при попытке задержания — улетел.

— Гм, — изрекаю я, — Да. Бывает.

— Пятеро! У них что, галлюцинации?

— Подождите, господин Ульганар. Позвольте-ка мне задать молодым людям несколько вопросов.

Отец Арамел. След взял, "пес сторожевой". Нечисть летающая и так далее…

Я только собрался сообщить, что галлюцинации тут ни при чем, что просто приняли ребята лишку, а, чтоб не пахло — зажевали чем… Но тут в калитку вошли трое очень мрачных парней, со смутно помнящимися физиономиями, тоже из Треверргарской стражи. И остановились у стены. И один из них сказал глухим голосом: