Воспитанник Шао.Том 1 - Сергей Разбоев

Глаза патриарха теплели.

— Важно, когда мировоззрения каждого находят общую тропу. Тогда жизнь в силах победить любые противоестественные течения отдельных личностей и группок.

Генерал поклонился. Все встали. Офицеры раскланялись, неторопливо пошли к машинам.

— Полковник Чан, — тихо обратился настоятель, — погодите минуту.

Чан остановился. Его провели в боковую небольшую комнатку. Там уже сидели Патриарх, Ван, еще трое настоятелей.

— Полковник Чан… — без задержки бодро заговорил Пат.

Офицер был немало обескуражен тоном старейшины. Но тот без тени смущения твердо продолжал:

— Что бы ни говорил ваш шеф, для нас он не имеет той убедительности, которую внушаете вы. Вы ближе сошлись с нами. Больше чувствуете народ и землю, на которой стоите…

Чана заинтриговал полный жизненного таинства слог уважаемого Патриарха. Он молча кивнул.

Патриарх в быстром темпе говорил:

— Генералу шестьдесят восемь. Его время отходит. Не имеет смысла предугадывать, кто займет его кресло. Логикой неопределенности пользуется начальство при назначении чиновников на ключевые посты. Но при всем остальном мы надеемся, что вы сумеете сохранить за собой свое место. Только в таком варианте может быть сохранено то отношение между нами, которое имеется сейчас. В противном случае ничто не удержится на прежних позициях. Поэтому, надеясь на слово порядочного человека, мы хотели бы устно заручиться от вас предложением о конкретном взаимовыгодном сотрудничестве и взаимной помощи. Со своей стороны мы обещаем вам и свою помощь, и те отношения деловитости, которые на руку нам. Мы не настаиваем на немедленном ответе. Когда вам будет угодно, вы сможете нам дать знать.

Чан выпрямился.

— Я сейчас готов дать вам согласие, но при том, что наши отношения не найдут гласности. Те силы, которые стоят против меня, достаточно могущественны, чтобы и меня сдвинуть в тень от активной позиции.

— Мы знаем ваших противников, — уточнил жестким голосом Ван. — Их земной путь отбивает последние поклоны.

Полковник задумался, но не дал волю лишним измышлениям.

— Если это действительно так, то, думаю, ничто не помешает нам быть полезными друг другу. Тем более, что позиции наши в отношении Человека идентичны.

— Мы верим вам, полковник.

Чан поклонился.

— Почтенный отец, со дня на день к вам прибудут люди центра с приглашением на аудиенцию к секретарю совещательного комитета.

— К Пигмею?

— Да. Мое мнение: не стоит с ним искать истину в словах. Коварен, кощунственен. Подл, нечист.

— Мы знаем. Сейчас он в Пекине. Но в Шанхае можем поговорить с ним. Мысли противника более видны в разговорах.

— И все же я не решился бы что-либо иметь с ним.

— Спасибо, полковник, мы все обдумаем. Чан поклонился.

Глава седьмая

ТАЙ ЦИ

«Великий предел»

Монахи "Направленной воли» вышли из автомашин и почтительно стали в скорбном молчании поодаль от ворот пагоды с желтой крышей. Саркофаг, обитый желтой бахромой, поставлен на невысокие деревянные подставки шагах в тридцати от храма.

У стен самой пагоды стояли молодые отроки в две шеренги, численностью более ста человек. Все в желтых балахонах, подпоясанные такого же цвета поясом.

Минут десять длилось покойное молчание. Неожиданно тяжелый скрип открываемых ворот придавил настороженную тишину скорби и тягостных раздумий. Взоры присутствующих обратились к темному проему, из которого медленно появлялись старцы в почти добела выцветших рясах, седины их также были бледно-желты.

Вид первого был совсем неживым. Иным разумом веяло от дрябло натянутого лица. Выходил он медленно, как бы привыкая к яркому свету.

Фу Цинь вполголоса пояснял товарищам, пока старейшины «Великого предела», согласно своим обрядам, подходили и выстраивались вдоль гроба с телом их брата.

— Сейчас вы видите старейшего из старейших «Белого лотоса»: архара, одного из потомков великих Цзянь Сань Фэня, Цэяу Фуниня. Это тот, на которого не смеет поднять руку ни один, кто прикоснулся к тайнам У-шу. Участник восстания середины прошлого века. За последние сорок лет я лишь трижды видел его на собраниях вершины «Лотоса», да на погребениях великих сектантов братства. Раньше появлялся значительно чаще, пока не перенял звание от легендарного Ти Пока. Цэну сейчас под сто сорок. Но как он держится! Только складки высохшей кожи выдают его возраст, но и то не в полной мере.

Справа и слева от него — преемники. Они старше меня на десять—двадцать лет. Остальным в пределах ста.

Ересиархи «Предела» выстроились перед телом. Фу Цинь и приехавшие с ним низко поклонились.

— Я рад видеть и слышать тебя — доблестный брат и боец — «Направленной воли», умудренный сын «Белого лотоса», — голос архара неестественно скрипел на низких продуваемых звуках. — Я уважаю тебя, ценю, как брата, старейшину нашего союза. Ты близок мне своим разумом, мыслями, добрыми делами. Не в укор будет сказано, но в последние годы новости, поступающие с твоей стороны, приносят мне некоторые огорчения, тяжелые раздумия, настороженность к бытию мирскому. Вот и сейчас я вижу тело одного из своих сподвижников, для которого мерило человечности было выше боязни за свои бренные останки. Меня уже оповестили обо всем, что произошло в Великом городе. Пока тело его сытилось жизнью, он сделал все, что от него требовалось. Сейчас мне нужно знать, кто те нечеловеки, которые смели поднять грязные руки на светлые помыслы нашего брата и сына.

Фу Цинь еще раз поклонился.

— Уважаемый людской мудростью и светлой памятью достопочтимый отец, не отринь правду земную: она всегда была горька, неправедна, неожиданна для слуха принимавших ее. Но она нe позволяла выжить во все времена, ибо оставалась правдой. Правдой горькой, но существующей — от того и праведной. Дитя малое не обманет — но оно беззащитно. Не обманет правда — но она на протяжении жизни рода людского так и не познала настоящего защитника своей добродетели. Истина глаголет устами младенца, но кто из живущих прислушивается к его лепету. Чего стоит слово, если оно беззащитно. Правде так и не вали прорасти до истинных размеров веры, гуманности. Верь мне, святейший, яко младенцу лепечущему, ибо за век свой я не смел ни словом единым, ни делом сущего нарушить правды истинной. Опираюсь на совесть свою, обращаюсь к тебе и глаголю тому, от кого люди, живущие сейчас и жившие ранее, не слыхали слов, недостойных слуха. Пал ваш и наш верный брат, достойный сын Лотосов от мерзких и подлых рук палачей банды «Синие фонари». Они использовали весь арсенал своих средств дознания, чтобы вырвать из уст достойного потомка «Великого предела» слова, дающие преступникам право следующею хода. Он оказался выше звериной злобы убийц. Архар поднял руку.

— Спасибо, близкий по духу и крови брат, спасибо. Слова твои достойны тебя, достойны «Лотоса». Я верю тебе, как себе, своим мыслям.

С этими словами старец подошел к гробу. Жестом приказал скинуть покрывало. Обезображенный живот еще не был дошит, места пыток темно выделялись на одеревеневшем теле. Ересиарх легко коснулся пальцами лица и медленно, прощупывая, повел рукой по телу. В некоторых местах он останавливал движение, обводил пальцами место и вел дальше. Внешнего касания ему оказалось достаточно, чтобы сделать заключение.

— Ты прав, Фу Цинь. Многое из того, что известно за стенами монастырей, использовали эти ублюдки в человеческом облике. Он сумел отойти раньше в Мир Абсолюта, чем они полностью смогли обезобразить тело. Ну что ж, — старик живо обернулся к старейшинам. Лик стал мертвяще зловещим. Скрюченные пальцы, в виде паука, поднялись вверх, — месть за месть. Мы не искали встреч. Нас нашли. Пусть сами, со своими потомками жалеют об этом. Мимо них меч возмездия не пройдет. Главари зловонной банды будут тридцать три дня стенать в муках на столбах отпущения грехов, — при этих словах архар показал на высоченные бревна в отдалении. Вернее, то были деревья, обтесанные для определенных целей. — Душа нашего брата возликует от этого зрелища. Порошок истины и возвеличивания души мало кому приходилось испытывать. Этих бездомных бродяг некому будет пожалеть. Тридцать три дня для ниx, и ни минутой меньше.

По последнему слову молодые монахи молча подошли к саркофагу, подняли его и торжественно понесли внутрь пагоды. Старейшины скорбно провожали глазами тело и всю процессию.

После минутой паузы Карающий Глаз Истины подошел к ересиархам, поклонился, протянул папку с бумагами.

— Здесь, почтенные отцы, все, что известно о «фонарях». Они помогут восторжествовать справедливости.

Он показал рукой за машины. Там, в бамбуковой клетке, сидел, глупо напрягаясь, Паучий Волос. Дурманящее зелье медленно прекращало свое действие. Он начинал догадываться о своем страшном будущем.