Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

июля 1870 г.) о мерах борьбы против забастовок[1112]. Характеризуя стачку рабочих Невской бумагопрядильни как «явление совершенно новое», циркуляр предписывал губернскому начальству вести «самое строгое и неослабное наблюдение за фабричным и заводским населением и в особенности за всеми теми неблагонамеренными личностями, которые могут иметь вредное влияние на толпу».

Губернаторам предписывалось при первом известии о стачке немедленно, «не допуская дела до судебного разбирательства» и даже не испрашивая предварительного разрешения министерства внутренних дел, высылать «зачинщиков» в Архангельскую, Вологодскую и другие отдаленные губернии[1113].

Вопреки желанию правительственных кругов[1114], события на Невской бумагопрядильне привлекли внимание русской прессы. Московская газета «Русские ведомости» указывала, что рабочие стачки в России в таких размерах, как стачка невских рабочих, – дело небывалое. Выходившее в Петербурге «Новое время», сокрушалось о том, что «и нас не оберег бог» от стачки, и отмечало, что дело о протесте (газета называла протест первым) в сфере фабричного труда вызвало, несмотря на неполноту данных о нем, «весьма много толков». Внутренний обозреватель журнала «Отечественные записки» Н.А. Демерт, обличавший в своей статье хозяев бумагопрядильни и защищавший рабочих, вместе с тем отказывался еще признать выступление невских рабочих подлинной забастовкой, говорил о так называемой стачке рабочих на Невской фабрике и утверждал, что настоящее значение стачек в России не только «неизвестно», но и «неподходяще к характеру русских рабочих»[1115].

Между тем считавшееся новым и небывалым явление становилось все более обычным, сравнительно распространенным. Только в 1870 г. по всей стране отмечено было официальными источниками и печатью до 20 различных проявлений рабочими недовольства и протеста, из которых большинство приходилось на стачки (правда, не особенно значительные); в целом же в 70-х годах, как видно из приведенных раньше данных, среднегодовое число рабочих выступлений равнялось примерно 30.

В 1871 г. произошла примечательная во многом забастовка 1500 рабочих на Холуницких железоделательных заводах (Вятская губерния), на которых действовали еще остатки посессионного права. Незадолго до забастовки заводы перешли из рук прежнего владельца Пономарева (при котором в 1865 г. происходили также волнения рабочих) к великобританскому подданному барону Вагстаф. Брожение среди рабочих началось в марте 1871 г. по поводу отказа заводоуправления выдать перед пасхой какой-либо аванс. После праздника, в первых числах апреля, началась стачка, продолжавшаяся месяц – до начала мая 1871 г. Рабочие требовали пересмотра договора, заключенного еще при Пономареве (сроком на год), пересмотра, который должен был бы хоть несколько улучшить кабальные условия труда и прежде всего несколько повысить заработную плату. При возникновении стачки и в ходе ее среди рабочих выделилась группа руководителей: Яков Киселев, Яким Захваткин, Прокопий Киселев, Василий Раков.

Власти направили главные усилия на захват руководителей (зачинщиков), но натолкнулись на решительное противодействие масс и вынуждены были освободить первых арестованных. Исправник для подавления движения собрал из окольных деревень до 50 сотских и десятских и в качестве понятых до 70 бессрочноотпускных солдат. Впоследствии арестами и угрозой вызвать войска стачку удалось сломить. Характерно, однако, что на сходе, собранном властями 2 мая, семь человек, не боясь ареста и ссылки, открыто высказывались против возобновления работы. 10 рабочих в соответствии с циркуляром 6 июля 1870 г. были сосланы в Архангельскую, Олонецкую и другие губернии[1116]. Интересно, что, «обосновывая» высылку, власти ссылались на опасность повторения «беспорядков» на Холуницких заводах и на необходимость сохранить спокойствие на соседних заводах – Воткинском и Ижевском.

События на Кренгольмской мануфактуре, под Нарвой, в 1872 г. были подготовлены беспрерывным ухудшением положения рабочих: увеличением рабочего дня (составлявшего к моменту стачки 14 часов), всевозможными урезками заработной платы, произвольным штрафованием рабочих и т.д. Полнейшее бесправие рабочих, всецело зависевших от фабричной администрации, которая и формально наделена была судебно-полицейской властью над ними (согласно специальному полицейскому уставу, утвержденному при учреждении в 1857 г. мануфактуры), единодушно было засвидетельствовано различными официальными инстанциями, производившими расследования о причинах волнений. Даже эстляндский губернатор Шаховской должен был признать что «настроение умов, при котором проявились на мануфактуре… беспорядки, было неизбежным последствием совершенной бесправности рабочих перед фабричным начальством и накопившегося годами раздражения»[1117]. В особенно бедственном, невыносимом положении находились на огромном предприятии (свыше 4,5 тыс. одних только постоянных рабочих[1118]) малолетние рабочие, число которых превышало тысячу. Поводом к волнениям послужила начавшаяся летом 1872 г. холерная эпидемия, унесшая много рабочих и вызвавшая уход с работ нескольких сот каменщиков. В августе рабочие-ткачи, затем и прядильщики предъявили ряд требований. Ткачи добивались сокращения рабочего дня (ранее увеличенного на один час), отмены штрафов за поломку машин, увеличения расценок, улучшения положения детей, работавших на мануфактуре, и т.д. В докладной записке III отделения от 20 августа 1872 г. говорилось, что «этот пример стачки по роду требований, заявляемых рабочими, и по настойчивости последних есть первое явление в своем роде в России и представляет большое сходство со стачками фабричных рабочих в Западной Европе»[1119]. В результате переговоров между представителями рабочих и администрацией мануфактуры было подписано 21 августа соглашение, которым рабочим сделаны были некоторые уступки (но требования удовлетворены были далеко не полностью). Провокационная политика управляющего мануфактурой Кольбе, через своих агентов пытавшегося инсценировать подачу от рабочих заявления с выражением удовлетворения «выгодной службой» и с «всепокорнейшей» просьбой об удалении «зачинщиков-бунтовщиков»[1120], привела к возобновлению волнений (9 сентября 1872 г.). Власти произвели ряд арестов, но часть арестованных была освобождена толпой. К вечеру 10 сентября фабрика была занята войсками. На следующее утро рабочие собрались вновь и, согласно докладу III отделения Александру II, «кидали камнями в войска, которые задерживали зачинщиков, не допускавших желающих идти на работу в фабрику». С прибытием губернатора и других высоких чинов, а также воинских подкреплений (в подавлении «беспорядков» участвовали Енисейский и Красноярский пехотные полки) сопротивление рабочих прекратилось. 21 октября 1872 г. Эстляндским «оберландгерихтом» 27 рабочих, признанных «главнейшими виновниками» волнений, были присуждены к каторге (шесть человек), ссылке, арестантским ротам и тюремному заключению. В числе осужденных находились такие вожаки рабочих, как Яков Тамм, Ганс Майкало. Избежал суда по счастливой случайности рабочий Вильгельм Прейсман, один из главных организаторов движения 1872 г., потом, в 1873 – 1874 гг., принадлежавший к ближайшему рабочему окружению революционной группы Кропоткина, Чарушина и др. в Петербурге. Среди участников стачки находился также Василий Герасимов, в дальнейшем входивший в революционный кружок студента Дьякова в Петербурге, осужденный в 1875 г. по процессу Дьякова (пропаганда среди рабочих и солдат на Выборгской стороне)