Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

уже давала не слишком редко. Демонстрация 6 декабря 1876 г. в Петербурге, на площади Казанского собора, оказалась в этом смысле значительным фактом и первым крупным результатом сближения народников[1159] с петербургским пролетариатом[1160]. Одними из главных организаторов этой демонстрации со стороны «Земли и воли» были Натансон, Плеханов, Михайлов, Хазов и др. Взгляды народников-землевольцев были уже охарактеризованы выше. Согласно этим взглядам главную роль в революции должно было играть крестьянство. Однако, не отводя пролетариату, по словам Плеханова, самостоятельной политической роли и возлагая «свои упования исключительно на крестьянские бунты», землевольцы все же считали нужным заниматься с рабочими и не могли, как объясняет Плеханов же, отказаться от этого дела «уже по одному тому, что оно, при несравненно меньшей затрате сил, оказывалось несравненно более плодотворным», чем их излюбленные «поселения в народе»[1161]. В среде тогдашних передовых рабочих столицы действовало небольшое ядро сознательных «заводских», преемственно связанное с кружками заводских рабочих периода 1872 – 1874 гг. К концу 1876 г. это рабочее ядро успело обрасти довольно широкой сетью кружков и в самом Петербурге и в его окрестностях. Инициатива Казанской демонстрации, «первой социально-революционной демонстрации в России»[1162], как впоследствии писал в «Искре» В.И. Ленин, принадлежала в большей или меньшей степени рабочим кружкам Петербурга (об этом рассказано в воспоминаниях Плеханова, Аптекмана, в некоторых современных событию документах). Эту инициативу сочувственно встретили народники-землевольцы, для которых демонстрация послужила боевым крещением их вновь сформированной организации[1163]. На демонстрацию вместо ожидавшихся нескольких тысяч участников собралось только несколько сот человек, вероятно, 300 – 400, среди которых рабочие составляли меньшинство. Полиция вырвала из рядов демонстрантов немало жертв. Арестованные (мужчины и женщины, студенты и рабочие) поплатились за участие в демонстрации долголетней каторгой и ссылкой. Но все же эта демонстрация, во время которой интеллигентская молодежь и рабочие громко солидаризировались с Чернышевским и другими борцами за народное дело, на которой впервые было поднято в Петербурге красное знамя[1164] (на знамени было вышито: «Земля и воля»), сыграла свою революционизирующую роль. На демонстрации с пламенной речью выступил Г.В. Плеханов. В рукописной брошюре «По поводу собрания русской народной партии 6 декабря 1876 года», появившейся в революционной среде после Казанской демонстрации, говорилось о значении последней: «Собралось несколько сот русских людей, принадлежащих частью к образованному, частью к рабочему классу. Собрались они для того, чтобы почтить память тех также русских людей, которые или уже погибли, или еще погибают в тюрьмах… Собрались они еще для того, чтобы показать, что, несмотря на гонения и клевету, идеи и дела этих истинных друзей народа никогда не переставали находить людей, стремившихся к их осуществлению… Собрались они вообще для того, чтобы заявить друг другу и тем, кто хотел бы иметь уши слышать, что дело народного освобождения, перейдя теперь в руки самого народа, становится на твердую почву; что этим переходом знаменуется начало активного вмешательства нового, необыкновенно важного элемента в ход политической жизни России, а именно: начало сознательного участия русского рабочего класса в движениях этой жизни»[1165].

К концу 1876 г., когда готовилась Казанская демонстрация, пропаганда среди рабочих, как уже отмечено, приняла значительные размеры в Петербурге и его пригородах. Г.В. Плеханов в своих воспоминаниях «Русский рабочий в революционном движении» перечисляет местности, где велась пропаганда: Галерная гавань, Васильевский остров[1166], Петербургская и Выборгская стороны, Обводный канал, районы за Невской и Нарвской заставами, Колпино, Кронштадт и т.д. По его же словам, руководство местными рабочими кружками, возникшими в той или другой части Петербурга, лежало на обязанности «центральной, отборной рабочей группы». «Интеллигенция не вмешивалась в дела этих местных кружков, ограничиваясь доставлением им книг, помощью при заведении тайных квартир для собраний и т.п.»[1167] Разумеется, интеллигенты выступали, кроме того, непосредственно в роли пропагандистов, участвуя в этом качестве и в общих собраниях основного рабочего ядра, и в собраниях местных кружков. По-видимому, уже в период Казанской демонстрации руководители рабочих кружков серьезно обсуждали вопрос о более тесном объединении и образовании самостоятельной рабочей организации. В одном сохранившемся в заграничных архивах письме (видимо, основанном на полученных из круга петербургских рабочих сведениях) говорится о том, что рабочие, не чувствуя себя независимыми и равноправными в рядах революционной организации, зимой 1876/77 г. образовали «что-то вроде федерации, с выборными и центральным советом, совсем независимо от интеллигенции»[1168]. Это были шаги на том пути, который привел года через два к окончательному оформлению (впрочем, сравнительно недолговечной) организации, известной под названием «Северного союза русских рабочих».

Центральное рабочее ядро, о котором говорит Плеханов и которое, бесспорно, играло решающую роль в начинаниях, отразившихся в только что упомянутом письме, включало людей, тесно связанных уже с петербургскими рабочими кружками начала 70-х годов, и рабочих, вновь примкнувших к движению.

В рабочей революционной среде Петербурга, в которой готовился и зародился «Северный союз русских рабочих», выдающееся место принадлежало слесарю Виктору Обнорскому и столяру Степану Халтурину.

В.П. Обнорский (1852 – 1920 гг.) был одним из первых и наиболее активных участников «заводской» группы, которая образовалась в пору деятельности петербургской революционной организации, связанной с именами Сердюкова, Кропоткина, Кравчинского, Клеменца и др. Уже тогда он производил на окружающих впечатление человека, выделяющегося своим умственным развитием. Позднее современники свидетельствовали, что Обнорский повсюду в рабочих кругах оставлял глубокое впечатление – рабочие его любили и он умел привязать их к себе[1169]. Летом 1873 г. Обнорский временно оставил Петербург. После непродолжительного пребывания в Одессе, оставившего тем не менее след в одесском рабочем движении (Обнорский был близок в Одессе с некоторыми рабочими, участвовавшими потом в организации «Южнороссийского союза рабочих»), он уехал за границу. В дальнейшем Обнорский ездил за границу еще дважды и провел там (главным образом в Швейцарии) в общей сложности около трех лет. Поддерживая довольно тесные отношения с русской революционной эмиграцией (имеются, в частности, сведения о его связях с набатовцами и особенно с группой издателей журнала «Община»), Обнорский одновременно присматривался к западноевропейскому рабочему движению. Наблюдения над жизнью и борьбой западного пролетариата многому научили Обнорского, дополнив его опыт, вынесенный им из участия в революционной борьбе в России[1170]. В.П. Обнорский был убежденным сторонником создания самостоятельной рабочей организации в России и много в этом направлении потрудился. По некоторым указаниям, он сравнительно рано пришел к сознанию необходимости для рабочих бороться за политическую свободу. В формировании идейных позиций, на основе которых образовался потом «Северный союз