Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конечном итоге, спустя несколько часов терзаний в своей душе, Юлиан пришёл к выводу, что игнорирование сообщения является банальным неуважением к Магдалене, и, всё ещё сомневаясь в правильности своего решения, неровными движениями раскрыл конверт.
Ручка была той самой, которую Магдалена имела неосторожность забыть в «Хартсе» – позолоченная, красивая и, однозначно, многое для неё значившая.
– Письмо от Пенелопы? – отвлёк Юлиана Гарет, чинивший очередной радио.
Юлиану не слишком сильно хотелось отвечать, поэтому он коротко сказал:
– Нет.
– Новая поклонница? – спросил Гарет.
– Я расскажу позже!
Гарет недоверчиво посмотрел на Юлиана и, пожав плечами, ответил:
– Ну и ладно.
Юлиану не хотелось никому грубить, но после случая с Глесоном контролировать себя было сложно. Благо, Гарет никогда не славился обидчивостью, и пропустил всё мимо ушей.
Внутри и впрямь было небольшое письмецо. Юлиан раскрыл его и, обезумев на какое-то время от каллиграфического почерка девушки, принялся читать.
«Приветствую вас, Юлиан Мерлин.
Наша последняя встреча закончилась большим недоразумением. Я хочу прояснить всю ситуацию, развеять и ваши, и мои сомнения. То, что произошло тогда, было не более чем моей слабостью, ибо я увидела в вас что-то, чего не видела в других.
Я хочу встретиться с вами. Вам нечего бояться, потому что отныне я буду держать себя в руках. Я не могу спокойно спать, зная, что оставила вас в подобном недоумении.
Буду ежедневно ждать вас с 6 до 7 вечера в «Хартсе». В любом случае, вы не можете не прийти, потому что у вас моя ручка, подаренная мне моим отцом, и она мне очень дорога.
М. Хендрикс»
Юлиан отложил письмо в сторону, после его упал на подушку. Несмотря на то, что он примерно то же самое и ожидал, легче от этого не было. Юлиан был в смятении.
Выйти и проветриться не помешало бы, потому что он весь день просидел в душном помещении. И будь на месте Магдалены любая другая девушка, он, не задумываясь, согласился бы. Конечно, он не выкинул бы из головы Пенелопу, но невинная прогулка ни к чему не обязывала.
Но всё было совершенно иначе. Магдалена выступала в качестве запретного плода – грешного и предосудительного, но от того не менее привлекательного. Юлиан не знал наверняка, что ей нужно от него, но поцелуй позволял предполагать. И рядовая прогулка с ней – даже без поцелуев или чего-то большего, могла бы обернуться страшным ударом для Йохана.
И, если всё поцелуй случится вновь, он может не сдержаться и пойти навстречу. Гораздо проще пойти по такому пути, но Юлиан обещал себе, что будет оставаться верным Пенелопе.
Его мысли прервал Гарет.
– Что написали? – спросил он.
– Я же сказал, Гарет – не сейчас.
Сосед наконец-то оторвался от радиоприёмника и обернулся.
– Что с тобой стало? – спросил он. – Ты всё больше и больше замыкаешься в себе. Мы почти не говорим в последнее время.
Юлиан не желал подобного разговора, но понимал, что рано или поздно он должен был наступить.
– У меня тяжёлое время, – ответил он. – Я ощущаю себя виновником всех бед.
– В чём же ты виноват?
– В том, что из-за меня вы в опасности. Если бы я не знал Йохана и Хелен, всё было бы хорошо.
Раздался громкий стук в дверь. Гарет и Юлиан синхронно обернулись и уже практически приготовились спорить, кому же стоит её открыть, но посетитель избавил их от этой необходимости.
На пороге стояла Хелен – напуганная, дрожащая и с заплаканным лицом. Из-за слёз тени стекали вниз, но она не обращала на это никакого внимания.
Поразительно, но это было уже вторым случаем, когда Юлиан наблюдал плачущую Хелен.
Гарет подскочил с места и спустя секунду стоял подле Хелен.
– Что случилось? – спросил он.
В голосе слышались нотки геройства.
– Подтвердилось, Юлиан, – всхлипнула она. – Подтвердилось… Депроксимация!
Гарет сначала кинул взгляд в сторону Юлиана, а потом перевёл его обратно к Хелен.
– Не может быть, – пробормотал он. – Они врут, Хелен.
– Нет, не врут. Я скрывала и от вас, и от самой себя то, что что-то не так. Тело не слушается меня… Вода более не замерзает от моих прикосновений.
Юлиан молчал. Он переживал редчайшее явление, когда в голове не было абсолютно никаких мыслей. Лишь темнота и тишина, которым сопутствовали страх и ненависть.
Хелен, не снимая обуви, прошла в комнату и упала на кровать Гарета лицом вниз.
Гарет присел рядом и положил руку на её ногу.
– Успокойся, Хелен, – сказал он, погладив её.
Юлиан не подозревал, что Гарет может быть настолько нежным. Ему стало неловко.
– Ты всегда так говоришь, – ответила девушка. – Когда я с ней тебя увидела, ты мне то же говорил.
– Сейчас не время, Хелен. Нам нужно решать, как вернуть всё на свои места.
– В порошок его сотру, – сквозь зубы процедил Юлиан. – Не оставлю от него ни воспоминаний, ни тени, ни могилы.
Гарет осуждающе посмотрел на него.
– Кто он, Юлиан?
– Я не знаю. Он выглядит точно так же, как и я. Кто это может быть? Ты же всё знаешь, Гарет. Ответь и на этот вопрос.
Гарет сжал ногу Хелен ещё крепче. Она не реагировала на это, продолжая тихо всхлипывать в подушку.
– Вариантов может быть много, и мы должны их все рассмотреть, – дрожащим голосом ответил сожитель. – Потом мы откинем все невероятные, и то, что получится на остатке, окажется верным. Сколько нереалистичным не выглядело бы.
– Довольно, Гарет. На кого ты пытаешься произвести впечатление?
Гарет оскорбился, но предпочёл оставаться на рельсах.
– Первый вариант – метаморф. Он может принять любой облик, который пожелает. Второй – это доппельгангер. Сгусток всех пороков, страхов и зла в человеке, который вырвался наружу, потому что человек слишком долго держал всё это внутри себя. Он может искушать человека, всячески вредить ему, но не убьёт, потому что иначе погибнет и сам.
Юлиан опустил голову.
– Во мне было много злости, – прошептал он. – Внутри меня сидел настоящий демон. Прямо на моих глазах умер Грао Дюкс. Я видел труп Ровены Спаркс. Меня пытались убить в изоляторе. А потом ещё Ривальда погибла. На суде меня высмеяли. Дед не давал покоя. Я держал это внутри себя, в то время как демон кормился моей ненавистью. Доппельгангеры и впрямь существуют?
– Существуют, но крайне редко. Мы знаем о них ещё с эпохи возрождения, потому что тогдашние художники и поэты часто изображали их. Это действительно страшно,
