Холодная весна - Кэрол Тауненд

Она ответила не сразу, затем обернулась к собеседнику, и Гвионн увидел ее расширившиеся от волнения глаза.

— Мой отец, — произнесла она, — очень сильно заболел. У него снова был припадок ярости, и на этот раз, как боится мачеха, он может не оправиться. Его парализовало, не может пошевелить и пальцем.

Она тихо всхлипнула.

— У него отнялся язык, но Элеанор понимает его по глазам — Бог не отнял у него разум. Кого порадует такое известие?

Кого порадует? Такой человек был, но она об этом не догадывалась — Гвионн Леклерк. Если это правда, и проклятый де Ронсье заключен в темницу собственного тела, то в мире есть высшая справедливость.

— Должно быть, он очень страдает, мастер Леклерк.

— Судя по всему, да.

— Бедный папочка! Элеанор пишет, что они в аббатстве святой Анны делают для него все, что возможно.

— В аббатстве? Но почему не в замке? — Это были не совсем те новости, которые хотел услышать Гвионн. Но все же слова о тяжелой болезни врага звучали музыкой для его слуха. Пусть де Ронсье страдает, теперь пришло время радоваться ему. Он делал все возможное, чтобы скрыть свое ликование.

— Сестра моего отца — аббатисса святой Анны, — пояснила она.

— А еще новости есть?

Арлетта поднялась с лавки.

— Есть. — Она устало подобрала юбки и отошла на некоторое расстояние. — Но прежде мне надо все обсудить с графом Этьеном. Вы поедете назад вместе с нами, мастер Леклерк?

Гвионн приложил руку к груди.

— Разве вы сомневаетесь в этом, госпожа моя?

Такое выражение преданности вновь вогнало девушку в краску, но она посмотрела на него уже не так тепло и дружелюбно, как несколько минут тому назад. Гвионн подумал даже, не совершил ли он ошибку, когда позволил себе нарушить установленные этикетом правила обращения к ней. Возможно, думал он, голубка еще не совсем созрела для того, для чего он ее прочил.

Они возвращались в замок так поспешно, как только могли. Арлетта не хотела мешкать.

Граф Этьен был на конюшне, когда копыта их коней зацокали по мощеному замковому двору. Он сразу вышел навстречу, словно специально поджидал их. Ледяным взглядом он вперился в Арлетту.

Девушка надеялась, что суженый встретит ее благосклонно, и сердце ее упало. Она соскочила с седла.

— Госпожа Арлетта, будьте добры, пройдите немедленно в горницу, — произнес граф повелительным тоном.

Без своей обычной ободряющей улыбки он выглядел совсем другим человеком. От невесты не укрылось и то, как он грубо заговорил с нею. Ничего хорошего это не сулило. Похоже, дело идет к тому, что граф, чего доброго, накажет ее за просчеты и преступления ее отца. Она должна попробовать оправдаться в его глазах.

В светлице граф Этьен недвусмысленным жестом приказал Клеменсии оставить их наедине.

— Мне нужно с глазу на глаз побеседовать с твоей госпожой, — сказал он.

Клеменсия, взглянув на Арлетту и получив подтверждающий кивок, вышла из комнаты.

— Итак, госпожа… Ты получила письмо мачехи?

— Да, господин.

В его зеленых глазах, пристально смотревших на нее, читался холодный расчет. Этот взгляд заставил Арлетту невольно содрогнуться и пробудил в ней ощущение, что кто-то другой совсем недавно точно так же смотрел на нее. Да, конечно, это взгляд Гвионна Леклерка! Смятенным рассудком она понимала, что это всего лишь случайное сходство, не более. К тому же Гвионн никогда не смотрел на Арлетту так строго. И тем не менее сходство казалось ей поразительным.

Граф Этьен и оруженосец из Бретани были очень похожи и телосложением, и комплекцией. Они не были ровесниками, и наверное поэтому их физическое сходство ускользало от ее внимания так долго. Граф Этьен уже давно вышел из поры своей молодости, а Гвионн Леклерк еще только становился мужчиной. Волосы ее суженого были безжизненные, тонкие, с серебряными прядями, а у Гвионна — густые и шелковистые. Но если сравнить теперешнего Леклерка и графа Этьена в молодости, тридцать лет назад… Они имели одинаковое телосложение и были примерно одного роста, вот только у молодого оруженосца не было привычки приволакивать ногу, которая у графа Этьена была повреждена в одном из давних сражений. Осанка у обоих была гордая и независимая. И даже взгляд их глаз был в чем-то схож. В них светился природный ум, но также какая-то сдержанность, даже скрытность. Теперь ей казалось очевидным, что Гвионн напоминал графа настолько, что мог бы по праву сойти за его сына. Арлетта даже удивлялась, не слепая ли она была все это время.

— Прочла ли ты письмо? — спросил граф.

— Да, прочла.

— В таком случае ты понимаешь, что наш брачный договор более не имеет силы, не так ли?

Внутри нее все сжалось. Как он груб и прямолинеен…

— Как это не имеет силы, господин?

— Очень просто. — Граф Этьен постучал носком своего лакированного сапога, доходящего ему до колена, по козлам. — Я никогда не свяжу свою жизнь узами брака с девкой-бесприданницей, чей отец, к тому же, обвиняется в государственной измене, измене своему сеньору.

Арлетта, опустив глаза, смотрела на тростник, которым был застлан пол; ее разум отказывался принять то, что сказал граф. Кто-то закапал стебли свечным воском, и она, рассматривая восковые натеки, пыталась собраться с мыслями.

Всю жизнь, почти от самого рождения, ее готовили к браку с этим человеком. Она его не выбирала, но привыкла к мысли о нем и по-своему желала его. Ее отец мог заболеть и впасть во временную немилость, но почему она должна была платить за его позор собственным бесчестием? Она — Арлетта де Ронсье, чьим сокровенным желанием уже много лет было стать графиней Фавелл, так оно и должно статься. Она стремилась к этому. Граф не мог просто взять ее и выбросить, как швыряют псам отрезанный ломоть хлеба. Он подписал контракт с ее отцом, и если тот не мог сейчас контролировать неуклонное его соблюдение, это становилось ее задачей. Это было ее право. Право и долг.

Арлетта подняла глаза и всмотрелась в лицо старого графа. Его щеки обвисли, надвигающаяся старость избороздила его лоб глубокими морщинами, а выражение глаз было твердокаменным, неумолимым. Это был человек, который, как и ее отец, привык считать любое свое слово законом и не допускал и мысли о том, что кто-то мог ему перечить. Но ей, если она хочет выполнить роль, к которой ее готовил отец, придется сказать графу то, что окажется ему совсем не по вкусу.

Гнев ей не поможет. Если она закатит истерику, граф ее только возненавидит — зачем в таком случае выходить замуж? Она и думать не хотела об этом. Нет, нужно действовать иначе. Она решила обратиться к его совести.