Холодная весна - Кэрол Тауненд

Хозяин замка круто повернулся и скрылся в дверях.

Наверху, на дозорной тропе, наемники Клор и Селье, которые уже узнали новости от Госвина и Фульберта, смотрели друг на друга в величайшем изумлении.

— Господь наш и ангелы Господни, я никогда не думал, что доживу до того дня, когда какая-то девчонка бросит нашему графу такой вызов, — сказал Клор в восхищении.

— Да уж. Как по-твоему, старик уморит ее голодом?

— Не думаю, чтобы до смерти, но, наверное, посадит на тюремный паек.

Улыбаясь, леди Петронилла прошла по двору под руку с мужем. Столкнувшись по дороге с сэром Жиллем, она отвела взгляд в сторону.

Кастелян, сдвинув брови, долго смотрел в спину удаляющейся женщине.

— Дура, — пробормотал он, обращаясь сам к себе, — и, мало того, дура бессердечная.

Он презирал саму мысль о том, что бывшая поселянка что-то могла значить в его жизни. Но почему же тогда кровь закипает в его жилах, едва она окажется поблизости, почему она не выходит у него из головы? Он превращается в безумца от одного ее взгляда. Несмотря ни на что, он все еще любит ее. Разве не ясно, что он будет ее любить до самого Судного Дня, и даже потом, горя в аду? Знает ли она об этом? Жилль терял голову, и сам себя за то ненавидел.

Чувства, которые вызывала в нем купеческая дочь Петронилла, были и сейчас так же сильны, как и в тот день, когда он впервые признался ей на обрывистом берегу реки Доммы. Жилль сам не мог разобраться в своих чувствах, прежних и новых. Единственное, чего он желал, это освободиться от такого прошлого. Память о тех днях заставляла его рыдать, как дитя.

Может быть, это уже ненависть, в которую переродилась его любовь? Вдалеке хлопнула дверь, и кастелян невольно вздрогнул. Сегодня Петронилла была просто обворожительна. Так же, как и в тот день, когда она объявила ему о предложении Луи жениться на ней — взволнованная и ликующая.

Сегодня ее лицо сияло торжеством, как и тогда. И если он хоть что-то понимал в женщинах, то причина этого была ему известна.

Глава восемнадцатая

После того как граф Этьен и его шумная челядь убрались со двора, Арлетта покинула свой пост у смотрового окна и спустилась вниз по винтовой лесенке, чтобы осмотреть свою темницу другими глазами. Одно дело — запереться в башне в порыве гнева, совсем другое — сидеть там до получения ответа на написанные ею письма.

Еще несколько минут назад, когда граф Этьен выманивал ее оттуда, она испытывала немалое искушение сразу сказать ему о письмах. Она не сделала этого, так как побоялась, что у графа еще достаточно времени послать парочку рыцарей вдогонку отцу Йоссе. Если бы они нагнали священника, то просто отобрали бы у него письма и привезли их графу. Этого нельзя допустить. Пока ей не будет достоверно известно, что письма попали по назначению, она будет хранить молчание.

Вчера граф назвал Арлетту наивной, и это отчасти соответствовало действительности, но все же она не была наивна настолько, чтобы не понимать, что граф, скорее всего, обойдется с ней в соответствии с законом и правом, если ей удастся привлечь на свою сторону церковь. Граф Этьен был человеком богобоязненным. Он не решится ссориться с церковью. Если считать, что она правильно помнила пункты своего брачного договора, то они, не слишком расходясь в формулировках с писаниями ученых клириков, оставались для Арлетты единственной надеждой. В этот невежественный век влияние церкви ощущалось во всех сферах общества, и граф, если только он хотел сохранить уважение своих сограждан, не мог просто так взять и плюнуть на каноны и предписания. Церковное законодательство в разделе о браке было незыблемо, как скала.

Граф Этьен рассчитывал, что она вскоре сдастся и уступит. Он думал, что сила ее воли не соответствует задаче, которую Арлетта возложила на себя. Арлетта же знала, что он жестоко ошибается. Она останется в этой башне, покуда граф не выполнит условия пресловутого контракта.

В первую ночь в я Тур Брюн Арлетта и Клеменсия тщательно осмотрели место своего заточения — хотя нельзя сказать, чтобы у них было много забот с этим делом. Башня была трехэтажной. Единственный выход на первом этаже вел на замковый двор. Первый этаж был самый темный — там имелось единственное выходящее во дворик окошечко. Мощеный пол был усыпан соломой и сеном, натрусившимися из растрепанных тюков. Каменные стены были серыми и мрачными, хотя и сухими. С одной стороны располагалось возвышение из деревянных чурбаков, поднятое над полом наподобие шляпки гриба. На этой платформе, недосягаемой для крыс, стояло с полдюжины мешков муки. Куча сломанных лопат и вил валялась в темном углу поодаль от входа. Кто-то из конюхов забыл здесь фонарь. При осмотре оказалось, что свечка сгорела до основания и не была заменена новой. Роговое окошечко фонаря было треснутым и запачканным.

— Я почищу его, — вызвалась Клеменсия.

Арлетта улыбнулась.

— Давай подождем. Посмотрим, будут ли нам давать свечи.

В молчании девушки поднялись вверх по узенькой лесенке на первый этаж, подавленные дерзостью того, что они совершили. Они чувствовали нервное возбуждение, и испытывали скорее тревогу, чем радость от первого успеха своего предприятия. Арлетте самой было непонятно, как она не побоялась проделать все это. Она предполагала, что причина заключалась в ее конечной правоте. Но, возможно, все стороны самовольного затворничества еще не открылись ей.

Но она никогда не пойдет на попятную.

На втором этаже было еще одно незастекленное окошечко, тоже выходящее во двор. Именно оттуда выглядывала Арлетта, общаясь утром с графом. Когда она вспоминала об этом разговоре, у нее становилось тяжело на душе. Арлетта сомневалась, не поторопилась ли она так скоро сделать скандал достоянием всей округи. Этим она, конечно, уязвила его гордость и осложнила ему пути к отступлению. Теперь, когда дело было уже сделано, девушка видела это, но в то время она думала только о том, чтобы заставить его почувствовать ту вопиющую несправедливость, которую граф допустил по отношению к ней.

Если уж говорить положа руку на сердце, то ее тогда мало интересовало, что чувствует граф Этьен — ведь она его нисколько не любила. Но если его реакция на происходящее окажется похожей на то, как отреагировал бы ее отец в подобных обстоятельствах, граф Фавелл никогда на простит ее. Только теперь Арлетте пришло в голову, что она может просидеть в этой темнице долгие-долгие годы.

Знатные аристократы, подобно ее отцу и графу Этьену, не могли стерпеть того, что вся Франция увидит, как они будут плясать под дудку какой-то рыжей девчонки, даже если она и собирается стать графиней.