Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в. - Ольга Владимировна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
312
Ср.: «…мы можем констатировать только одно: в русской культуре 60–80–х годов действительно возникают предпосылки постмодернистской ситуации» и «кризис всей этой словесности не может быть объяснен только кризисом советской идеологии…» (Липовецкий М. Русский постмодернизм. С. 120, 117.). По Липовецкому, культурологические факторы, которые привели к возникновению и формированию литературы (культуры) русского постмодерна — это «делегитимация идеологического и, шире, утопического дискурса», «кризис иерархической системы миропонимания», «осознание симулятивности „общественно бытия“ в целом» (С. 210–211).
313
Так, например, кризис «деревенской прозы» наиболее отчетливо проявился в «кризисе традиционалистского отношения к прошлому как образцу» и «деградации, не только идеологической (в сторону националистического фундаментализма), но и эстетической (в сторону прямолинейной публицистики и соцреалистического канона) ее ведущих авторов» (Липовецкий М. Русский постмодернизм. С. 116). См. также: Чалмаев В. Воздушная воздвиглась арка // Вопросы литературы. 1985. № 6; Левина М. Апофеоз беспочвенности // Вопросы литературы. 1991. № 9–10; Ермолин Е. Пленники Бабы Яги // Континет. 1992. № 2; Лейдерман Н. «Почему не смолкает колокол» // Лейдерман Н. Та горсть земли. Свердловск: УрГУ, 1988; и др.).
314
Причем, формирование и развитие русского постмодерна шло не «по указке запада», не с ориентацией на уже сложившуюся западную теорию, а автономно — «в ситуации полной изоляции от постмодеорнистской теории», контурируясь изнутри художественно— эстетической реальности русской литературы. Липовецкий назвал это качество зарождавшегося русского постмодерна «автохронностью»: «„Автохронность“ русского постмодернизма делает его эксперименты наиболее чистыми: здесь не проверка эстетической теории художественной практикой, но радикальная попытка изнутри традиционных форм художественности расширить их границы…» (Липовецкий М. Русский постмодернизм. С. 197).
315
Липовецкий В. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург: УрГУ, 1997.
316
Эпштейн М. Постмодерн в России: Литература и теория. М.: Изд. Р. Элинина, 2000.
317
Зыбайлов Л., Шапинский В. Постмодернизм. М.: Прометей, 1993. С. 3. Ср.: у В. Вельша «постмодерн <…> понимается как состояние радикальной плюральности, а постмодернизм — как его концепция» (Welsch W. Unserepostmoderne Moderne. Weinheim, 1987. C. 4).
318
Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта, Наука, 2000. С. 9.
319
Курицын В. Русский литературный постмодернизм. С. 8–9.
320
См. напр.: Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. М.: Наука, 2001. С. 764–766.
321
Курицын В. Русский литературный постмодернизм. С. 70. Или: «<…> социалистический реализм (особенно начиная с конца сороковых до конца пятидесятых) был лебединой песней „авангардной парадигмы“» (Там же. С. 78). Хотя тот же исследователь соглашается с А. Генисом, утверждая, что «соцреализм был культурой массовой» (Там же. С. 79).
322
См.: Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: Диалектика «гипер» в культуре ХХ века // НЛО. 1995. № 16. С. 113.
323
Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. № 1. С. 121. Или: «Многим кажется, что главное в постмодерне — отход от стандарта жесткой рациональности, что нужно только как следует вымешать коктейль и сдобрить его солидной дозой экзотики <…> Но эта мешанина из всякой всячины порождает только безразличие, а этот псевдопостмодерн не имеет с постмодерном ничего общего <…> Подлинный постмодерн абсолютно не похож на этот суррогат. И эта несхожесть достигается в постмодерне разрушением целого, но не с выдачей лицензии на хаотизацию, а в предоставлении широкого выбора дифференций» (Там же. С. 130).
324
Курицын В. Русский литературный постмодернизм. С. 41.
325
Внутри постмодернизма на рубеже веков выделились две полярные тенденции: «крайне левое» направление — концептуализм и «крайне правое» — метафоризм (к последнему приближен и «Орден куртуазных маньеристов»).
326
«Термин», идущий от «Нулевой степени письма» Р. Барта.
327
Очевидно, здесь можно довериться В. Шкловскому, который отмечал, что «новые формы в искусстве создаются путем канонизации форм низкого искусства» (Шкловский В. Сентиментальное путешествие. М.: Новости, 1990. С. 235).
328
Уже упоминалось, например, о попытке систематизации литературы постмодерна И. Скоропановой через хронологический принцип.
329
Иванова Н. Намеренные несчастливцы (о прозе «новой волны») // Дружба народов. 1989. № 7. С. 239–240.
330
Там же. С. 240.
331
Липовецкий М. «Свободы черная работа» // Вопросы литературы. 1989. № 9. С. 41–42.
332
Об этих проблемах и тенденциях см. также: Богданова О. В. Современный литературный процесс. К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70–90–х годов ХХ века. СПб.: Филологический ф — т СПбГУ, 2001.
333
В сокращенном виде — «Трезвость и культура» (1988. № 12; 1989. № 1–3). В полном виде: Ерофеев Вен. Москва — Петушки: Поэма. М.: СП «Интер-бук», 1990.
334
Подробнее о «Москве — Петушках» Вен. Ерофеева см.: Богданова О. В. «Вся жизнь — Петушки». Драматизированная проза и прозаизированная драма Вен. Ерофеева. СПб.: Алетейя, 2022.
335
Здесь и далее ссылки на произведение даются по изд.: Ерофеев Вен. Москва — Петушки и др. Петрозаводск, 1995, — с указанием страниц в скобках.
336
Близость автора и героя (сближение, идентификация «я=он»), как известно, характерная и конститутивная черта постмодерна.
337
Признать доминирующим пафосом повествования Ерофеева обличительный и социальный, как это сделал С. Чупринин, — значит вульгаризировать замысел автора, навязать тексту то, что ему не присуще. Однако и категорически отказать Ерофееву в наличии асоциальных тенденций нельзя.
338
Пропп В. Проблемы комизма и смеха Изд. 2–е. СПб.: Изд. СПбГУ, 1997. С. 172.
339
Там же. С. 55.
