Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

к этому эпизоду из "Поучения". Уже в XIX в. была обоснована точка зрения, согласно которой Владимир Мономах обратился к Псалтири с гадательной целью. Наиболее обстоятельное обоснование она получила в трудах М.Н. Сперанского и И.М. Ивакина. Пожалуй, дальше всех в вопросе о гадании пошел М.Н. Сперанский, не сомневавшийся, что Мономах пользовался специальной гадательной Псалтирью[1614]. По словам исследователя, князь, "будучи в нерешительности и, поэтому, въ печали… взял псалтирь, которая была с ним и в дороге,… раскрыл ее на удачу и прочел выпавшие ему стихи псалма ("и то ми ся выня"), затем из "словец" (может быть отдельных слов, или, скорее, букв в начале строк на странице) составил себе ответ, руководствуясь собранными и сложенными под ряд этими "словцами", а может быть, нашел его по этим словцам и готовым…"[1615]. Однако, "подробности самого процесса гадания" для М.Н. Сперанского "не ясны". Он вообще сомневался в "возможности вполне разгадать… способ гадания… который применил Мономах". Тем не менее, автор не отказался от попытки "найти, по крайней мере, место для гадания Мономаха в ряду других гаданий, постараться изучить "гадательную" псалтирь…"[1616]. М.Н. Сперанский указывает на сохранившиеся древнейшие русские гадательные Псалтири, содержавшие "внизу страницы, на которой находится начало псалма", гадательные приписки[1617]. При гадании по ним можно было применять "самый простой способ гадания по книге", каким "по своей псалтири гадал Владимир Мономах": "разогнуть ее наудачу, дойти до начала псалма, прочесть его или только первый стих его и обратиться к приписке внизу страницы"[1618]. Вместе с тем, по словам М.Н. Сперанского, "полного отождествления" сохранившихся гадательных Псалтирей "с той, которую могъ иметь в руках Мономах, нельзя предполагать: общий мог быть только, так сказать, первый акт гадания: "разгнухъ ю (псалтирь) и то ми ся выня". Далее Мономах производит какую-то выборку "словец"[1619], сопоставление их, в результате чего получает отгадку на задуманное. Этой отгадки, даже если она была… готовой припиской в рукописи ("аще вы последняя не люба, а передняя приимайте"), этой приписки не находим в наших гадательных текстах XI–XIV вв."[1620].

К гадательному тексту М.Н. Сперанский относит только "Вскую печална […] исповемся ему"[1621].

В сходном ключе, отличаясь в деталях, рассуждал И.М. Ивакин: "У нас гадали преимущественно по псалтыри. Что попадалось, обыкновенно выписывалось тут же, на низу страниц"[1622]. Комплекс выписок из Псалтири, содержащихся в "Поучении", он считал позднейшею вставкою[1623]. По его мнению, к гаданию, последовавшему за встречей с послами, относятся "собственно слова: вскуе печалуеши, душе… и еще, может быть, два или три места" — князь "нашел их и записал вероятнее всего тут же, на низу страницъ". Они же и являются "ответом на тяготивший Мономаха вопрос… Что же касается других выписок, оне конечно относятся к другим случаям, которых в деятельной жизни великаго страдальца за русскую землю не могло быть мало". Исследователь допускает, что "может быть и помимо Мономаха кто-то еще приводил" выписки "в порядок, разместив по псалмам и стихам". И.М. Ивакин затрудняется с ответом на вопрос о порядке расположения выписок и заявляет: "…Если бы мы знали, какая выписка относится к какому событию в жизни Мономаха, то эти ныне отрывочныя, мертвыя письмена вдруг бы ожили, и может быть осветили бы не одну страницу души того, кто их делал"[1624].

Подобно М.Н. Сперанскому, И.М. Ивакин пытается решать проблему с помощью Псалтирей, содержавших гадательные приписки, однако не проводит четкой грани между "гадательными выписками" (выпавших стихов), и "гадательными приписками" (разъясняющими значение того или иного псалма)[1625].

В последствии исследователи не уделяли "гаданию" специального внимания, приводя либо точки зрения М.Н. Сперанского и И.М. Ивакина[1626], либо уклоняясь от прямого ответа[1627]. Сходным образом решает проблему и современный британский исследователь В.Ф. Брайан. По его словам, "киевский князь[1628] наугад открывает Псалтырь и находит слова "Вскую печалуеши душе, вскую смущаеши мя" (Псалом 42.5)"[1629]. Собственно, этими строками и ограничивается анализ рассматриваемого случая "псалмомантии".

Другие исследователи отмечают психологическое, либо нравственно-этическое значение обращения Владимира к Псалтири. Так, еще Н.М. Карамазин писал, что Мономах "развернул Псалтирь и читал с умилением…"[1630]. Более детально психологический аспект чтения псалмов рассмотрел С.М. Соловьев, следующим образом реконструировав ход событий: "Угроза братьев разъединиться с ним сильно опечалила Мономаха; в этой печали он разогнул псалтырь и попал на место: "Вскую печалуеши, душе? Вскую смущаеши мя?" и проч. Утешенный псалмом, Мономах решился тут же написать своим сыновьям поучение, в котором господствует та мысль, что человек никогда не должен совращаться с правого пути и во всех случаях жизни должен полагаться на одного Бога, который не даст погибнуть человеку, творящему волю его. Выписавши из псалма те места, в которых выражается эта мысль, также наставление из Василия Великого, Мономах продолжает…"[1631]. Это направление представлено и в современной историографии, в том числе зарубежной. Например, согласно Г. Подскальски, Владимир "подчеркивает свое нежелание принимать участие в междоусобной борьбе братьев. Охватывающую его при этом печаль он старается умерить словами Псалтири"[1632]. Л. Мюллер, отмечая, что в Древней Руси "самой излюбленной из библейских книг была Псалтирь", пишет: "Об этом убедительно свидетельствует… Владимир Мономах, который рассказывает в "Поучении" своим сыновьям, как однажды, находясь в затруднительной политической ситуации, он искал внутреннего успокоения и утешения и обрел их" чтением Псалтири. Слова из пс. 41, по мнению Л. Мюллера, "по-видимому, были особенно дороги князю, поэтому он ставит их во главе маленького собрания изречений" из Псалтири[1633].

Г.-Д. Депман главный акцент делает на нравственно-этическом содержании псалтирных выписок, которые, по его мнению, Мономах, наряду с выдержками из "служб Великого поста" и цитат "из творений святых отцов Церкви" кладет "в основу своих выводов". "Выбор псалмов" исследователю "представляется примечательным. Это стихи, выражающие надежду, обетование и доверие к Богу". Г.-Д. Депман обращает внимание читателя на то, что "цитаты из Псалтири даны в "Поучении" именно там, где Владимир рассказывает, как его братья призывали его изгнать сыновей Ростислава и отобрать у них землю". Занятую при этом Владимиром нравственную позицию автор сравнивает с позицией, описанной в письме Олегу Святославичу[1634]. Другие исследователи отмечают и психологическую, и нравственно-этическую нагрузку подборки псалмов в "Поучении"[1635].

Важным шагом в изучении и "Поучения" в целом, и выписок из Псалтири стали работы А.А. Гиппиуса[1636]. Исследователь выделяет три этапа написания "Поучения": "один, заключительный — около 1117 г., до которого доведена "летопись путей"", и два