Грим - Анастасия Худякова

бежал к машине, выстраивая маршрут в голове. Он смутно догадывался, что находится по этому адресу, и предположение лишь усилило дрожь. В пути Роман подумал о том, чтобы позвонить Стигу Баглеру, но вспомнил, что Теодора говорила о его отъезде. Как некстати Баглер отозвал наблюдение за ней, как все это некстати! Романа пугало каждое предположение, которое лезло ему в голову. Чувство, которое не давало ему покоя уже несколько дней, мрачное и тревожное, усилилось настолько, что, казалось, едет пассажиром на соседнем сиденье, сверкая из темноты бесцветными жуткими глазами, полными неизвестности. Роман сбросил вызов Ульфа. Он все пытался дозвониться до Теодоры, снова и снова, но ответом ему были только гудки, выматывающие, монотонные, как звук мотора.

Проезжая центр, он едва взглянул на знакомые витрины и здания. Они убегали так быстро, будто боялись встречаться с ним глазами. Как будто знали то, что было неизвестно ему. Роман покачал головой и ударил по рулю, когда машина спереди неоправданно сбросила скорость.

Нет, он знал, что это конец, но до последнего пытался отрицать. Ульф ведь говорил, что они еще увидятся, значит, все не должно закончиться сейчас. Но как насчет Теодоры?

Мчась в темноту, рискуя каждым резким поворотом и немыслимой скоростью, Роман понял, почему грудь сдавило так сильно, что он едва способен сделать вдох. Впервые чья-то жизнь была ему дороже собственной, и впервые он готов был отдать за нее все, даже если для него самого это означало невосполнимую, немыслимую плату. Мысленно он вернулся на несколько дней назад, под каменный свод собора святой Марии, под Его власть, которую отважился ощутить. Теперь он чувствовал ее еще сильнее. Это жгло изнутри. Глаза сухо и лихорадочно блестели. Вся его жизнь как будто приобрела вес, потому что к ней прибавился вес другой жизни. Он мчался в ночь и был способен на все, как и способен был все отдать.

Ульф не впервые был рад выбору машины. Он купил ее только за внешний вид, не предполагая, что она окажется еще и гоночной, но теперь благодарил за это провидение. Однако и оно не знало всего. Никто не мог предположить, что все закончится так, но, мчась по шоссе, Ульф знал, что неосвещенная трасса перед ним – начало конца. Он был уверен, что у него в запасе еще несколько дней.

Тот процесс, который умышленно запустил Ульф, отнял у него эти дни, и теперь ему оставалось только мчаться в темноту, надеясь успеть. При всей своей чувствительности, намного превосходящей человеческую, Ульф обладал знанием и видением, не доступными более никому. Он искренне любил жизнь, хоть и был вестником из другого мира, который так часто ошибочно называют загробным, сравнивают с адом. Но Ульф только предупреждал тех, чья жизнь была на исходе, и принимал решения, которые помогают сохранить баланс времени. Это никогда не было просто, но Ульф воспринимал это как неотъемлемую часть жизни, которую научился сепарировать от чувств и эмоций. Как долго ему удавалось делать это хорошо? Почти всегда.

Никому не дано видеть будущего, в том числе и Ульфу. Но кое-что было ему открыто. Когда в чашу человеческих жизней попадала особенная – очень тяжелая и темная, весы эти начинали раскачиваться, и тогда те, кто стоял у края чаши, обязательно срывались вниз. Их таких было тысячи. Они растворялись за пределами знакомого мира из-за ошибки или преднамеренного действия одного. Как хранитель жизненного баланса, Ульф обязан был заметить такую еще до того, как она попадет в чашу, до того, как она породит волну, которую не сдержать.

Такой была жизнь Бродда Полссона – небольшого человека, начинавшего карьеру предпринимателя в никому не известном городке на севере страны. Сегодня он был уважаемым кандидатом в министры, завтра – президентом страны-инициатора ядерной войны, послезавтра – убийцей миллионов. А Ульф был тем, кто возводил дамбы, и сделать это он должен был любой ценой.

Если бы Теодора Холл, вызывавшая у него восхищение, подписала заключение о вменяемости Тейта Полссона, это повлияло бы на события ровно в той же степени, если бы она этого не сделала. Истинной целью был не безвольный маниакальный парень, а тот, кто стоял над ним, и только смерть Теодоры могла бы бросить достаточно крупную тень на его сияющую карьеру, затмить которую было нелегко. Если бы прекрасная, сильная, мужественная и горячо любимая начальником следственного отдела Теодора погибла по его вине, Стиг Баглер, чье разбитое сердце было бы вовсе уничтожено, привлек бы к ответственности даже такого великого деятеля, как несравненный и уважаемый герр Полссон, потому что нет в мире существа более разумного и бессердечного, чем человек. Его великая империя, которую он только-только создал, поскользнулась бы на крови и, упав, расшиблась бы насмерть, потому что то была кровь невинной и чистой души.

Весы шатко покачивались от приближающейся опасности, и он, Ульф, должен был достать из их чаши жизнь, всего одну, чтобы остальные остались на месте. Каждый раз он выбирал ту, что произведет наименьший всплеск. Но какая же она была тяжелая! Не потому, что ее переполняло зло. Напротив! Это был свет, и потому она казалась неподъемной. Уставшие руки, сжимающие руль, зудели.

Фонари только мешали. Они отбрасывали на приближающуюся фигуру такие острые тени, что черты лица разглядеть было невозможно. Теодора застыла на месте. Мелькнула мысль, что все хорошо и это Роман идет к ней. Тот человек был так же высок, так же сложен. Походка только слегка отличалась: такая же уверенная, как у Романа, но не настолько грациозная. Теодора позвала Романа, но никто не откликнулся. Она попробовала снова набрать номер. Казалось, гудки вызванивали пустоту. Незнакомец все приближался. Теодора смогла рассмотреть крупный нос на квадратном лице и мощную шею. Она ринулась назад, к машине, забралась внутрь и потянулась к зажиганию. Мотор успел издать лишь негромкий сердитый вздох, потому что в следующую секунду рука Теодоры отлетела назад. Осколки бокового стекла, словно выбитые ударной волной, посыпались прямо в салон. Она пригнулась, но не закричала. Теодора не успела пристегнуть ремень безопасности, поэтому нападавшему не составило большого труда вытащить ее из машины. Она упала на землю, больно ударившись коленом. Теодора не поняла, почему незнакомец выпустил ее в эту секунду. Из-за звона в ушах она не слышала, как где-то с другой стороны улицы проехала машина. Секундного замешательства хватило, чтобы она вскочила и бросилась бежать.

Роман сбросил скорость и стал всматриваться в каждый проулок и вход. Он как раз собирался свернуть, когда услышал в стороне звук бьющегося