Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

Х и н к е л ь д е й. Ваше величество, это исключено.

К о р о л ь. Мне нужен заговор против меня, заговор европейского масштаба. Немедленно!

Х и н к е л ь д е й. Ваше величество изволит приказать — где?

К о р о л ь. Этот вопрос — для полицейских мозгов, а не для короля.

Хинкельдей выглядит несчастным.

Неужели в Пруссии нельзя обнаружить заговор?

Х и н к е л ь д е й. Разумеется, ваше величество.

К о р о л ь. Послушайте, Хинкельдей, помнится, был тут один субъект. Немедленно вызовите его и поручите вести дело. Самая подходящая личность. Это он в сорок четвертом году раскрыл заговор силезских ткачей, а в марте сорок восьмого отличился в Берлине.

Х и н к е л ь д е й. Это когда ваше величество показались народу с трехцветной кокардой на шляпе…

К о р о л ь. Сейчас не время об этом. Ну, тот, что руководил отделом по борьбе с проституцией, как его, Хинкельдей? Да, Штибер!

Х и н к е л ь д е й. Ваше величество имеет в виду бывшего комиссара уголовной полиции Штибера?

К о р о л ь. Именно его. И не медлите с его вызовом!

Х и н к е л ь д е й. Ваше величество, я поражен.

К о р о л ь. У меня нет времени.

Х и н к е л ь д е й. Увольнение доктора Штибера со службы наделало много шума.

К о р о л ь. Это уж по вашей части.

Х и н к е л ь д е й. Он был уволен за неблаговидные поступки.

К о р о л ь. Но для этого дела вам никого лучше не найти, поверьте своему королю.

Х и н к е л ь д е й  уходит. Звучит музыка.

Только в искусстве властитель может обрести успокоение и утешение.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Перед кабинетом Хинкельдея.

Ш т и б е р. Это письмо, доставленное рано утром, вырвало меня из объятий моей молодой супруги. В нем содержалось приказание прибыть сюда, в полицейское управление. И вот я здесь. Меня обступили воспоминания. О, где те прекрасные дни, когда я получал регулярное жалованье, пока зависть и недоброжелательство не изгнали меня отсюда. Как я завидую простым людям. Простой человек остается в памяти потомства, даже если начальство предаст его забвению. Но сколь ужасна судьба того, чья профессия оставаться неизвестным, если о нем забывает начальство. Сколь несчастен тогда тайный полицейский! Какие обвинения можно мне предъявить? Признаюсь только в том, чему есть письменные доказательства. Ни слова больше. Меня заставляют ждать. Это дурной признак.

В кабинете Хинкельдея.

Х и н к е л ь д е й (просматривая бумаги). Вильгельм Иоганн Карл Эдуард Штибер, доктор права.

Ш т и б е р. К вашим услугам, ваше превосходительство.

Х и н к е л ь д е й. Полгода назад вы подали прошение о восстановлении на службе. Оно было отклонено. Вам известно, почему?

Ш т и б е р. Абсолютно неизвестно, ваше превосходительство.

Х и н к е л ь д е й. Злоупотребление служебным положением. Вы ведь были начальником отдела по борьбе с проституцией. Инциденты при арестах.

Ш т и б е р. Могу заверить ваше превосходительство, что подобные утверждения не имеют…

Х и н к е л ь д е й. Рукоприкладство. Порубщику леса на допросе передние зубы выбили.

Ш т и б е р. Ваше превосходительство, можно ли верить…

Х и н к е л ь д е й. Превышение власти, незаконные аресты.

Ш т и б е р. Ваше превосходительство, при более обстоятельной проверке…

Х и н к е л ь д е й. Никак не могу понять, почему из всего этого наделали столько шума. Вы же большое дело провернули. Раскрыли заговор силезских ткачей. Скажите, это вы тогда были в Хиршбергской долине? Под видом пейзажиста Шмидта? Недурственно! С мольбертом и в бархатном берете.

Ш т и б е р. Интересы обычной и тайной полиции, ваше превосходительство, требуют от каждого служащего…

Х и н к е л ь д е й. Черт возьми, вы им устроили шестьдесят три года тюрьмы, подумать только!

Ш т и б е р. Не забудьте смертный приговор, ваше превосходительство!

Х и н к е л ь д е й. Так чем же вы причинили ущерб репутации полиции? Ах, да. Фабриканта без ордера на арест полгода под следствием в тюрьме продержали.

Ш т и б е р. Меня оклеветали те люди, которые несколько лет спустя присоединились к демократам.

Х и н к е л ь д е й. А доктор Штибер никогда не имел ничего общего с этими мерзавцами?

Ш т и б е р. Если это и имело место, то приверженность и почтение к его королевскому величеству были залогом незыблемости моих внутренних убеждений.

Х и н к е л ь д е й. А в суде защищали левых демократов!

Ш т и б е р. Но судили же вообще одних демократов!

Х и н к е л ь д е й. Вы защищали левых. Не отпирайтесь!

Ш т и б е р (с внутренним волнением). Воспитанный на римской и греческой классике, в республиканском духе, пронизывающем и прозу и поэзию, глубоко разочарованный правительством, которое за мои заслуги в деле силезских ткачей отплатило черной неблагодарностью, проживая к тому же в Берлине, где демократические убеждения свойственны каждому, от нищего до министра, как мог я, ваше превосходительство, не испытать на себе воздействия известных теорий?

Х и н к е л ь д е й. Ага! И эти теории надоумили вас всучить королю черно-красно-золотое знамя во время постыдного спектакля — верховой прогулки по революционному Берлину!

Ш т и б е р. Эта сплетня, будто я ехал рядом с королем, держится и по сей день. Я имел счастливую возможность представить заверенный нотариусом документ, из которого следует, что я совершенно не умею ездить верхом. В тот день моим единственным намерением было обеспечение надлежащей дистанции между его величеством и толпой.

Х и н к е л ь д е й. А если бы толпа бросилась на его величество?

Ш т и б е р. Только через мой труп!

Х и н к е л ь д е й. А если бы началась стрельба?

Ш т и б е р. Я погиб бы первым.

Х и н к е л ь д е й. А если бы заговорщики вознамерились захватить его величество в плен?

Ш т и б е р. Сперва им пришлось бы меня разорвать на куски.

Х и н к е л ь д е й. Сейчас об этом легко говорить.

Ш т и б е р. Я всегда готов отдать жизнь за короля!

Х и н к е л ь д е й. Сию минуту?

Ш т и б е р. Ваше превосходительство?

Х и н к е л ь д е й. А что, если заговорщики, замышлявшие переворот и убийство монарха, все еще орудуют за пределами Пруссии?

Ш т и б е р. Раздавить, где бы они ни объявились!

Х и н к е л ь д е й. Не то! С помощью веских доказательств мы вынудим правительства иностранных государств выдать нам членов партии переворота — всех оптом. А если не всех, то хотя бы главарей, имеющих прусское подданство, или — если не их самих — то хотя бы их бумаги, документы и тайную переписку. Выдать Пруссии или куда-нибудь еще. Уж оттуда мы их заполучим. И они предстанут перед прусским судом. О приговоре узнает весь мир. Широкая панорама красного заговора против монархии, церкви и собственности. Постигаете?

Ш т и б е р. Жду указаний вашего превосходительства.

Х и н к е л ь д е й. Некоторая предварительная работа уже проделана. Вы получите в свое распоряжение специальную группу сотрудников. Абсолютная секретность, срок четыре месяца. Время не терпит. Это все. Чин асессора, жалованье обычное. От вашей работы зависит, сможем ли мы закрыть глаза на ваше демократическое прошлое.

Ш т и б е р. Ваше превосходительство, я… Ваше превосходительство, я… Асессор. Я как во сне.

Музыка.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Квартира Штибера. М а р и я  и  Ш т и б е р.

М а р и я. Асессор! Это шестьсот талеров в год.

Ш т и б е р. Чистоганом!

М а р и я. У меня сердце вот-вот выскочит из груди. Такой успех! Рассказывай!

Ш т и б е р. Он меня не терпит, но он вернул меня на службу. Вопрос, кто его заставил? Унижал меня. Что делать! Но унижал меня больше, чем того требовала его должность. Кто же унизил его?

М а р и я. Начальник? Министр!

Ш т и б е р. Выше, выше!

М а р и я. Мне дурно. Неужели король?

Ш т и б е р. Я вновь на службе.

М а р и я (замечает слезы на глазах Штибера). Милый!

Ш т и б е р. Слез не стыжусь. И полицейскому дано испытать чувство блаженства.