Драматургия ГДР - Фридрих Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Э р н с т. И давно.
М а р и я Д е р ф л е р. Ну ладно. Что я должна делать?
Э р н с т. Пойдешь в католический госпиталь и попросишь носилки.
М а р и я Д е р ф л е р уходит в госпиталь.
Э р н с т идет по направлению к площади. Появляется потрясенный Ф р е д.
Ф р е д. У меня больше нет времени считать часы. Я понял, что я и зачем я. Я ухожу. В этом воздухе — только обломки, только желтый отблеск осколков. Еще утром я требовал от жизни потрясения, великого открытия тайны. И вот я потрясен смертью, и наступила ночь. Но тишина перестала быть тишиной. И надежду, чье одеяние — зелень лугов, ныне скрывает от меня не только снег. Трижды за сегодняшний день меня согревало теплое дыхание. Дважды оно застывало навсегда. Юность бросает жизнь к ногам смерти. (Глядя на Герту.) Впрочем, о чем это я. Она не знала вопросов. Секунда — и она бросилась в бездну. Но от нее останется — эта тишина. Жизнь и смерть, связанные воедино сопротивлением, как льющийся раскаленный металл, в котором запечатлевается подвиг.
Э р н с т возвращается с площади. Они молча смотрят друг на друга.
Э р н с т (Фреду). Как это случилось? Этот тип попался мне навстречу на лестнице. Ее комната была пуста, окно открыто.
Ф р е д. В этом чемодане членские списки. Там не только ее имя. Вот почему она это сделала.
Э р н с т. Оставь чемодан мне. Я пойду к тем, кого она защищала.
Фред отдает ему чемодан.
А ты?
Ф р е д. Я с тобой.
Э р н с т идет через площадь. Появляется м о н а х и н я, за ней д в о е л ю д е й с носилками и М а р и я Д е р ф л е р.
М о н а х и н я. Где?
Фред делает ей знак.
(Замечает труп Герты, подходит, становится на колени, осеняет себя крестом.) Боже милостивый, боже всемогущий.
Ф р е д. Я должен спрятать сокровище.
З а н а в е с.
Перевод Э. Венгеровой.
Гюнтер Рюккер
ГОСПОДИН ШМИДТ
Немецкое представление с полицией и музыкой
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Штибер.
Мария.
Король Фридрих Вильгельм IV.
Хинкельдей, полицай-президент.
Офицер для поручений.
Зеккендорф, обер-прокурор.
Камердинер.
Грейф, лейтенант.
Гольдхейм, асессор.
Гирш.
Флери.
Майне, шеф полиции.
Переводчик.
Петер Нотъюнг.
Девушка.
Рабочий.
Его сын.
Судья.
Защитник.
Агенты, свидетели, присяжные.
Действие происходит в 1850—1852 годах в Берлине, Лондоне, Париже и Кёльне.
ПРОЛОГ
Появляется О ф и ц е р д л я п о р у ч е н и й (женская роль).
Музыка.
О ф и ц е р д л я п о р у ч е н и й. Начнем. Эй там, на галерке — не шуметь! А то потом никто не поймет, что происходит на сцене. Уж не думаете ли вы, что знаете немецкую историю? То-то же. Идя навстречу интересам публики, дирекция нашего учреждения распространила печатные материалы, которые вы смогли приобрести при входе.
В них вы найдете даты, цифры, иллюстрации и таблицы,
Касающиеся процесса против первых коммунистов, но в пьесе действуют другие лица.
Процесс вы увидите во втором акте. Но прежде необходимо будет
Представить его историко-траги-комическую прелюдию.
Историю некоего господина Шмидта мы предлагаем уважаемому собранию.
Господа, разобраться в ней не просто. Сюжет требует самого пристального внимания.
Приглашаю вас в историю углубиться.
Прошу не отвлекаться и не торопиться,
Следить за мыслью моей внимательно…
А костюм мой разглядывать не обязательно!
Да, трико узковато! Такая у немцев мода
В Гессене тысяча восемьсот пятидесятого года.
Во-первых, курфюрст наш конституцию ликвидирует.
Петербург, Бавария, Австрия — бурно ему аплодируют.
Во-вторых, сенсация! Прусский король объявляет войну курфюрсту,
Вследствие чего прусский народ проникается к королю добрыми чувствами.
Народ полагает, что король борется за гессенскую конституцию,
Хотя ему до нее и дела нет. Королю нужны выходы к Рейну — то есть речь идет не о конституции, а о стратегии.
Но если король выиграет войну, пруссаки тоже потребуют конституции,
А если король войну проиграет, в Пруссии начнется революция.
В-третьих, короля смущают военные займы, воля господня, подданных коварство.
Стоит ли с Гессеном затевать войну? Пока что сделан один лишь выстрел. Погибла кобыла. Белая. Баварская[8].
Музыка.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Замок в Берлине.
К о р о л ь. Господи всемогущий, повелитель небесного воинства, эта война должна быть последней. Клянусь Фридрихом Великим, клянусь памятью моей покойной матушки Луизы, царствие ей небесное, все мои помыслы — о Пруссии. (Поднимается с колен.) Значит, мир. Как угодно. Мир так мир. Странное дело. Когда смотришь отсюда, сверху, не устаешь удивляться, сколько же еще народу осталось после войны. Подмастерья, землевладельцы, посыльные, часовщики, плотники, профессора. Берлин ими кишмя кишит. Пялятся на меня, думают, я не знаю, что у них на уме. Я вас, голубчики, насквозь вижу. Мечтают, видите ли, о народовластии. А те, кто почище, только того и ждут, что я попрошу у них заем взамен за парочку уступок. Раз мир, значит, королю понадобятся деньги. Что ж, поживем — увидим. Устроимся как-нибудь. Уступки уступками — но до известного предела. Взять хотя бы железную дорогу. С этим покончим, господа, о ней не может быть и речи. У вас просто не хватает воображения, чтобы представить себе, что это значит: железная дорога в Мекленбурге. Да ведь по ней через несколько лет какой-нибудь подпасок поедет с такой же скоростью, что и господин фон Бётцов или даже мой личный адъютант. И вы думаете, это сойдет вам с рук? В Германии полным-полно таких субъектов, которые спят и видят, как бы всех уравнять. Они тотчас учуют, откуда ветер дует. Если чернь посягает на наше время, она посягнет и на наше имущество. А ведь этого вы не хотите. Чуть что, орете: «Караул, на помощь!» И мы уже спешим вам на подмогу с картечью. Как вас спасать — так я хорош. Я навожу в стране порядок — и я же оказываюсь злодеем, а вы — милые либеральные господа — не желаете иметь с этим ничего общего. Хорошо, если подбросите мне пару талеров. Но теперь вам так просто от меня не отделаться. Мне потребуется кое-что побольше. В наши дни, чтобы справиться с чернью с помощью картечи, нужны законы. А вы об этом и слушать не желаете, черт вас побери. Да, законы на случай чрезвычайного международного положения, и я их от вас получу. А как быть с законами о чрезвычайном внутреннем положении? Боитесь, что они могут обернуться против вас? А как же прикажете управлять страной, если вы больше боитесь чрезвычайного положения, чем заговоров и революций? Мало вы боитесь красной республики, вот в чем все дело: но я на вас нагоню страху. Хинкельдей!
Входит Х и н к е л ь д е й.
Х и н к е л ь д е й. Ваше величество.
К о р о л ь. Заговор,
