Драматургия ГДР - Фридрих Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как долго облик святости невинной
От глаз моих развратную блудницу
Скрывал. Но маска сорвана.
Армиду, Лишенную всех прелестей, я зрю».
Заметили? Паузы в неожиданных местах придают словам особый смысл. Я знавал актеров, которые только и держались на таких паузах, в этом заключалась вся их индивидуальность. Казалось, они на каждом придаточном предложении переворачивают новую страницу. Мне пришлось уйти со сцены из-за пауз. Ох, эти длинные строки. Мысленно переворачивая страницы, я иногда пропускал по целому действию. (Продолжает читать письмо.) «…Как жизнь Виктории и моя».
Ш т и б е р. «Виктории и моя».
К а м е р д и н е р. «Которых тоже внесли в этот черный список».
Ш т и б е р. Черный список? Черный?
К а м е р д и н е р. Да.
Ш т и б е р. Не в какой-то? В черный?
К а м е р д и н е р. В черный список. Письмо стоит тридцать пять талеров.
Ш т и б е р. Двадцать.
К а м е р д и н е р. Тридцать! Вот копия. Тридцать пять. (Передает копию.)
Ш т и б е р (читает). «Поскольку перед всемирной выставкой Англия не сможет избавить себя от европейских отбросов, мы настояли на принятии особых мер для безопасности наших дорогих гостей. Английские полицейские власти пригласят в Лондон прусских и иных европейских полицейских агентов. Оплата будет достаточно высокой, чтобы смогли приехать самые умные из них». Какой неожиданный поворот. Наследный принц и полицейский асессор Штибер отправляются в Лондон.
К а м е р д и н е р. Тридцать пять. (Глаза его блестят по меньшей мере на сорок талеров.)
Ш т и б е р. Десять. Вон!
К а м е р д и н е р уходит.
В Лондон, в этот центр всех европейских революционеров и изгнанников! Какой риск! И я — его защита! Мария, видела бы ты меня сейчас! (Звонит.)
Входит Г р е й ф.
По Лондону ходит черный список. Напечатан на… Допустим, на продолговатом листе бумаги. Включите всех важных особ. Принца-консорта, наследного принца, королеву, принца Уэльского и так далее.
Г р е й ф. Разве не долг наш перед Пруссией, господин асессор, почтить кронпринца Пруссии особым письмом с угрозой убийства? В протокольных вопросах его высочество очень щепетилен.
Ш т и б е р. Тогда сдобрите текст зажигательными лозунгами. Воспользуйтесь выражениями господина Виллиха. (Читает.) «Насилие против насилия, праведный гнев народа испепелит грешников. Выше факел борьбы!» Прямо как по заказу. «Сыновья тевтонов! Истребляйте королевское семя!»
Г р е й ф. Какой шрифт прикажете?
Ш т и б е р. Жирный цицеро.
Г о л ь д х е й м (появляясь). Гирш доставлен.
Ш т и б е р. Давайте Гирша.
Входит Г и р ш.
Г и р ш. Почему меня привели в политический отдел?
Ш т и б е р. Утверждают, что, начиная свои махинации, вы публично заявили: «У одних слишком много, у других слишком мало, но праведный гнев народа испепелит грешников».
Г и р ш. Сударь, я подвизаюсь на бирже.
Ш т и б е р. Есть свидетель, готовый показать это под присягой.
Г и р ш. Он врет.
Ш т и б е р. Есть два свидетеля, готовые показать это под присягой. Подделайте мою подпись. А теперь подпись господина лейтенанта. И вот эту. Черт возьми. Вам не следовало бы употреблять свой талант против полиции.
Г и р ш. Я охотно предоставлю мой талант в распоряжение закона, если закон этого потребует, indeed[9].
Ш т и б е р. Я вижу, вы очень хорошо владеете английским.
Г и р ш. Не то чтобы очень, но для биржи достаточно, I hope[10].
Ш т и б е р. Нам нужны люди, владеющие английским, к примеру, в Лондоне. Люди расторопные и с головой на плечах.
Г и р ш. Позвольте узнать, нет ли здесь чего-нибудь противозаконного?
Г о л ь д х е й м. А позвольте узнать, вы предпочитаете оказаться на судне, плывущем в Англию, или за решеткой?
Г и р ш. To be or not to be — that is the question[11]. Гирш приносит свои извинения, он предпочитает корабль, идущий в Лондон.
По команде Гольдхейма Г и р ш и Г р е й ф уходят.
Ш т и б е р. И такого парня вы хотели упрятать в тюрьму? Сколько лет вы работаете в политическом отделе?
КАРТИНА ПЯТАЯ
Окраина небольшого немецкого городка. Появляется Н о т ъ ю н г, портной, тридцати лет. В руках тяжелая дорожная сумка. Слышно, как поют дети. Нотъюнг останавливается, слушает. За ним наблюдает Д е в о ч к а.
Д е в о ч к а. Ты издалека?
Н о т ъ ю н г. Да.
Д е в о ч к а. Ты здешний?
Н о т ъ ю н г. Нет.
Д е в о ч к а. Тебе еще далеко идти?
Н о т ъ ю н г. До ближайшего постоялого двора.
Д е в о ч к а. Показать тебе дорогу?
Н о т ъ ю н г. На, возьми марципан. А дорогу я сам найду, спасибо. Беги, играй с детишками. Германия! Как ты близка мне на чужбине и как чужда вблизи! Германия! Страна вчерашнего дня, страна князей и холопов. А твой сын, портной Петер Нотъюнг, эмигрировавший в Англию, теперь тайком пересекает твои границы, чтобы разыскать товарищей и друзей. И кого находит? Одни запутаны и опустошены, погрязли в делах и тешат себя трусливой надеждой забыться в пустом, беззаботном существовании. Забыт сорок седьмой год с его голодом и похоронами, забыты пушки на рыночных площадях, генералы, бросавшие наших сыновей в огонь, как мякину; забыты и те, кого убивали в их собственных домах, и те, кого расстреливали по ночам на улицах. Другие уповают на тайные союзы, бунты и адские машины. С каким восторгом вы повторяли за Виллихом его тирады: «Поднимитесь, изнуренные тяжелым трудом и обремененные невзгодами. Да осветит ваш путь вечное пламя человеческого равенства, пусть оно согреет ваши сердца, укрепит ваши руки. Страшный суд близок, пора настала, под знаменами, обагренными кровью мучеников, — вперед, к всемирной социальной республике!» И как пугают вас слова Маркса, которые я несу вам из Лондона: «Вам придется пережить десять, двадцать, пятьдесят лет гражданских войн и международных столкновений не только для того, чтобы изменить существующие условия, но и для того, чтобы измениться самим и сделать себя способными к политическому господству». О, как вы любите тирады и как боитесь правды. Но разве можно вашу любовь, величие борьбы во имя грандиознейшего дела опошлить бредовыми заговорами, нелепыми фантазиями и криками о революциях и переворотах? Что нам оставалось еще делать, как не порвать с Виллихом и Шаппером, хотя когда-то они были верными товарищами. Нам трудно. Враги объединяются, а мы разобщены. Ваши вопросы как нож в сердце. Но иного пути нет.
Д е в о ч к а. Послушай, можно понести твою сумку?
Н о т ъ ю н г. Возьми еще марципан. А сумку я сам донесу. Иди к детишкам. (Уходит.)
Д е в о ч к а. Постоялый двор направо. А он пошел прямо.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Кабинет Хинкельдея.
Х и н к е л ь д е й. Хорошо, Штибер! Очень хорошо! Только вчера я сообщил вам о предстоящей поездке наследного принца в Лондон на всемирную выставку, а у вас в руках уже воззвание, подстрекающее к его убийству. Великолепно! Хотя я несколько удивлен.
Ш т и б е р. Ваше превосходительство?
Х и н к е л ь д е й. Удивительно примитивно. Вы не находите?
Ш т и б е р. Ваше превосходительство?
Х и н к е л ь д е й (читает). «Немецкие патриоты! Прусский принц, который в настоящее время…» и так далее… «Вспомните его картечь… смерть за смерть, жизнь за жизнь… вперед, сыны тевтонов» и т. д. Зажигательно, но примитивно. На что автор надеется?
