Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

class="p1">М а р и я. Выследить, поймать и наказать преступника!

Ш т и б е р. Милое дитя, как мало ты еще знаешь мою жизнь. Что ты знаешь о настоящем счастье полицейского. Взять хотя бы перлюстрацию писем. Сломана печать, вскрыт конверт, лист расправлен… Первый взгляд на почерк. Так покоритель гор, судорожно цепляясь окровавленными пальцами за нависающие камни, обливаясь потом, минуя пропасти, поднимается к вершине, чтобы потом бросить гордый взгляд на мир с места, где, как ему кажется, не был еще ни один человек. Он не знает, что некто уже быстро сбегает в долину, под сень кустов и деревьев. И когда потом, в окружении рукоплещущей толпы, он будет разглагольствовать о своих подвигах, скромный предшественник вместе с толпой вознаградит его речь аплодисментами, в то время как иные божества будут нашептывать ему на ухо о том, кто более достоин славы. Так и получивший письмо будет радоваться заключенным в нем секретам, а полицейский, еще раньше проникший в тайну запечатанного письма, а затем вновь заклеивший и незаметно подсунувший это письмо в почту получателя, скромно отступит на задний план, исчезнет.

М а р и я. Великолепно!

Ш т и б е р. Снять печать и вновь вернуть ее на место, Марихен… Это подобно тому, как приподнять косынку на груди женщины и вновь незаметно опустить. Женщина стыдится, краснеет, а ты хотя и знаешь, в чем тут дело, но продолжаешь эту игру в стыдливость, проявляешь любопытство там, где все давно известно, и не спешишь с последним шагом.

М а р и я. Искуситель!

Ш т и б е р. Представь только, сколько в эту минуту писем, написанных руками — горячими как пламень, холодными как лед, молодыми, спокойными, дрожащими, потными, мягкими, нежными, тяжелыми и легкими — путешествуют по свету в каретах, по железной дороге, по морю и даже у голубей под крылом? Их ждут или боятся, прячут или сжигают, комкают или целуют. Мария, ведь это целая вселенная! А в письмах столько всего понаписано!

М а р и я. Погоди, я теряю рассудок.

Ш т и б е р. Как будто крадешь право первой ночи у феодала.

М а р и я. Девушки взамен получают свадебные наряды. А что получит жена асессора?

Ш т и б е р. Назови цену!

М а р и я. Шестьсот в год — это по два талера за каждый рабочий день.

Ш т и б е р. Значит, один талер за ночь. (Засовывает талер ей в вырез платья.)

М а р и я. Иди скорее! (Убегает в соседнюю комнату, на ходу расстегивая фартук.)

Ш т и б е р. Счастливый день! Шесть сотен в год и четыре месяца сроку! (Считает.) Ну что же, это…

М а р и я (выбрасывает из соседней комнаты различные детали туалета). Где же ты?

Ш т и б е р. Это двести талеров за целый заговор!

М а р и я. Не заставляй себя ждать.

Ш т и б е р. Он положил меня на обе лопатки!

М а р и я  появляется в дверях. Она в нижнем белье.

Сейчас!

Начинает раздеваться.

Двести талеров! У Хинкельдея на меня нашло какое-то затмение. Ну да ладно! Отныне борьба не на жизнь, а на смерть, господин Хинкельдей! Мария, иди сюда!

Музыка.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Кабинет Штибера. С л у г а, Ш т и б е р.

Ш т и б е р. Скверна проникает нынче в Пруссию двумя путями. Сифилис — из Парижа, плохая погода — из Лондона. А семена бунта и из Парижа и из Лондона. Первые шаги удались. Связные, наблюдатели, курьеры взяли в кольцо бунтовщиков. Моими руками открываются двери в лондонском Бишофсгейте, мои глаза в тайных парижских клубах, мои уши слышат шепот заговорщиков, мои собачки чуют добычу, мои пчелки летают по всему свету.

С л у г а. Господин асессор, вас ждут!

Входит  К а м е р д и н е р.

Ш т и б е р. Камердинер наследного принца! Да еще в ливрее! У меня в кабинете! Разве я вам не запретил здесь появляться?

К а м е р д и н е р. Так точно, запретили. Но дело срочное. Два письма, господин советник.

С л у г а. Господа Грейф и Гольдхейм явились для доклада.

Ш т и б е р (камердинеру). В шкаф! (Открывает один из шкафов и вталкивает туда камердинера.)

К а м е р д и н е р. Задыхаюсь!

Ш т и б е р. Голову поднимите повыше, вверху открыто. (Запирает шкаф и кладет в карман ключ.)

Входят  Г о л ь д х е й м  и  Г р е й ф.

Г о л ь д х е й м (выступает вперед). Асессор Гольдхейм. Прибыл из Парижа.

Г р е й ф (выступает вперед). Лейтенант Грейф. Прибыл из Лондона. Положение без изменений. Разговоры только о великой промышленной выставке. Ее откроет королева. Из Пруссии в выставке участвуют Борзиг, Ханиель, Крупп, Сименс, Майссен, Мансфельд, Стиннес, Брокхауз и другие.

Ш т и б е р. Как насчет покушений, Грейф?

Г р е й ф. Подобные настроения имеются только в среде европейских эмигрантов-демократов.

Ш т и б е р. А наши прусские коммунисты?

Г р е й ф. Маркс поссорился с Шаппером и Виллихом.

Ш т и б е р. Маркс всегда ссорится.

Г р е й ф. Радикальный коммунист Виллих опубликовал свое сочинение. (Кладет брошюру на стол.) «Пролетарий перед грядущей революцией» (Читает.) «Повсюду поднимаются изнуренные тяжелым трудом и обремененные невзгодами люди, вечное пламя человеческого равенства просветило их дух, согрело их сердца, укрепило их силу; страшный суд близок, час настал. Грешники освещены испепеляющим светом». Маркс считает, что это театральный гром.

Ш т и б е р. Можно лишь надеяться, что эти лондонские пустобрехи не очень-то слушаются Маркса. А как в Париже?

Г о л ь д х е й м. Господин префект парижской полиции передает привет и интересуется, не могли бы мы подсунуть ему парочку красных радикалов, чтобы он их арестовал. Положение во Франции обостряется. Господин Карлейль, разумеется, в долгу не останется.

Ш т и б е р. Ах, Париж! Ваш Лондон по части заговоров ни к черту не годится. Гольдхейм, это все?

Г о л ь д х е й м. Есть еще один специалист по подделыванию чужих подписей. Его фамилия Гирш.

Ш т и б е р. Умен?

Г о л ь д х е й м. Эксперты считают, что таких подделок они еще не видели.

Ш т и б е р. Покажите его мне. За работу. Пишите отчеты. Вы видите, мне некогда. Меня ждет важнейшая информация, запертая на ключ.

Г р е й ф  и  Г о л ь д х е й м  уходят.

Штибер открывает шкаф, камердинер падает на него.

Письмо!

К а м е р д и н е р. Письмо из Лондона его величеству. Я выучил наизусть. Тридцать талеров.

Ш т и б е р. Быстрее и короче.

К а м е р д и н е р. Тридцать талеров.

Ш т и б е р. Слушаю.

К а м е р д и н е р (закрыв глаза, читает текст на память). Его величеству Фридриху Вильгельму, королю Пруссии.

Ш т и б е р. От кого?

К а м е р д и н е р. От супруга английской королевы. «My dear Fritz», далее восемь строк по-английски. «Обещаю, что жизнь наследного принца и его супруги во время выставки в Лондоне будет охраняться столь же тщательно, как жизнь Виктории и моя».

Ш т и б е р. Наследный принц собирается в Лондон?

К а м е р д и н е р. Позвольте читать дальше. Мои нервы не выдерживают. Я больше ничего не вижу.

Ш т и б е р. Вспоминайте!

К а м е р д и н е р. Я не вспоминаю, я вижу. А чего я не вижу, того прочесть не могу. Мне нужно видеть текст. Этот ужасный недостаток заставил меня уйти со сцены и пойти в камердинеры.

Ш т и б е р. Как же вы читали на сцене?

К а м е р д и н е р. Точно так же. С листа.

Ш т и б е р. И получалось?

К а м е р д и н е р. Со стихами не было никаких трудностей. В стихах строчки короткие, и если печать хорошая, то текст весь перед мысленным взором. Накладок не случалось. Только для перелистывания требуется