Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

Когда вы принесете гроб для вашей дочери?

Б и р. Успеется. (Уходит на площадь.)

Движется процессия, доносится песня:

«По лесу, по лесу

Охотник идет.

Он птицу подстрелит,

Он зверя убьет».

Н е с к о л ь к о  п о д р о с т к о в  возвращаются с площади.

П е р в ы й  п о д р о с т о к. Видал, все учителя там были!

В т о р о й  п о д р о с т о к. Пели так, что себя не помнили, будто без них бы не обошлось.

Т р е т и й  п о д р о с т о к. Прямо как одержимые.

П е р в ы й  п о д р о с т о к. И ноги задирали.

В т о р о й  п о д р о с т о к. Наш-то, пузатый, как будто у него в жирном брюхе шар перекатывается.

Т р е т и й  п о д р о с т о к. А впереди всех учитель рисования пыхтел.

П е р в ы й  п о д р о с т о к. У него рост — метр девяносто, ему там наверху дышать нечем было.

Н е с к о л ь к о  м а л е н ь к и х  д е в о ч е к  с фонариками окружают мальчишек.

О д н а  и з  д е в о ч е к. Мы хотели позвать Грету. Пусть идет с нами.

П е р в ы й  п о д р о с т о к. Ну валяйте!

М а л ь ч и ш к и  и  д е в о ч к и (хором). Грета! Грета!

С о в с е м  м а л е н ь к а я  д е в о ч к а (тихо). Гретель.

М о н а х и н я  выходит к детям, с ней  Х а н н е л о р а.

М о н а х и н я. Не зовите Грету.

Х а н н е л о р а. Она умерла.

Дети, пораженные, замолкают. Совсем маленькая девочка зарывается лицом в платье монахини.

М о н а х и н я. Да ты дрожишь. (Берет девочку на руки, укачивает ее, стараясь успокоить.) Смерть это прощание. Но не она, а любовь заставляет нас плакать. (Поет.)

Уехал я в далекий путь,

Простился я с вами, друзья.

Мне с этой дороги нельзя свернуть,

Домой вернуться нельзя.

(Детям.) Пойдемте вместе? Что мы будем петь?

Д е т и. Песню о фонарике.

М о н а х и н я (ставит девочку на землю). Да. Это ты тоже можешь петь.

Д е т и (строясь).

Иду я ночью поздней,

Фонарик мой со мной.

М о н а х и н я (детям). Пойте громче, тогда будет веселее. (Идет впереди детей, поет.)

На небе светят звезды,

А здесь — фонарик мой.

Площадь становится пустой и безжизненной.

М а р и я  Д е р ф л е р (на ступенях своего кафе). А посетителей нет, ни единого. К чему тогда вся эта иллюминация? Германия просыпается, а они не могут не поспать хотя бы одну ночь, какая наглость. Надо открыть заднюю дверь, может быть, из дома кто-нибудь зайдет. Хотя бы мальчуган, если он образумился. (Уходит в кафе.)

Из-за угла появляется  Б р у н о, с ним  д в о е  ш т у р м о в и к о в.

Б р у н о (штурмовикам). Этого типа, который разорялся около ихнего комитета, зовут Кунерт. Он днем здесь таскал гробы. Его мы прихватим с собой, иначе нас взгреют за то, что мы прошляпили их списки. Ведь мы даже не знаем, когда они пропали. Стойте на углу, я вам дам знак.

Вбегает  Х а н н е л о р а.

Эй, постой-ка.

Х а н н е л о р а. Мне нужно скорей домой.

Б р у н о. Скажи-ка, где живет Кунерт? Ты его знаешь?

Х а н н е л о р а. Это папу так зовут.

В арке показывается  К у н е р т. Ханнелора бросается к нему.

Вот он!

К у н е р т. Тебя-то мне и надо.

Б р у н о. А мне вас. (По его знаку из-за угла появляются два штурмовика.) Взять его.

Х а н н е л о р а. Папочка! (С криком бежит в арку.) Мама, мама!

К у н е р т. Не имеете права меня трогать.

Б р у н о. Наша власть, наше право.

К у н е р т. Не ваша!

Б р у н о (штурмовикам). Успокойте его, да не слишком, нам кое-что узнать у него надо.

К у н е р т а  силой утаскивают за угол.

(Смотрит на кафе, размышляет.) Ишь какая иллюминация, здесь, наверно, можно навести справки. (Входят в кафе.)

Ж е н щ и н а  выбегает из дома.

Ж е н щ и н а (тихо вскрикивает). Пауль? Ты?

Через площадь идет  Г е р т а.

Г е р т а (взглянув вверх). У меня темно, света нет. Где же Грета?

Ж е н щ и н а. Она там, у монахинь, ей уже ничего не страшно.

Г е р т а. Умерла?

Ж е н щ и н а. Можно и так сказать. Где ты была, что не знаешь об этом?

Г е р т а. Везде. Ничего не происходит.

Ж е н щ и н а. Но все изменилось. (Прислоняется к стене.)

Г е р т а. Что с тобой? Тебе нехорошо?

Ж е н щ и н а. Они забрали Пауля, Кунерта. Мы не были женаты, просто жили вместе; девочка, Ханнелора, не его, но только бы он вернулся.

Д р у г а я  ж е н щ и н а  победно шествует через площадь.

Д р у г а я  ж е н щ и н а (поднимаясь на ступеньки подъезда). Наступают счастливые времена! (Останавливается, узнает соседку.) Можешь мне поверить, даже от безработных очистят улицы. (Приблизившись к ней вплотную.) Что, не веришь? (Еще ближе.) Сказала бы я тебе словечко… Молчать!

Г е р т а (вступаясь). Перестаньте!

Д р у г а я  ж е н щ и н а (не знает, как реагировать). Ты что, можешь мне запретить? (Обнимает ее, доверительно.) Значит, с полицейским — дело верное? (Проходя в дом.) Тогда — детишки, детишки. Апельсины — за мной.

Ж е н щ и н а. Что ты собираешься делать, Герта?

Г е р т а. Закрыть мою комнату.

Ж е н щ и н а. Идем.

Обе уходят в дом. Из кафе выходит  Б р у н о, зажигает сигарету.

М а р и я  Д е р ф л е р (следуя за ним). Вы нашли мои сведения неудовлетворительными?

Б р у н о. Слишком общими.

М а р и я  Д е р ф л е р. Я не могу дать вам более подробных. Вас-то сразу видно, а насчет других — мало ли, кто носит штаны и куртку, разве все они коммунисты? Я не настолько разбираюсь в людях.

Б р у н о. Когда содержишь кафе, всякое слышишь и все мотаешь на ус.

М а р и я  Д е р ф л е р. Да, что касается счетов.

Б р у н о. Эта Герта?

М а р и я  Д е р ф л е р. Герта? Помилуйте, ей всего двадцать. Да разве я знаю, о чем думает эта девчонка?

Б р у н о (глядя перед собой, Марии Дерфлер). Поговорим в другой раз. (Идет за угол.)

М а р и я  Д е р ф л е р. Один клиент, да и тот хочет распугать всех остальных. Нет, мой милый, слишком твой счет маленький. На сегодня все, закрываю. (Уходит в кафе.)

Появляется  Э р н с т, останавливается на углу католического госпиталя.

Э р н с т. Что этому типу было нужно в кафе у Марии?

М о н а х и н я  пересекает площадь, останавливается в нерешительности.

Сестра, могу я вам помочь?

М о н а х и н я. Мне так неспокойно. (Поясняя.) Эти грузовики в безмолвных переулках.

Э р н с т. Штурмовики.

М о н а х и н я. И Грета тоже умерла.

Э р н с т. Тоже?

М о н а х и н я. Не знаю, почему я так сказала.

Э р н с т (глядя наверх). Значит, Герта одна там, наверху. Я буду поблизости. (Монахине.) Почему мы всегда ожидаем от судьбы чего-то плохого?

М о н а х и н я. Никто не знает своего часа.

Через площадь идет  Б и р. Он пьян.

Б и р (останавливаясь). Какого часа? И знать нельзя. (Смотрит на уличные часы.) Время — это просто картонный круг. На нем написано: «не работает». И в такой день. День-то знаешь, только часа не ведаешь. Сейчас вроде ночь. (Смотрит на монахиню и Эрнста.) А?

М о н а х и н я (с особой интонацией). Ваша дочь умерла.

Б и р (с глупым видом). Что вы говорите? Да, верно. Но я уже знаю об этом.

М о н а х и н я, не скрывая своего отвращения, уходит в госпиталь.

Что она ко мне пристает! Пришла бы, как все,