Драматургия ГДР - Фридрих Вольф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Б и р. Успеется. (Уходит на площадь.)
Движется процессия, доносится песня:
«По лесу, по лесу
Охотник идет.
Он птицу подстрелит,
Он зверя убьет».
Н е с к о л ь к о п о д р о с т к о в возвращаются с площади.
П е р в ы й п о д р о с т о к. Видал, все учителя там были!
В т о р о й п о д р о с т о к. Пели так, что себя не помнили, будто без них бы не обошлось.
Т р е т и й п о д р о с т о к. Прямо как одержимые.
П е р в ы й п о д р о с т о к. И ноги задирали.
В т о р о й п о д р о с т о к. Наш-то, пузатый, как будто у него в жирном брюхе шар перекатывается.
Т р е т и й п о д р о с т о к. А впереди всех учитель рисования пыхтел.
П е р в ы й п о д р о с т о к. У него рост — метр девяносто, ему там наверху дышать нечем было.
Н е с к о л ь к о м а л е н ь к и х д е в о ч е к с фонариками окружают мальчишек.
О д н а и з д е в о ч е к. Мы хотели позвать Грету. Пусть идет с нами.
П е р в ы й п о д р о с т о к. Ну валяйте!
М а л ь ч и ш к и и д е в о ч к и (хором). Грета! Грета!
С о в с е м м а л е н ь к а я д е в о ч к а (тихо). Гретель.
М о н а х и н я выходит к детям, с ней Х а н н е л о р а.
М о н а х и н я. Не зовите Грету.
Х а н н е л о р а. Она умерла.
Дети, пораженные, замолкают. Совсем маленькая девочка зарывается лицом в платье монахини.
М о н а х и н я. Да ты дрожишь. (Берет девочку на руки, укачивает ее, стараясь успокоить.) Смерть это прощание. Но не она, а любовь заставляет нас плакать. (Поет.)
Уехал я в далекий путь,
Простился я с вами, друзья.
Мне с этой дороги нельзя свернуть,
Домой вернуться нельзя.
(Детям.) Пойдемте вместе? Что мы будем петь?
Д е т и. Песню о фонарике.
М о н а х и н я (ставит девочку на землю). Да. Это ты тоже можешь петь.
Д е т и (строясь).
Иду я ночью поздней,
Фонарик мой со мной.
М о н а х и н я (детям). Пойте громче, тогда будет веселее. (Идет впереди детей, поет.)
На небе светят звезды,
А здесь — фонарик мой.
Площадь становится пустой и безжизненной.
М а р и я Д е р ф л е р (на ступенях своего кафе). А посетителей нет, ни единого. К чему тогда вся эта иллюминация? Германия просыпается, а они не могут не поспать хотя бы одну ночь, какая наглость. Надо открыть заднюю дверь, может быть, из дома кто-нибудь зайдет. Хотя бы мальчуган, если он образумился. (Уходит в кафе.)
Из-за угла появляется Б р у н о, с ним д в о е ш т у р м о в и к о в.
Б р у н о (штурмовикам). Этого типа, который разорялся около ихнего комитета, зовут Кунерт. Он днем здесь таскал гробы. Его мы прихватим с собой, иначе нас взгреют за то, что мы прошляпили их списки. Ведь мы даже не знаем, когда они пропали. Стойте на углу, я вам дам знак.
Вбегает Х а н н е л о р а.
Эй, постой-ка.
Х а н н е л о р а. Мне нужно скорей домой.
Б р у н о. Скажи-ка, где живет Кунерт? Ты его знаешь?
Х а н н е л о р а. Это папу так зовут.
В арке показывается К у н е р т. Ханнелора бросается к нему.
Вот он!
К у н е р т. Тебя-то мне и надо.
Б р у н о. А мне вас. (По его знаку из-за угла появляются два штурмовика.) Взять его.
Х а н н е л о р а. Папочка! (С криком бежит в арку.) Мама, мама!
К у н е р т. Не имеете права меня трогать.
Б р у н о. Наша власть, наше право.
К у н е р т. Не ваша!
Б р у н о (штурмовикам). Успокойте его, да не слишком, нам кое-что узнать у него надо.
К у н е р т а силой утаскивают за угол.
(Смотрит на кафе, размышляет.) Ишь какая иллюминация, здесь, наверно, можно навести справки. (Входят в кафе.)
Ж е н щ и н а выбегает из дома.
Ж е н щ и н а (тихо вскрикивает). Пауль? Ты?
Через площадь идет Г е р т а.
Г е р т а (взглянув вверх). У меня темно, света нет. Где же Грета?
Ж е н щ и н а. Она там, у монахинь, ей уже ничего не страшно.
Г е р т а. Умерла?
Ж е н щ и н а. Можно и так сказать. Где ты была, что не знаешь об этом?
Г е р т а. Везде. Ничего не происходит.
Ж е н щ и н а. Но все изменилось. (Прислоняется к стене.)
Г е р т а. Что с тобой? Тебе нехорошо?
Ж е н щ и н а. Они забрали Пауля, Кунерта. Мы не были женаты, просто жили вместе; девочка, Ханнелора, не его, но только бы он вернулся.
Д р у г а я ж е н щ и н а победно шествует через площадь.
Д р у г а я ж е н щ и н а (поднимаясь на ступеньки подъезда). Наступают счастливые времена! (Останавливается, узнает соседку.) Можешь мне поверить, даже от безработных очистят улицы. (Приблизившись к ней вплотную.) Что, не веришь? (Еще ближе.) Сказала бы я тебе словечко… Молчать!
Г е р т а (вступаясь). Перестаньте!
Д р у г а я ж е н щ и н а (не знает, как реагировать). Ты что, можешь мне запретить? (Обнимает ее, доверительно.) Значит, с полицейским — дело верное? (Проходя в дом.) Тогда — детишки, детишки. Апельсины — за мной.
Ж е н щ и н а. Что ты собираешься делать, Герта?
Г е р т а. Закрыть мою комнату.
Ж е н щ и н а. Идем.
Обе уходят в дом. Из кафе выходит Б р у н о, зажигает сигарету.
М а р и я Д е р ф л е р (следуя за ним). Вы нашли мои сведения неудовлетворительными?
Б р у н о. Слишком общими.
М а р и я Д е р ф л е р. Я не могу дать вам более подробных. Вас-то сразу видно, а насчет других — мало ли, кто носит штаны и куртку, разве все они коммунисты? Я не настолько разбираюсь в людях.
Б р у н о. Когда содержишь кафе, всякое слышишь и все мотаешь на ус.
М а р и я Д е р ф л е р. Да, что касается счетов.
Б р у н о. Эта Герта?
М а р и я Д е р ф л е р. Герта? Помилуйте, ей всего двадцать. Да разве я знаю, о чем думает эта девчонка?
Б р у н о (глядя перед собой, Марии Дерфлер). Поговорим в другой раз. (Идет за угол.)
М а р и я Д е р ф л е р. Один клиент, да и тот хочет распугать всех остальных. Нет, мой милый, слишком твой счет маленький. На сегодня все, закрываю. (Уходит в кафе.)
Появляется Э р н с т, останавливается на углу католического госпиталя.
Э р н с т. Что этому типу было нужно в кафе у Марии?
М о н а х и н я пересекает площадь, останавливается в нерешительности.
Сестра, могу я вам помочь?
М о н а х и н я. Мне так неспокойно. (Поясняя.) Эти грузовики в безмолвных переулках.
Э р н с т. Штурмовики.
М о н а х и н я. И Грета тоже умерла.
Э р н с т. Тоже?
М о н а х и н я. Не знаю, почему я так сказала.
Э р н с т (глядя наверх). Значит, Герта одна там, наверху. Я буду поблизости. (Монахине.) Почему мы всегда ожидаем от судьбы чего-то плохого?
М о н а х и н я. Никто не знает своего часа.
Через площадь идет Б и р. Он пьян.
Б и р (останавливаясь). Какого часа? И знать нельзя. (Смотрит на уличные часы.) Время — это просто картонный круг. На нем написано: «не работает». И в такой день. День-то знаешь, только часа не ведаешь. Сейчас вроде ночь. (Смотрит на монахиню и Эрнста.) А?
М о н а х и н я (с особой интонацией). Ваша дочь умерла.
Б и р (с глупым видом). Что вы говорите? Да, верно. Но я уже знаю об этом.
М о н а х и н я, не скрывая своего отвращения, уходит в госпиталь.
Что она ко мне пристает! Пришла бы, как все,
