1356 - Бернард Корнуэлл

Он бросился прямо на Томаса, единственного из английских латников, который не был в доспехах.

— Сен-Дени! — прорычал высокий.

И Сен-Дени встретился со Святым Георгием.

Кардинал Бессьер наблюдал за битвой с французского холма. Он сидел верхом на крупной и выносливой лошади и был одет в кардинальскую рясу, и хотя с ней это совершенно не сочеталось, его голову покрывал бацинет. Он находился в нескольких ярдах от короля Иоанна, который тоже был верхом, хотя кардинал отметил, что король отцепил шпоры, а это означало, что если он собирается сражаться, то пешим. Младший сын короля, Филипп, и остальные его рыцари и латники были пешими.

— Что происходит, ваше величество? — поинтересовался кардинал.

Король был не вполне уверен в ответе и его раздражало, что кардинал в своем смехотворном шлеме находился так близко. Он не любил Бессьера.

Этот человек был сыном торговца, Бога ради, но поднялся по лестнице церковной иерархии и теперь стал папским легатом, и, как было известно королю, питал надежды стать Папой.

И, возможно, Бессьер стал бы неплохим выбором, потому что, несмотря на свое низкое происхождение, кардинал яростно поддерживал французскую монархию, а Божья помощь никогда не повредит, так что король ему потакал.

— Наша первая колонна крушит врага, — объяснил он.

— Хвала Господу, — произнес кардинал и указал на знамя герцога Орлеанского, развевавшееся над второй колонной, ожидавшей в неглубокой долине между двумя холмами.

У герцога было больше двух тысяч латников, все пешие, но лошади находились неподалеку, чуть позади строя, на случай, если нужно будет преследовать сломленного врага.

— Есть ли какая-то причина, — спросил кардинал, — по которой ваш брат не двигается вперед для богоугодного дела?

Король почти вышел из себя. Он нервничал и надеялся, что колонны дофина будет достаточно, чтобы сломить англичан, но было очевидно, что битва оказалась тяжелее, чем кто-либо ожидал.

Его заверили, что враг ослаблен голодом и жаждой, но англичане еще сражались. В отчаянии, как он предположил.

— Мой брат пойдет вперед, когда получит приказ, — отрезал он.

— Все дело в пространстве, — вмешался граф Вентадур. Этот юноша был фаворитом короля и, почувствовав раздражение монарха, он сдвинулся с места, чтобы освободить того от дальнейших утомительных объяснений.

— В пространстве? — спросил кардинал.

— У врага, ваше преосвященство, сильная позиция, — произнес граф, указывая на холм. — Видите живую изгородь? Она нам мешает.

— А, — отозвался кардинал, как будто только что заметил изгородь, — но почему не выдвинуться всеми нашими силами?

— Потому что даже король или кардинал не могут влить кварту в кувшин объемом в пинту, ваше преосвященство, — объяснил граф.

— Так разбейте кувшин, — предложил кардинал.

— Они именно это и пытаются сделать, ваше преосвященство, — терпеливо ответил граф.

Трудно было определить, что произошло за изгородью. Сражение было в самом разгаре, но кто побеждал? Французы еще оставались с западной стороны изгороди, что означало, что им не хватает места, чтобы драться по другую сторону, или, возможно, это были слабаки, не желающие рисковать жизнью.

Небольшой ручеек раненых отступал с холма, и кардиналу казалось очевидным, что французам следовало послать всех имеющихся воинов, чтобы враг не смог сдержать натиск, но вместо этого король со своим братом спокойно ожидали, позволяя войску дофина сделать всю работу.

Джоффри де Шарни, королевский знаменосец, по-прежнему высоко держал орифламму, а это означало, что нельзя брать пленных, и кардинал достаточно хорошо в этом разобрался, чтобы понять, что этот огромный флаг будет развеваться до тех пор, пока враг не будет разбит.

Только когда это ярко-красное полотнище исчезнет, французы будут уверены, что у них есть время, чтобы позаботиться о богатом выкупе, и Бессьер был раздражен тем, что оно все еще развевалось.

Король Иоанн, думал он, слишком осторожен. Он послал сражаться треть армии, но почему не всю? Но он знал, что не может вымолвить ни слова критики. Когда назначат выборы следующего Папы, ему понадобится влияние короля Иоанна.

— Ваше преосвященство? — прервал мысли кардинала граф Вентадур.

— Да, сын мой? — величественно отозвался кардинал.

— Можно? — граф протянул руку к плохонькому клинку, который держал кардинал.

— С должным почтением, сын мой, — ответил кардинал.

Граф дотронулся до Злобы, закрыл глаза и вознес молитву.

— Нас ждет победа, — произнес он, помолившись.

— Такова воля Господа, — сказал кардинал.

В тридцати шагах от кардинала, в строю среди людей короля стоял граф Лабруйяд. Он весь вспотел. На нем было льняное нижнее белье, а поверх него плотно сидящая кожаная безрукавка и чулки.

Кожаную куртку покрывала кольчуга, а сверху еще и полный комплект латных доспехов. Ему нужно было помочиться. От вина, которое он пил всю ночь, мочевой пузырь переполнился, но он боялся, что если перестанет сдерживаться, то кишечник тоже опорожнится. В животе бурлило.

Господи, подумал он, пусть дофин победит быстро! И почему это занимает так много времени? Он переминался с ноги на ногу.

По крайней мере, следующим вступит в битву герцог Орлеанский. Граф Лабруйяд заплатил маршалу Клермону золотом, чтобы его со своими латниками поставили в колонну короля, в последнюю, и пылко молился, чтобы три тысячи воинов короля не пригодились.

И почему они решили драться пешими? Всем известно, что знать сражается верхом! Но какой-то проклятый шотландец убедил короля драться пешими, как англичане.

Если англичане и шотландцы желали драться как крестьяне, это было их дело, но французская знать должна находиться в седле! Как можно сбежать, если у тебя нет коня? Лабруйяд простонал.

— Милорд? — его знаменосец решил, что граф что-то сказал.

— Помолчи, — произнес граф и вздохнул с облегчением, потому что помочился. Теплая жидкость потекла по ногам вниз и закапала из-под покрытой стальными пластинами баски, защищавшей его пах.

Он сжал прямую кишку и, к счастью, остался чистым. Он взглянул направо и увидел, что орифламма по-прежнему развевается, и быстро помолился, чтобы ее поскорее свернули, а его люди освободились для поисков Роланда де Веррека, пославшего ему оскорбительное и угрожающее сообщение с человеком, чью лошадь он прикончил на виду у всей французской армии.

Граф поклялся сделать с Роландом то же, что и с дерзким Вийоном. Он оскопит его за предательство. Эта перспектива успокоила графа.