Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Миг тишины и вдруг тихое, отчетливое, но явно не яшинское «Позорище!»

Судья заголосила пуще прежнего, она взвыла как сирена: «Пристав! Заберите у Квачкова схему!» И взашей присяжных: «Присяжные заседатели, покиньте зал!»

Свирепо всматриваясь в зрителей, Пантелеева грозно вопросила: «Приставы, укажите, кто из присутствующих в зале допустил сейчас выкрик».

Приставы не успели сдвинуться с места, как с крайней скамьи степенно поднялся седовласый, рослый и прямой, несмотря на почтенный возраст, мужчина. Стать и спокойная уверенность его произвели впечатление на Пантелееву, та спросила, умерив пыл: «Это Вы кричали «позор»?.

«Не позор — позорище! — жестко поправил ее старик, устав сдерживать возмущение. — Я говорю, что это позорище! Даже в фашистском суде Димитрову давали слово, последнее слово, и не прерывали его так! А здесь Вы что творите?! То, что фашисты себе не позволяли! Это же страшнее фашистского суда!»

Судья Пантелеева, ничуть не смутившись: «Назовите Вашу фамилию?»

«Генерал-лейтенант Фомин Алексей Григорьевич».

Судья все мимо ушей: «Фомин Алексей Григорьевич удаляется за нарушение порядка в судебном заседании!»

Генерал твердо и уверенно: «Не выйду!»

Судья истерично: «Приставы! Удалите его!»

Служивые мешкают, в их взглядах растерянность и … боль. Они явно не хотят оскорбить старика.

Громовым голосом Яшин взывает к судье: «Вы намеренно провоцируете скандал!»

Генеральский голос Фомина перекрывает даже яшинский бас: «Что здесь творится?! Это — суд?! Мы за что воевали?!»

Обстановка накаляется, как железный лом в кузнечной печи. Таким ломом можно и суд разворотить до фундамента. Пантелеева это поняла: «Объявляется перерыв на десять минут!»

После перерыва и, вероятно, консультаций с вышестоящими, судья вдруг переменилась, теперь она позволяет говорить Квачкову практически без купюр «прошу оставить без внимания сказанное Квачковым» и самоличной цензуры «подсудимый Квачков предупреждается об искажении материалов дела».

Зал слушает Квачкова в полной тишине: «К сожалению, не все факты имитации покушения удалось довести до вашего сведения. Но мы надеемся, что математически доказанная максимальная мощность заряда в 450 граммов тротила, заложенного в кювете, сокрытие факта приезда Чубайса в РАО «ЕЭС» на другой машине, срочное избавление от автомобиля БМВ, запрет руководителя ЧОП Швеца на применение оружия охране, совершенно неадекватные действия охранника Моргунова на месте происшествия, наличие на месте происшествия неустановленных лиц, которых Моргунов отвез потом на перекресток Минского шоссе, отпугивающий охрану огонь нападавших, — все эти факты помогут вам принять правильное решение при ответе на вопрос: «была ли у нападавших цель уничтожения Чубайса и его охраны?» Если такой цели не было, значит, и не было посягательства на жизнь государственного и общественного деятеля Чубайса.

Уважаемые присяжные заседатели, в течение многих месяцев судебного процесса вы видели, как была «беспристрастна» судья, насколько соблюдались принципы равенства и состязательности сторон, презумпция невиновности, право обвиняемых защищать себя лично в суде, свобода оценки доказательств. В существующей политической и судебной системе нас уже никто не защитит. В государстве, в котором мы оказались, на нашем месте без вины виноватых может оказаться любой человек. Я обращаюсь к вам с просьбой оценить представленные доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на законе и совести. Я обращаюсь к вам, судьям из народа, защитить нас сегодня, тогда обязательно настанет время, когда мы сможем защитить вас. С Богом!»

В зал приглашается удаленный за протест против произвола и беззакония судьи Роберт Яшин со своими последними словами: «17 марта 2005 года, еще до того, как было осмотрено место происшествия, был задержан полковник Квачков. Сразу появились две версии: патриотические настроения Квачкова и коммерческий самострел Чубайса. В этот самый момент заложниками ситуации оказались руководители следственной бригады и сам Чубайс, которому срочно надо было отвести от себя обвинение. Эти факторы исключили два главных обстоятельства: возможность объективного независимого расследования и возможность в дальнейшем объективного независимого суда. Следствием именно этих причин стали и фальсификация доказательств, и противоправные действия по отношению к свидетелю Карватко и так далее. Следствием этих причин стало и применение порочных методик в наших судебных процессах. Все это происходило и происходит на ваших глазах. Вы здесь столкнулись с изнанкой правоохранительной системы, готовой любого человека закатать в асфальт в угоду власть и деньги имущим. Исходя из главного принципа определения мотивов преступления, который гласит «Ищи того, кому это выгодно», мне ясно только одно: выгодно это многим, но ни мне, ни Квачкову, ни Найденову, ни Миронову это точно не выгодно. Как показало время, колоссальные дивиденды от этого получил сам Чубайс, премии получила охрана, думаю, и исполнители на полученные денежки греются где-нибудь на Канарах. Поведение Чубайса, Дорожкина, Крыченко, Хлебникова, Клочкова, Моргунова убедило меня только в одном: они вели себя так, будто старались больше скрыть, чем рассказать. В ходе судебного процесса, уважаемые присяжные заседатели, ваше внимание умышленно отвлекалось стороной обвинения на несущественные детали, чтобы скрыть от вас важные моменты. Я очень надеюсь, что вы сумели представить себе общую картину и уловить важные обстоятельства дела. Хочу сказать, что ни я, ни мои товарищи к данным событиям не имеем никакого отношения. Но мы вынуждены бороться против ложных обвинений, против бесчеловечного отношения к нам, против того, кто считает, что, получив должность, деньги и власть, он может ломать судьбы и распоряжаться жизнью других людей любыми угодными ему способами. А если учесть, что на нашем месте может оказаться любой человек, не прикрытый должностями и погонами, мы, в конечном счете, боремся за нашу и вашу свободу. Прошу вас вынести оправдательный вердикт. Честь имею!»

Роберт Яшин закончил краткую речь и сел, допущенный в зал суда после семи месяцев вынужденного изгнанничества.

Место за трибуной занял Александр Найденов: «Уважаемые присяжные заседатели! Так как предположения и домыслы государственного обвинителя не могут являться основанием для вынесения обвинительного вердикта, а иные доказательства обвинением представлены не были, прошу вас признать меня невиновным и непричастным к событиям 17 марта 2005 года. Благодарю за внимание!»

Последним из подсудимых к трибуне вышел Иван Миронов: «Уважаемые присяжные заседатели! Главное, что в этом процессе нам удалось доказать имитацию покушения на Чубайса, которая развязала руки Чубайсу, и теперь мы видим страшные последствия расчленения РАО «ЕЭС»…

Судья бдительна: «Если бы сторона защиты желала доказать связь расчленения РАО «ЕЭС» с имитацией покушения на Чубайса, Вы могли бы предъявить доказательства. Доказательства представлены не были».

Миронов возражает: «Мы пытались это делать. Вы же нам воспрепятствовали».

Судья привычно парирует: «… оставить без внимания высказывание Миронова о расчленении РАО «ЕЭС» и не учитывать при вынесении вердикта его слова о воспрепятствовании представления доказательств».

Миронов: «Нам удалось установить круг людей, которые имели отношение к этой имитации, нам удалось определить промежуток времени, когда был произведен обстрел БМВ, нам удалось публично доказать и вам продемонстрировать все нестыковки и всю правду, которую скрывают от вас так называемые потерпевшие. Мы также установили мотив имитации. Доказательств же нашей вины в деле нет и быть не может. Мотивом, приписываемым нам обвинителями, является голословное утверждение о ненависти к Чубайсу — моей, Квачкова, хотя ни им, ни мной ничего подобного никогда не было сказано. Много говорилось на суде и о том, что Квачков называет этот режим оккупационным. Приводились цитаты из книг моего отца. Вы знаете, у нас в процессе стало модным цитировать всякие философские изречения. Особенно это практикует сторона обвинения. Я тоже процитирую: «Страна отворачивается от политического класса, который состоит из деградирующего отстоя. Фактически нынешняя власть лишает Россию лица, лишает места в мировой истории и культуре. Сегодня граждане лишены, по существу, и политических, и социальных прав. И вы говорите, что режим не оккупационный?!» Эти слова не Владимира Квачкова, эти слова не Бориса Миронова. Эти слова доктора философских наук Игоря Борисовича Чубайса, родного брата нашего потерпевшего, который задается риторическим вопросом: «И вы говорите, что режим не оккупационный?!» Так что вы хотите от нас, от населения страны, если собственный брат нашего потерпевшего имеет мотив на ненависть и, по логике прокуратуры, имеет мотив на уничтожение своего родного брата Чубайса. До какого же абсурда довела прокуратура народные настроения, градус общественного понимания сегодняшней ситуации и под каким соусом все это пытается преподнести! Здесь прозвучала пламенная речь представителя потерпевшего Л. Я. Гозмана. Он сравнил нашего потерпевшего с Александром Вторым. Хочется спросить: Анатолий Борисович, а корона не жмет? Если Вы хищнически сумели забрать власть и деньги в стране, уничтожив при этом все то, ради чего жил и работал Александр Второй, кто Вам дает право сравнивать себя с Императором. Кстати, у нас в России живые копии императоров находятся на стационарном психиатрическом лечении. Не случайно же рядом с Чубайсом его ближайший помощник матерый психиатр Гозман. Я думаю, наблюдение все-таки ведется. И мы дождемся того момента, когда Анатолий Борисович в связи с такими сравнениями будет обследован. И это те, кто сегодня здесь, с этой трибуны кричат: распните их! Те, кто вашими руками пытается совершить беззаконие. Здесь Гозман нам рассказывал, как началась гражданская война. Да она началась, когда Гозманы принялись орудовать в «чрезвычайках», когда по их приказам суровые товарищи в синих мундирах и лютые девочки в кожанках уничтожали русское офицерство и интеллигенцию, когда несогласных топили в баржах по обвинению в контрреволюции. Гражданская война началась тогда, когда в политической истерике товарищей Гозманов потонул голос Правды, который мы сегодня должны с вами отстоять. Ровно год назад, почти день в день, по вине Чубайса, который это не отрицает, семьдесят пять человек были утоплены в машинном зале Саяно-Шушенской ГЭС. Эта трагедия явилась…».