Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валерик отпустил пижаму дяди, и слегка толкнул его в грудь растопыренными пальцами. Толчок был, в общем-то, совсем слабым, но Владлен Семенович, никогда не занимавшийся спортом, отлетел к стене и весьма чувствительно приложился затылком к полочке возле зеркала. Очутившись в нокдауне, он привалился спиной к стене, ошалело поводя глазами, а Валерик, в запале и с пьяных глаз не поняв состояния дяди, ушел в свою комнату, изо всех сил хлопнув дверью.
Первую минуту в голове Владлена Семеновича бухали молоты, в ушах звенело, перед глазами плыл красный туман, а сердце при каждом ударе из груди, казалось, выпрыгивало в рот, то ли от удара о полочку, то ли от бешенства. Ему хотелось сломать все в квартире, в мелкую щепу разбить дверь и убить племянника, просто разорвать его на куски.
Ну, или, по крайней мере, прогнать немедленно из дома, пусть отправляется к мамочке и спит там, на коврике в прихожей.
Антиквар хотел немедленно разобраться с племянником, но ноги подкашивались, горло сжала судорога, и голос пропал, а ломать дверь тем более не было сил. Поэтому, вместо того, чтобы активно заняться защитой своего достоинства, авторитета и прав, ему пришлось присесть в кресло, так кстати стоящее в коридоре. Зря сестра выступала: кресло в этом углу просто необходимо. По мере того, как унималось сердцебиение и таял кровавый туман в глазах, настроение Владлена Семеновича менялось.
Родители его, потомственные артисты, навек застрявшие в провинции и обвинявшие в этом друг друга, постоянно ссорились, причем картинно, слишком громко и напоказ. Отец потрясал кулаками и ревел: «Неблагодарные, низкие существа!» Мать заламывала руки, и осторожно обливаясь слезами, искоса поглядывала в трюмо, не расплылась ли косметика и достаточно ли живописно она смотрится с распущенными волосами и в полурасстегнутом шелковом халате. Две бабушки и дедушка одновременно воздевали руки к небу и в унисон восклицали: «Мы прожили свою жизнь для вас, а в старости стали никому не нужны! О, смерть, где ты, приди!» Поэтому Владлен Семенович совершенно не переносил ссор, скандалов, и вообще всяких громких слов и сильных эмоций, и мучительно стыдился, если сам вдруг терял над собой контроль. Ему казалось, что в такие минуты он становится ужасно похож на отца, с его торчащими во все стороны седеющими нечистыми волосами и неопрятной щетиной на щеках, но в белейшей, выстиранной и выглаженной бабушкой рубашке со щегольским галстуком-бабочкой. И что его чувства такие же искусственные.
Племянник, конечно, вел себя безобразно, но… Все-таки это племянник, сынок любимой сестры, выросший у него на глазах. Сестре и так несладко приходится, а если еще они станут воевать… Это между родней совсем уж никуда не годится. И Валерик не так уж плох. Грубый, конечно, так сейчас все такие. А если выйти вечером во двор и подойти к детскому садику, где с наступлением темноты в беседке отдыхает молодежь, и послушать их разговоры, так племянник и вовсе ничего себе. А что бизнесом сомнительным занялся, так все вокруг так же, надо же как-то жить. Завод, где раньше мужику можно было устроиться на неплохую, во всяком случае, хоть и грязную, и тяжелую, но денежную работу, теперь еле дышит, а скоро и совсем закроется. А другой работы здесь, в провинции, и раньше-то было мало. Не наркотиками же Валерик торгует! А ему ведь предлагали! Так наотрез отказался! И к Владлену Семеновичу совсем неплохо относится, хоть и грубит иногда, а доброе сердце не скроешь: вот, на днях действительно принес большую сумку с продуктами. А когда у Владлена Семеновича в очередной раз прихватило сердце, без звука бегал за лекарствами и фруктами. Эх, да что говорить, родня есть родня.
Владлен Семенович выбрался из кресла, походил по квартире, вышел на балкон, постоял там, глубоко вдыхая посвежевший после полуночи воздух, вернулся в кабинет и попробовал было позаниматься новыми приобретениями, полистал альбомы, но любимое дело сейчас не подарило ни покоя, ни забвения. Спать, понятное дело, сегодня не получится. И так-то не уснешь, бессонница вконец замучила, а уж после скандала…
Антиквар встал из-за стола, тихонько подошел к двери племянника и прислушался. Хоть и будучи выпивши, Валерик спать не завалился, а возился: чем-то шуршал и что-то двигал. Владлен Семенович тихонько постучал в дверь.
— Валерик! Ты не спишь еще? Можно войти?
Валерик не ответил, но шевелиться перестал. Владлен Семенович постучал еще раз, потом дернул за ручку. Дверь оказалась запертой.
— Валерик!
Племянник неразборчиво выругался и проговорил недовольным голосом:
— Ну, чего вам, дядя?
Владлен Семенович еще раз, непонятно, зачем, дернул дверную ручку и проговорил, запинаясь:
— Ты, Валерик, не сердись, помиримся, ладно? Я взял твою водку, да, виноват, но вещь очень уж ценная, а после реставрации…
— Да срать я, дядя, хотел на ваш старый хлам, в натуре! Ему, типа, место на помойке!
— Ну что ты, Валерик! Сейчас антиквариат очень ценится, поверь, особенно за границей! Да и у нас тоже появились понимающие люди, платят хорошие деньги. К тому же, как помру, вся коллекция останется тебе, я уж и завещание написал. Кроме тебя и сестры, у меня никого нет… Ей я ничего не оставляю, а то как бы ее мужики у нее не отхапали. Знаю, ты хороший мальчик и мать не обидишь… А деньги за водку я завтра утром отдам, ты уж сам сбегай купи, мне тяжело будет с ящиком…
Валерик в комнате что-то уронил и гаркнул в полный голос:
— Ну, вот ваще, в натуре, дядя, вы тут замутили с завещанием своим! Типа, если вы тапки откинете, я из-за хлама вашего заплесневелого подписался в пляс пуститься!? Счас прямо, уже разбежался! Спать валите, и все, вам с вашим сердцем давно, типа, в койке быть пора!
Владлен Семенович обрадовался, что глупый инцидент исчерпал себя. А завтра он отдаст Валерику деньги, и у того не будет неприятностей с магазином. Эх, прощай, кузнецовская сахарница! А впрочем, почему, собственно, прощай!? Есть же две фарфоровые фигурки охотника с собакой, почти идентичные,
