Чаша смерти - Ирина Петровна Шерстякова

— Проблемы? Ну!.. А я тут торчу, все жду тебя. Слушай, давай резче?! А то мне в Москву за товаром надо.

Валерик облизнул враз пересохшие губы и охрипшим, прерывающимся голосом спросил:

— Вечером вернешься?

— Ну…

— Вечером тогда подойду, ладно?

— Точно?

— Сто пудов!

— Смотри! Ладно, договорились!

Трубка запищала отбой. Валерик пару минут, держа ее в руке, тупо смотрел перед собой. Понятное дело, Толяну плевать на его заморочки с высокой колокольни. Вот поразмыслит и не станет иметь с ним дела. И Димону стукнет: мол, на Валеру положиться нельзя. И как тогда жить? Дядя раньше всегда поддерживал, подкидывал деньжат, а теперь?!

Деньги нужны позарез, но они у дяди наверняка в сейфе. Валерик для порядка все же пошуровал в столе, в шкафу и в дядиных карманах, но обнаружил лишь мелочь. Тогда он принес из своей комнаты старый ранец и прошел с ним в кабинет. Нехорошо, конечно. Вроде, приятели базарили, что наследство просто так, сразу, не дают, а надо ждать то ли полгода, то ли год, а потом заявление куда-то относить, типа, чуть ли не в суд. Но что тут поделаешь?! Потом как-нибудь отмажемся.

Выбрав из дядиной коллекции с десяток вещей, которые, на непосвященный взгляд, хоть чего-то могли стоить, молодой человек загрузил их в ранец, упаковав предварительно в старые газеты, и вышел из квартиры, оставив входную дверь открытой, чтобы медицина и милиция свободно могли войти. За дядин антиквариат Валерик не беспокоился: кому оно нужно?! А и заберут, невелика потеря!

ГЛАВА 4

Захаров с участковым Калачовым стояли на лестничной площадке и курили.

Квартира потерпевшего находилась на улице Мира, в одном из девятиэтажных кирпичных домов улучшенной планировки, бывшем престижном кооперативе. Дома данной серии отличались лестничными площадками причудливой формы, с множеством углов и закоулков. Лестницы стояли безлюдные, неосвещенные, благо все жильцы пользовались лифтами, по два лифта на подъезд. Так что хочешь — убивай тут, в дальнем темном уголке, хочешь — насилуй. И убивали, и насиловали. Жертва может сколько угодно орать — из квартир все равно никто не высунется. Хорошо, если 02 наберут. А то и не наберут — побоятся мести преступников. Совсем недавно, в прошлом квартале, Захаров выезжал в соседний дом, такой же, как этот, на убийство: оба лифта сломались, и парень-наркоман столкнул с лестницы бабку, забрал кошелек со ста рублями. А в прошлом году приезжали дважды, на изнасилование, уже сюда.

Дверь в квартиру гражданина Шаповала, ныне покойного, была приоткрыта. Там третий час работали эксперты.

— Так кто проживал в квартире с потерпевшим? — спросил у участкового Захаров, затушив о стенку выкуренную наполовину сигарету и засунув ее обратно в пачку.

Участковый, проведший первичный осмотр места происшествия и переговоривший с соседями, ответил, вытирая шею носовым платком:

— Племянник его с ним проживает, Валерий Андреевич Кузин. Восемнадцать лет, не работает и не учится нигде, от весеннего призыва уклонился, на жизнь зарабатывает мелким бизнесом. Жалобы на него от граждан поступали, но ничего существенного, так, мелкие правонарушения: поздно возвращался, дверью хлопал, шумел на лестничной площадке, в ответ на замечания выражался непечатно, и тому подобное.

— А сейчас он где?

— Кто ж его знает. По месту прописки телефон не отвечает… Соседка видела его ближе к полудню, спешил куда-то с большой сумкой.

— А милицию и врача участкового кто вызвал?

— Неизвестно.

Квартирная дверь хлопнула. Калачов и Захаров обернулись. К ним подошла, доставая сигареты, появившаяся, наконец, на работе медэксперт Лизочка Савина, Миловидная, худенькая белобрысая девица с волосами, захваченными сзади в хвостик черной аптечной резинкой, в джинсах и простенькой футболке, без косметики и маникюра. Еще недавно она числилась в отделении первой красоткой и модницей и отбиться не могла от поклонников, несмотря на жутковатую профессию. Выскочила замуж по большой любви за какого-то неудалого парня, местного изобретателя с дурным норовом, тут же родила дочку. Девчонка получилась крикливая, болезненная, спать мамочке не давала совсем, молоко у Лизочки почти сразу пропало. А тут еще мужа под каким-то благовидным предлогом уволили с завода, где он худо-бедно работал, что-то изобретая по ходу дела. Как только он взялся качать права по поводу прав на изобретение, зарплаты и трудового законодательства, так и выпнули. В общем, когда Лизочка, спихнув со скандалом ребенка свекрови (ясли везде позакрывали, а мать Лизочки давно и тяжело болела, и сидеть с младенцем не могла при всем желании), вышла досрочно на работу, ее сперва никто не узнал.

Калачов и Захаров потянулись к Лизочке с зажигалками. Калачов оказался шустрее. Лизочка затянулась сигаретой и сказала ровным усталым голосом:

— Я закончила с телом. Можно увозить, только подпишем протокол осмотра, и вызывайте машину.

— Ну, и какие предположения?

— Без вскрытия заключение делать рано, но гематома на голове есть, и большая, с незначительным поверхностным повреждением кожи, могла быть нанесена тупым предметом. Ребята сказали, что на этажерке в прихожей есть немного крови, и волосы прилипли.

— Как думаешь, мог этот удар послужить причиной смерти?

— Ну, опять же, без вскрытия трудно сказать, но, полагаю, что мог.

— Да уж, на вскрытие у тебя очередь, — ехидно фыркнул Калачов. — На работу не ходим, загордились, а дела стоят.

— Ничего, не в районной поликлинике. Мои пациенты — ребята терпеливые. Жара вот только, а холодильник опять не работает. Ну да ладно. Я Семенову вчера звонила, его жена сказала, что вроде у него запой кончается, скоро на работу выйдет, а вдвоем мы быстренько всех освидетельствуем.

Захаров сладко заулыбался и сказал подхалимским тоном:

— Лизочка, ты же классный специалист, что нам Семенов, и без него обойдемся…

Лизочка фыркнула, затянулась сигаретой и грубовато напрямик спросила:

— Чего надо?

— Ну, чего, чего, ты же знаешь…

— А конкретнее?

— Два дела у меня стоят, нет заключения о причине смерти, сделай поскорее, дела в принципе раскрыты, отчет надо сдавать, не то Носорог меня совсем забодает, ты же его знаешь… Шоколадка за мной.

Савина еще раз фыркнула и свободной от сигареты