Кровь и серебро - Соня Рыбкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приветствую вас, хозяин и добрая госпожа, – сказала она почтительно и поклонилась.
– Пожалуй, оставлю я вас одних, наговоритесь вдоволь о своем, что мне разговору женскому свидетелем быть. – Колдун поцеловал жену в лоб. – Покажу я тебе потом палаты, Морена, теперь ты их полноправная хозяйка.
Он вышел, на губах у него играла довольная улыбка; как чудно он все-таки придумал одурачить княжеских людей – перебросить войска хана поближе к Златограду; все лишь ради того, чтобы заполучить в свои сети пленительную княжну Морену, – да и какая княжна она теперь! Так, жена колдунова.
– Мы так готовились к твоему приезду, дорогая госпожа, – промолвила Матильда, едва Хильдим исчез за дверями, – так старались, чтобы тебе все здесь было по нраву; властитель наш строго-настрого наказал нам предстать в наилучшем виде.
– Разве здесь есть еще кто-то, кроме нас троих? – подивилась Морена. – Я и не заметила никого.
– Что ты, госпожа, слуг у нашего хозяина – любой князь позавидует! Да только не хотят они пока обнаруживать себя, боятся.
– Меня? – Морена улыбнулась. – Почему же? Это мне мир колдовской чужд и страшен, а вам, слугам колдуновым, ни к чему бояться простой девицы.
– Непростая ты, госпожа, знаем мы, – Матильда подмигнула ей. – Ничего, ты освоишься, мы к тебе привыкнем – наладится все. Властитель наш велел нам подготовить для тебя наряды заморские, украшения неземные, а я смотрю на тебя и думаю: зачем они такой красавице? Ты уж прости мне мои слова смелые, но господин наш знает толк в девицах. Пойдем, буду я тебя наряжать, а ты спрашивай, госпожа, ежели тебя занимает что-то.
Они прошли вглубь дома, поднялись по тоненькой витой лесенке – и попали в обширную залу. Ничего в ней не было, кроме зеркал от пола до потолка и длинных, вместительных шкафов, где и хранились наряды. Матильда расплела ей косу, причесала гребнем серебряным волосы, что реками нескончаемыми струились почти до самого пола, уложила в мудреную заморскую прическу, втерла ей в белые руки бальзам странный, а затем принялась примерять ей платья разные, коих здесь было бесконечное множество. Шелк, атлас, бархат и парча, всего имелось вдоволь: и ожерелья жемчужные, и колец с серьгами ряды целые; были и рубиновые – похожие на те, что видела княжна в ушах у колдуна, были и ленты с самоцветами, и пояса, каменьями выложенные… Не любила Морена никогда такое роскошество, такое великолепие, и отца своего просила не баловать ее, как всякий князь балует дочку любимую, но сейчас, казалось, она забыла свои прежние убеждения, до того нравилась она себе в зеркале во всем этом великолепии. Разве можно было устоять?
– Благодарю тебя, Матильда, – сказала она, когда все было готово. – Не уходи, посиди со мной; не знаю я, когда колдун воротится, а одной мне тоскливо.
Матильда покорно уселась на скамеечку у ног Морены.
– Расскажи мне, как у вас здесь жизнь протекает, чем хозяин занят обычно?
– Не велено рассказывать, добрая госпожа, не велено, – отвечала Матильда. – Да и разве ведаем мы? Не наше это рабское дело, чем хозяин занят, мы свое место знаем – и работу свою не гнушаемся выполнять на славу.
– А гости бывают у вас? – спросила Морена.
– Бывают, госпожа, как не бывать; хозяин наш любит очень и пиры закатывать, и друзей добрых принимать.
От этих слов Морене почему-то спокойнее стало; может быть, однажды муж не откажет и батюшку ее позвать в гости, и брата.
– А ты чем раньше занималась?
– За домом смотрела, дому все-таки тяжело без хозяйки, – теперь вот вам прислуживать буду.
– Хозяину, значит, не служила?
– Что ты, милая госпожа, – Матильда улыбнулась, – у хозяина есть свой прислужник, негоже было бы девице занимать его место.
Морена почувствовала странное облегчение, будто до этого мучила ее ревность к хорошенькой служанке.
– Знаешь, госпожа, что я тебе скажу, – Матильда хитро прищурилась, – ты только хозяину не говори ничего – погонит он меня в шею, а то и умертвит. Есть у нас комната, в которую никому ступать не положено, я ни разу там не была; только сам хозяин и прислужник его ближайший имеют к ней доступ. Чего я только ни слышала об этой комнате; не мое это, конечно, дело, но, говорят, хранит там наш властитель то ли тела, им убиенные, то ли врагов своих, в статуи застывшие превращенных, то ли ужас всякий для зелий колдовских вроде жабьих костей там держит…
– Зачем же ты говоришь мне все это о муже моем, ежели сама не видела ничего? – спросила Морена.
Страх снова сковал ей сердце, она вся похолодела.
– Боюсь я за тебя, госпожа, догадываюсь же, что нечестным путем взял тебя хозяин себе в жены. Разве порядочная девица, да еще и княжна, пошла бы за колдуна по доброй воле?
Морена потупила взгляд.
– Владыка наш, может быть, и хорош собой необычайно, любая красоте бы его позавидовала, да что там! Я полжизни отдала бы, чтобы на добрых молодцев глазами такими взирать, как у тебя; да только не просто так привез он тебя в палаты свои. И не спрашивай ничего у него, хуже будет.
Тут Матильда навострила уши.
– Идет он к нам, слух у меня тонкий; делать мне здесь больше нечего. Осторожнее будь, госпожа, умоляю тебя.
Странная служанка мигом обернулась ящеркой и проскользнула под дверь. Через минуту вошел Хильдим.
– Вижу, понравились тебе дары мои, любезная Морена, до чего же ты хороша! И серьги любимые мои выбрала.
Княжна покраснела; права была Матильда, да только не устоять перед его чарами, как ни старайся!
– Знаешь, что мне любопытно: почему назвали так тебя – и кто?
– Матушка моя назвала, – ответила Морена. – Отец мне в детстве рассказывал, что настаивала она на этом имени, а почему – неизвестно мне.
– Чудная у тебя матушка была, должен сказать, – усмехнулся колдун. – Знаешь ли ты, что имя твое означает?
Жена его отрицательно покачала головой.
– Морена – это богиня зимы; древние славяне страшились ее. Считалось, что она олицетворяла собой как смерть, так и воскресшую природу, – каждый думает по-своему; матушка твоя, верно, причину имела так назвать тебя…
– Я родилась в конце зимы, – тихо ответила Морена. – Верно, потому меня так матушка и нарекла.
Колдун улыбнулся.
– Не ведал я подробностей таких, не ведал. Ну, что ж, пора тебе и дом твой новый показать.
Хильдим подошел к жене, поцеловал ее снова в уста сахарные – она вся зарделась. Вместе они вышли из зала.
– А давно ящерка эта, Матильда, служит у тебя? – спросила Хильдима Морена.
– Давно, очень давно, многие годы, да и не была она сначала ящеркой, а я разглядел в ней способности ведьминские – и научили ее мои прислужники ящеркой оборачиваться. А почему ты спрашиваешь, красавица, неужели она тебе не по душе?
– Наоборот, понравилась она мне, вот и хочу разузнать о ней больше, – схитрила Морена. – Смышленая девица, проворная, спорая на руку.
– Права ты, поэтому я и выбрал ее тебе в служанки.
– А как встретился ты с ней? – спросила его Морена.
Отчего-то мысли о Матильде не давали ей покоя.
– У Кикиморы она прислуживала; столько вынесла, бедняга – и побои зверские, и ругательства страшные; Кикимора ведь не посмотрит, что ты девица хрупкая, на редкость сварливая старуха! Уж почему Матильда на работу пошла в старухин трактир, мне неведомо, видно, жила в деревне неподалеку, а семья была нуждающаяся, – вот и отправили ее в услужение; там я с ней и встретился, разглядел в ней ведьминство, пожалел – взял к себе, за домом смотреть. А ты почему спрашиваешь, Морена, неужто заревновала муженька к служанке? – Колдун засмеялся. – Волноваться тебе нечего, верь моему слову; ни о чем не беспокойся, прелестница.
– Раз говоришь