Шуберт - Людмила Горелова

снова горько заплакала, а Иван и Петя уже вдвоём утешали вздрагивающие плечи.

— Пойдём, пойдём, Маша, потом всё.

— Где она? — Мартин, белый как смерть, почти кричал. — Где она?

В тот момент он был ужасен: голубые глаза без конца вращались, губы тряслись, дышал он, как загнанный вепрь, да и дышать ему было тяжело — он без конца оттягивал вниз ворот рубахи и норовил глотнуть побольше воздуха.

Он нёсся, не разбирая дороги, проваливаясь в снег, падая на торчащие коряги и поднимаясь с окровавленными пальцами. Госпиталь был уже закрыт. Он заколотил в двери. Открыла возмущённая санитарка — и отступила, изумлённая его трясущимся видом.

— Наташа… Наташа… — всё повторял визитёр.

Это имя популярно у русских, но санитарка как-то сразу поняла, о ком речь.

Молча прошли они по длинному коридору и спустились в тёмный подвал. Она открыла дверь в стерильную комнату, откуда дохнуло холодом, пронизывающим до костей. Посреди комнаты на больничном столе лежала обнажённая Кнопка. Простыня закрывала её тело только наполовину.

Санитарка с ужасом увидела, как посетитель кинулся к столу и стал переворачивать мёртвую.

— Да что же ты делаешь, божечки мои!

Она скорее кинулась прочь, зовя на помощь.

— Ну, что же, фройляйн, будешь говорить?

Офицер деловито прохаживался мимо длинноволосой белобрысой девчонки, которая волком смотрела на него и на других с орлами на груди.

— Кто тебя послал и с какой целью?

— Меня никто не посылал, я мимо шла.

Офицер засмеялся, оглянувшись на «орлов»:

— Мимо, значит. С пистолетом!

— Я его на дороге нашла.

Офицер снова оглянулся на своих:

— Вы слышите? Какой немецкий! Бальзам для сердца.

Девчонка тянула лет на четырнадцать, но всем были известны эти твари партизаны: у них и дети мины в карманах носили.

Офицер дёрнул её за подбородок вверх — ростом девка не удалась:

— Кто тебя послал, я спрашиваю? Где ваше логово?

Она молчала, насупив брови.

Офицер уселся на скрипучий стул и махнул помощнику. Тот потащил белобрысую к бочке с водой. Всякий раз он повторял только одно:

— Где ваше логово?

Девчонка здорово нахлебалась. Помощник бросил её перед офицером. Тот зевнул.

— Ну, вспомнила? Ведь это же самый простой вопрос.

Она тяжело дышала, из носа шла кровь.

Допрос был в разгаре. Белобрысую с ног до головы покрывали кровоподтёки, локти стёрлись до кости, из маленьких ноздрей и рта лилось красное. Она дрожала обнажённая на голом ледяном полу, сжавшись, спиной вверх. Повсюду валялись белые потоптанные пряди.

— Господи, как же ты мне надоела. Может, и правда, ты просто шла мимо. Пистолет-то немецкий. Кто-то из вас обронил? Ай-яй-яй, какие нехорошие фрицы.

Он посмотрел на оскалившихся в ответ присутствующих, резко встал и вынул нож.

— Завтра повесить — в назидание местным! А пока…

Он перешагнул через дрожащую от боли девчонку так, что её тело оказалось между двумя острыми, как когти, сапогами.

— Включите радио. Нужно первое слово.

Полились нежные звуки серенады на рояле.

— Тут нет слов, гауптшарфюрер. Мы переключим волну…

— Оставьте. Идеально.

Офицер нагнулся и коснулся ножом мягкой спины. Сначала белобрысая только пищала, но потом пришлось звать помощников, чтобы они держали её, извивающуюся от боли. От пронзительного крика уши закладывало.

— Идеально, — офицер закончил вместе с музыкой и, довольный собой, выпрямился.

— Вы умрёте… — они услышали шёпот. — Вы все умрёте… В свой самый счастливый день.

Её бросили голышом в темноту, а через пару часов неожиданно атаковали русские, и все в спешке бежали, едва успев захватить оружие.

Мартин сел на корточки перед ней, такой маленькой, и приник губами к свесившейся голубой ладони. Поднялся. Её тёмные крашеные волосы у корней были белоснежно-седыми.

— Кнопка! — звал он. — Кнопка! Менторша про нас всё знала, слышишь?

Мартин тихонько тряс стол, с надеждой вглядываясь в неё.

— В Берлине очень красиво. Там моя мама. И очень уютный дом. Кнопка, ты поедешь со мной? Ты поедешь?

В распахнувшихся дверях замерли санитарка, какие-то люди и менторша, схватившаяся за сердце от представшей картины. Высоченный Мартин держал крошечную Кнопку на руках и покрывал поцелуями её лицо. Он увидел толпу и поморщился, как от боли:

— Ради бога, выключите радио.

Хоронили Кнопку с почестями. Дали тройной залп в небо. Орден Героя Советского Союза прикололи к тому самому синему платью, в котором она выходила на сцену. В нём она и ушла в свой последний путь.

Уже много лет прошло с тех пор. Мне почти девяносто, вы только подумайте. Я не собирался дописывать дневник Мартина, который в шутку украл и думал, что скоро верну. Но ведь, кроме меня, его никто и никогда не прочитает, а я люблю, чтобы не обрывалось на полуслове, как у него. И не люблю открытых концовок.

Ну что сказать? Я и сам не знаю, что с ним случилось. Мы уехали сразу после похорон, а его на них не было. Фрау Кин, его мать, долго встречала поезда с бывшими пленными из России. Мы вернулись домой в конце сорок шестого, а последний состав пришёл в пятьдесят пятом. Так вот она всё время ходила и встречала эти поезда.

У меня сохранилась фотокарточка, где мы вокруг Кнопки стоим. Мартин — самый длинный из нас — конечно, возле неё, на корточках. А вот тот самый антиф-стукач. Оказывается, обо всём докладывал менторше, собака. Вот эти двое у нас сцены ставили. И русские тексты сочиняли. А вот этот — как там его, Крейнес, Кренс? — нет, теперь не вспомню. В общем, он всегда плаксивые роли играл. Это у него хорошо получалось. А это кто такой? Майн готт… Кто же это? На сына моего похож, такой же симпатичный и строгий. Майне либе, так это же я!

(Из записных книжек покойного Эрвина Штайнера)

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Шуберт