Год Водолея - Татьяна Чебатуркина

Год Водолея

Татьяна Чебатуркина

Иллюстратор Наталья Викторовна Ананьева

© Татьяна Чебатуркина, 2017

© Наталья Викторовна Ананьева, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-7457-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

«Не гоняйся за счастьем: оно всегда находится в тебе самом».

«Не делай зла – вернется бумерангом,

Не плюй в колодец – будешь воду пить,

Не оскорбляй того, кто ниже рангом,

А вдруг придется что-нибудь просить.

Не предавай друзей – их не заменишь,

И не теряй любимых – не вернешь,

Не лги себе – со временем проверишь,

Что этой ложью сам себя ты предаешь».

У мудреца спросили: «Сколько видов дружбы существует?»

«Четыре», – ответил он. «Есть друзья, – как еда, – каждый день ты нуждаешься в них. Есть друзья, как лекарство, – ищешь их, когда тебе плохо. Есть друзья, как болезнь, – они сами ищут тебя, но есть такие друзья, как воздух, их не видно, но они всегда с тобой».

Глава 1. ПРОБУЖДЕНИЕ

Злата очнулась от легкого забытья в полной темноте, когда в костре на ночной поляне вдруг выстрелила салютом в звездное небо какая-то пересохшая коряга. В палатке было тепло и пусто. И странная нега спокойствия и неведомого ранее блаженства, какая-то невесомость непривычно обнаженного тела под легким пледом в замкнутом пространстве за выгоревшими брезентовыми стенами, в отдалении от людей, под сенью огромных, не спящих тополей, на берегу неторопливой степной реки.

Валерий приехал из Москвы в середине июня после обеда без предупреждения на незнакомой спортивной машине, когда Злата готовилась к последнему экзамену. Ольга с отцом уехали с утра в Саратов на поиски выпускного платья, тетя Люба была на работе, Вовочка – в детском саду.

Вошел стремительно, обхватил сзади за плечи вместе со стулом, шепнул в ухо:

– Не ждала? Я приехал, как обещал! – выхватил из-за стола и зажал в нетерпеливом объятии, торопясь, жадно припал к губам. И Злата не успела приготовиться к обороне, чтобы оттолкнуть непримиримо и высказать все, что накопилось за долгие месяцы вынужденной разлуки, обидное, перекипевшее в душе после расставания тогда, в Москве.

Этот плен в руках взрослого, какого-то незнакомого, изменившегося внешне Валерия, неожиданно появившаяся слабость и внутренний трепет отозвавшегося на ласку тела, чувственность, пролившаяся, как майский дождь, затмили сознание.

– Злата, я больше без тебя не могу! Прости за молчание! Но мне нужно было самому с собой разобраться! Давай убежим от всех подальше, пока мать и вся наша семейка не явилась! Нам нужно с тобой серьезно поговорить! Вдвоем, наедине!

Злата, откинувшись в сильных руках, отрицательно покачала головой.

– Ах, ты так! А теперь? – и он опять впился в губы, и Злата вспомнила, как в конце января, на чужой квартире она сама попросила Валерия: «Поцелуй меня по-другому, как свою жену!». В присутствии друзей у нее тогда тоже закружилась голова, и стало нестерпимо жарко, словно перегрелась беспечно на солнцепеке. Но сейчас желание принадлежать именно этому мужчине, сбросить одежду, слиться с ним в одно целое стало таким нестерпимым, что она испугалась и своего безрассудства, и жара чужого тела, и его явного превосходства.

И она согласно кивнула головой.

– Злата, возьми с собой вещи на сутки, как будто идем в поход! Купальник, куртку, а я соберу все остальное! Через десять минут выезжаем, пока нас не засекли!

Она стояла у калитки и смотрела, как Валерий быстро, по-военному забросил в багажник отцову старую двухместную палатку, удочки, котелок, сумку с продуктами, старое ватное одеяло, рюкзак, ее спортивную сумку.

Они кружили по пустынным пыльным дорогам больше получаса, пока не оказались в таком забытом богом месте, где река отрезала кусок векового разросшегося леса в виде полуострова. А весной, разливаясь, вода прорывалась по низине, заросшей жесткой травой, и очерчивала высотку, как остров.

– Жалко, Злата, что мы с тобой учились в разных классах, и ни разу вместе не были в походе! Пошли, поставим палатку, а потом – на рыбалку! Будем уху варить!

Эти четкие команды Валерия, освоение нового места под жилье, маскировка машины в кустах постепенно успокоили взбудораженное желанием тело, и Злата, отмахиваясь от назойливых комаров, торопливо собирала сухие сучья, разжигала костер, таскала в палатку вещи.

– Злата, иди сюда! – позвал Валерий от реки. – Смотри, какая красота! Решено! Остаемся здесь на неделю! К черту экзамены и твой выпускной! Согласна? Вдвоем на необитаемом острове!

Он притянул ее к себе за плечи, рассматривая вблизи, а она видела перед собой его серьезные карие глаза, высокий лоб, широкие брови, короткий, немножко с горбинкой нос и, главное, тонкие губы большого рта, которые, приблизившись, грозили лишить ее последней попытки сопротивления.

Июньская жара осталась над кронами взметнувшихся великанов, и видимые солнечные лучи чертили на зеленых островках пробившейся травы какие-то геометрические фигуры. Река никуда не торопилась, утонув в зарослях прибрежного камыша. С высокого берега к самой воде пробиралась утоптанная рыбаками узкая дорожка..

Чаепитие, рыбалка, неожиданно богатый улов рыбы, уха на костре – они потеряли счет времени и не успели в своем уединении под деревьями проводить солнце на покой.

– Валера! Позвони скорее своей маме и скажи, чтобы меня не искали! – Злата накинула куртку на плечи, удивившись, как Валерий послушно выполнил ее просьбу. Оживление первых часов заселения прошло, и Злата все чаще ловила на себе взгляды присмиревшего Валерия, словно он уже начал сожалеть о торопливости своего решения.

«Ничего, в машине поспит», – подумала она, пока Валерий уговаривал тетю Любу не беспокоиться.

Потянул северный ветерок, разогнав мгновенно спрятавшихся комаров. От воды поднимались волны тепла, заливая остывающую землю легкими клубами прозрачного тумана. Золотая полоска на западном краешке неба обещала утром ветреную погоду.

Пока ели испеченную в костре картошку, перемазались сажей и золой:

– Злата, пошли, искупаемся, пока не стемнело!

Она переодела в палатке купальник, удивившись, когда это Валерий успел застелить старое ватное одеяло белоснежной простыней и пледом, подложив под голову рюкзак.

Вода приятно поразила принятым днем теплом. Они поплыли против течения рядом, наперегонки. Валерий, конечно, обогнал, вернулся, плывя на спине, сказал тихо:

– Если бы ты только знала, как я люблю тебя, Златочка!

Эта необычность признания наяву, рядом, на фоне вековой царственной природы, в воде, где чувствуешь себя необыкновенно сильной, гибкой, как рыба, поразила, и Злата в растерянности толкнула Валерия ко дну. Он вынырнул, и вдруг притянул ее за руку к себе:

– Злата, я хочу тебя здесь и сейчас! Поплыли к берегу!

Он вынес ее на берег на руках, и опять она обнимала его за шею, как когда-то на проводах в армию. Сдернул с куста большое полотенце, легко вбежал по тропинке.

Каждая девчонка, повзрослев, начитавшись любовных романов, в ночных улетающих мечтах представляет, краснея, заочно свою первую близость со своим первым мужчиной.

Но этот природный зов крови ошеломил обоих. И Валерий вдруг оказался таким неожиданно близким и родным, когда накрывшая их с головой нежность прикосновений вылилась в неуемную страсть обладания. И без всякой тренировки тела оказались способными чувствовать даже малейшую просьбу друг друга и мгновенно реагировать, чтобы доставить другому непередаваемое наслаждение. И легкая боль потонула в потоке благодарных поцелуев, которые ее тело требовало взамен, чтобы забрать всю силу любви себе сейчас, словно не веря, что может быть повторение.

– Как хорошо, что у палатки темные, не просвечивающиеся стенки, – мелькнула осторожная мысль, когда Валерий, отдохнув рядом, оделся в темноте и, не торопясь, выбрался на свободу. – А вдруг кто-нибудь сюда забредет?

Она окунулась в призрачную черноту вокруг, отдыхая и постепенно успокаиваясь, удивляясь вновь ненасытности своего юного тела, оказавшегося вдруг таким подготовленным природой для продолжения жизни, наполненным способностью любить и переполнять любовью своего партнера.

Валерий вернулся где-то, через час, спросил:

– Ты спишь, моя девочка? Не могу без тебя! – он разделся и, отдернув плед, начал губами и ладонями исследовать в темноте теперь уже полностью принадлежащее ему сокровище. И опять молодые тела переплелись в невозможном объятии, позабыв обо всем на свете, что волнует человечество, когда оно просыпается утром, освобождая свои мысли от ночной страсти.