Рождение двойника. План и время в литературе Ф. Достоевского - Валерий Александрович Подорога

– чума, и все на той же ужасной и патогенной циклотимии действия, о которой мы уже говорили, когда указывали на «огненное кольцо» актерской роли. Заражение насилием как очищение или, во всяком случае, желание такой чистоты – очищения, – которая недостижима обычными средствами. Литературный, или оргиастический, образ чумы, который развивается у Арто, Жирара, Камю, в пушкинском «Пире во время чумы» сохраняет свое значение в границах исторического воображаемого. (Р.Жирар. Насилие и священное. Москва, НЛО, 2000. С. 297–299.)

148

Ср.: «…мне случалось видеть спины только что приходивших сейчас после наказания шпицрутенами (сквозь строй) арестантов, после пятисот, тысячи и двух тысяч палок разом. Видел я это несколько десятков раз. Иная спина… распухала в вершок толщины (буквально), а кажется, много ли на спине мяса? Они были именно этого темно-багрового цвета с редкими рассечениями, из которых сочилась кровь». (Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 22 («Дневник писателя»). С.64.) Достоевский старается описывать сцену насилия, с точки зрения жертвы, не насильника, со стороны чувствующего боль и унижение, хотя кажется, что он сам невольно вовлекается в действие инструментов насилия. Садистский персонаж, или тот, кто подвергает насилию, и сам его переживает, вообще уничтожает какие-либо следы жертвенности и страдания. Нет языка жертвы, есть только один язык, язык палаческий, язык приказов, упражнений и правил.

149

А. Арто. Театр и его двойник. Манифесты. Драматургия. Лекции. Философия театра. СПб.—М., «Симпозиум», 2000. С. 114.

150

Там же. С.115.

151

В книге «Надзирать и наказывать» М.Фуко демонстрирует в качестве примера появления в XVII–XVIII нетрадиционного типа насилия, построенного не на факторе смерти, а на правилах исключения и изоляции (для того, чтобы эффективно сдерживать распространение чумы, поселение объявляется на осадном положении; при организации чумного лагеря начинает применяться дисциплинарная техника, необходимая для того, чтобы устранить распространение болезни). Всякое нарушение карается смертью, но смерть здесь не кон-

152

курирует со страхом перед заражением, она – лишь крайняя мера контроля за поведением населения; постоянно действующим является механизм дифференции человеческой массы. (M.Foucault. Surveiller et punir. Naissance de la prison. P., 1975; М.Фуко. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 285–295; R.Girard. The Plague in Literature and Myth. – R.Girard. To double business bound. Essays on Literature, Mimesis, and Anthropology. The Athlone Press, London, 1988, p.137–138.)

153

Некоторые историки полагают, что умерщвление плоти («самобичевание») тесно связано с первыми и страшными волнами чумных эпидемий, опустошавших в течении XII–XVI веков Западную Европу. (Д. Г. Бертрам. История розги во всех странах с древнейших времен. В 2 томах. Том 1 (Флагелляция и флагеллянты). Репринт. М., «Просвет», 1992. С. 23–98.)

154

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 6 («Преступление и наказание»). С. 419–420.

155

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 25 («Сон смешного человека»). С. 115. Конечно, мы должны также учесть и скрытый текст, который отсутствует, и вместе с тем полнота его присутствуя выдается в стиле повествования, самой манерой пророческого сказа, ясновидения некоего Конца всех времен, все того же illuid tempora, и этот текст, конечно, Апокалипсис от св. Иоанна. Присутствие этого священного текста в литературе Достоевского столь значительно и столь многообразно, что апокалиптический смысл многих ведущих образов становится чуть ли не обязательным. Позднее мы вернемся к теме апокалиптического, индивидуального Апокалипсиса, и главное – к проблеме переводимости религиозного догматического текста в литературу.

156

Ф. М. Достоевский в работе над романом «Подросток». Творческие рукописи. М., «Наука», 1965. С. 59.

Некоторые западные историки высказывали гипотезу, что «…Великий страх 1789 года – крестьянское восстание, наиболее серьезное во Французской революции, вспыхнуло из-за пораженного спорынью ржаного хлеба, составляющего основу пищи сельских жителей того периода». (Т.Маккена. Пища богов. Поиск первоначального Древа познания. М.: Издательство Трансперсонального Института, 1995. С 181.)

157

Часто, особенно тогда, когда оказывается, ито юный самоубийца выжил, его отношение к своему поступку резко меняется, ведь ранее он полагал, что убивает себя не совсем, а как бы на время, «понарошку», буквально на тот период времени, когда он должен повзрослеть и, преодолев все неудачи жизни, обрести счастье (достаточно двух-трех лет).

Разбирая один из случаев подросткового самубийства, Достоевский пишет в «Дневнике писателя»: «…происходило нечто вроде того, что описал граф Толстой, то есть подавленные, еще не сознательные детские вопросы, сильное ощущение какой-то гнетущей несправедливости, мнительное раннее и страдальческое ощущение собственной ничтожности, болезненно развившийся вопрос: „Почему меня так все не любят?“, – страстное желание заставить жалеть о себе, то есть то же, что страстное желание любви от них всех, – и множество, множество других усложнений и оттенков. Дело в том, что те или другие из этих оттенков непременно были, но – есть и черты какой-то новой действительности, совсем другой уже, чем какая была в успокоенном и твердо, издавна сложившемся московском помещичьем семействе средневысшего круга, историком которого явился у нас граф Лев Толстой». (Ф. М. Достоевский. ПСС., Том 25. С.34–35.)

В наши дни молодой человек, проходящий службу в армии, получает письмо от девушки, которая объявляет ему, что теперь любит другого, он стреляется (опершись грудью на дуло автомата, спускает курок); школьник вешается из-за плохой оценки; юные любовные пары отправляются в последний путь из «окна самоубийц», – насколько помню, как будто это 10—12-й этаж одной из башен МГУ на Ленинских горах (60–70 годы)… нескончаемый список расчетов с жизнью. А последние годы «группы смерти» в Интернете, вербующие «несчастные» юные души.

Недооценка самоубийства характерна для бунтующей юности, рассматривающей все, что есть в жизни, с точки зрения бессмертия, в том числе и собственную смерть; бессмертие как Абсолют. Почему бы не попробовать самоубийства, раз жизнь представляется триумфом бессмертия.

158

См. хорошо документированное исследование: Н. Наседкин. Самоубийство Достоевского. М., «Алгоритм», 2002.

159

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 24 («Записная тетрадь 1876–1877 гг.). С. 613.

160

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 10 («Бесы»), Л., «Наука», 1974. С. 93–94.

Но что означает здесь это выражение «не успеет»? Конечно, помимо понятной иронии, насмешки над безумцем. «Не успеет» – как мне представляется, в том смысле, что все произойдет именно так, как задумал Кириллов,