Рождение двойника. План и время в литературе Ф. Достоевского - Валерий Александрович Подорога

например, «соборность», «духовность» или «всеединство»). Как ни странно, именно благодаря физическому насилию образ тела впервые появляется перед нами, пока, правда, в изуродованной, экстатически неопределенной форме пытаемого тела, тела боли.

124

Почему нельзя ни исправить героя, ни отпустить на все четыре стороны, почему нужно обязательно, чтобы он наложил на себя руки? Может быть, это запоздалая кара преступников, запоздалый Божий суд, который автор волен призвать? Ведь, с точки зрения читателя, все эти герои выглядят убежденными и закоренелыми преступниками. Нельзя ли вновь напомнить о том, что Достоевский мыслил насилием (посредством-через-с), т. е. пытался найти форму миметического отношения первичного в насильственном действии и то, что мы называем негативным мимесисом: отрицать насилие чрезмерностью и избыточностью насильственного действия.

125

Ср.: «Мне теперь хочется рассказать вам, господа, желается иль не желается вам это слышать, почему я даже и насекомым не сумел сделаться. Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым. Но даже и этого не удостоился». (Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 5 («Записки из подполья»). С. 101.)

126

Ф. М. Достоевский в работе над романом «Подросток» – Литературное наследство. М., 1965. С. 60–62.

127

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 9. С. 128.

128

Д. С. Мережковский. ПСС. Том VII. СПб. – М, 1912. С. 213.

129

Д. С. Мережковский. ПСС. Том X. СПб– М., 1911. С. 100.

130

Ср.: «Целомудрие – не преображение, а вытравление пола, совершенное скопчество. Но жало пола не только в поле, а во всей плоти и даже в духе. Вот почему оскопление физическое не чрезмерно, а недостаточно; оно должно быть более глубоким, идущим до метафизических корней пола». (Там же. С. 101.)

131

См. также: Иеромонах Алексий (Кузнецов). Юродство и столпничество. Религиозно-политическое, моральное и социальное исследование. СПб., 1913; А.А.Панченко. Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., ОГИ, 2002.

Как пример литературный опыт Д. Г. Лоуренса, которому нельзя отказать в том, что он умел видеть за обликом людей их истинную животную форму, которая им самим, правда, не всегда открывается, «чувствуется» разве что в минуты глубокого отчаяния и одиночества: «Читал „Идиота“ Достоевского. Не люблю Достоевского. Он опять подобен крысе, в ненависти прошмыгивающей в тень, вместо того чтобы отдаться свету, открыто признать любовь, всю любовь. Его нос обострен ненавистью, его бег закрыт тенью и подобен крысиному». (D.H.Lawrence. The Letters. First Volume 1909–1915, 1938, p.344.)

132

Два понятия плоти: плоть как тело феноменальное и плоть как тело аффективное, направленное на объект желания. Воодушевленно пристрастное отношение к телу Другого определяет эротический статус плоти. Ж.-П. Сартр анализировал постхристианское представление о плоти, но придал ему экзистенциально-феноменологический характер. Плоть моя открывается через касание тела Другого. Изначально плоть невидима, ибо она пребывает в своей потаенности, скрывается за паутиной повседневных телесных движений. И если проявляется, то «как чистая случайность присутствия, contingence pure de la presence.»; обычно плоть маскируется, ее утаивают под невозмутимостью лица, румянами или одеждами и особенно движениями. (J.-P Sartre. L’Etre et Neant. P., Gallimard, 1968, p. 459.)

133

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 5 («Записки из подполья»). С. 105.

134

Мысль Барта представляется убедительной: «Будучи писателем, а не реалистическим автором, Сад всегда отдает предпочтение дискурсу над денотатом; он всегда выбирает семиозис, а не мимезис: то, что он «воспроизводит», непрерывно деформируется смыслом, и мы должны читать Сада именно на уровне смысла, а не на уровне денотата». (Ролан Барт. Сад-1. – Маркиз де Сад и XX век. М, 1992. С. 208–209.)

135

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 11 («Бесы, глава «У Тихона»). Л., «Наука», 1974. С. 25.

136

М. Фуко, изучавший становление практик признания, начиная со Средневековья и до наших дней, видит в признании устойчивую и универсальную процедуру человеческого общения, связывая ее с попыткой контролировать норму сексуальности (поведения). Другими словами (конечно, в исследовательских целях), он совмещает ценность признания не с раскаянием, а с рождением дискурса сексуальности. Все говорить о сексе, скрывая, говорить через то, что скрывается, но все-таки знать, что можно говорить, а что нельзя. Дискурс – это корпус знаний, которыми может быть учреждена истина сексуального вообще.

137

Весьма симптоматичны сны Раскольникова и Свидригайлова из «Преступления и наказания», которые носят характер того же вида исповедальности, какого придерживается Достоевский в «Бесах». Снова и снова сны-кошмары – рассказывается о преступлении, но без переживания вины как нравственного чувства, ведущего к искреннему и глубокому раскаянию.

138

Л. Гроссман, вероятно, был первым, кто обратил внимание на стилистические особенности ставрогинского признания. (Л. Гроссман. Творчество Достоевского, М., «Современные проблемы», 1928. С. 131–148.)

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 2 («Маленький герой»). С. 271.

139

Там же. С. 220–221.

140

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 1 («Двойник»). С. 166–167.

141

Неизданный Достоевский. Записные книжки тетради 1860–1881 гг. Литературное наследство. Том 83. М., «Наука», 1971. С. 416.

См. также освещение Достоевским дела Кроненберга «об истязаниях (порке) отцом собственного малолетнего ребенка». (Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 22. Публицистика и письма. Ленинград, «Наука», 1981. С. 50–73.)

142

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 24 («Дневник писателя за 1876, ноябрь – декабрь»). Л., «Наука», 1982. С. 28–29.

143

Там же. С. 159.

144

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 6 («Преступление и наказание»). С. 213

145

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 9 («Вечный муж»). С. 15–16.

146

Ф. М. Достоевский. ПСС. Том 6 («Преступление и наказание»). С. 90–91.

147

Р. Жирар в одной из статей «Чума в литературе и мифе» и книге «Насилие и священное» пытается развить идею, которой придерживался Антонен Арто. Он делает акцент на мировой метафоре насилия, метафора эта