Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) - Генрик Сенкевич

Так прошло почти шесть недель, и общественные дела значительно продвинулись. Борьба между братьями-кандидатами, маневры их сторонников, горячка и накал страстей — все прошло без малейшего следа. Всем стало известно, что непременно Ян Казимир будет избран, что королевич Карл уступил брату и добровольно отрекся от участия в выборах. Странное дело — голос Хмельницкого получил особое значение: рассчитывали, что он покорится королю, избранному по его желанию. Предположения эти в значительной степени оправдались. Зато для Вишневецкого, который, как Катон, не переставал настаивать, чтобы запорожский Карфаген был разрушен, такой поворот дела был новым ударом. Теперь восторжествует мирная политика, начнутся переговоры. Князь знал, что эти переговоры или ни к чему не приведут, или вскоре силою обстоятельств будут нарушены. Он видел впереди только войну, и тревога охватывала его при мысли об исходе этой войны. После мира Хмельницкий еще более укрепится, республика еще более ослабеет. И кто тогда поведет его войска против такого славного полководца, как Хмельницкий? А впереди новые поражения, новые погромы, которые до конца исчерпают силы республики. Князь не обольщался ложными надеждами; он знал, что ему, горячему стороннику Карла, не отдадут булавы. Казимир, правда, обещал брату, что осыплет милостями его сторонников. Казимир обладал широкой душой, но вместе с тем, он следовал политике канцлера. Кто-то другой — не князь — получит булаву, и горе республике, если этот новый вождь не будет опытнее Хмельницкого. При этой мысли сжималось сердце Еремии; тут было и опасение за будущность родины, и то горестное чувство, которое испытывает человек, когда его заслуги не оценены по достоинству. Князь Еремия не был бы Вишневецким, если б не был горд. Он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы держать булаву, он заслужил ее и поэтому страдал вдвойне.

Среди офицеров ходил слух, что князь не будет ждать конца выборов и вот-вот выедет из Варшавы, но это было неверно. Князь не только не выехал, но и посетил королевича Казимира в Непоренте, был им принят с величайшей любезностью и затем вновь вернулся в город. Требовалось раздобыть денег на войско, и князь хлопотал об этом. К тому же, на средства Карла формировались новые полки драгунов и пехоты. Одни уже пошли в Русь, другие должны были скоро выйти. Князь повсюду разослал своих офицеров, сведущих в военном деле, чтобы все привести в надлежащий порядок. Сначала были командированы Кушель и Вершул, наконец, пришло время и Володыевского. Однажды его пригласили к князю.

— Вы поедете в Заборов, — сказал Еремия. — Там ждут лошади, предназначенные для нового полка. Осмотрите их, выберите, заплатите деньги и препроводите в полк.

Пан Володыевский рьяно принялся за дело, получил деньги по княжеской записке и в тот же день с паном Заглобой и десятью солдатами, конвоирующими телегу с деньгами, выехал в Заборов. Они ехали медленно, потому что все дороги были переполнены шляхтою и поляками, все дома в окрестных деревеньках заняты проезжающими. При такой толчее трудно было избежать какого-нибудь приключения, и наши друзья несмотря на все предосторожности вляпались-таки в историю.

Подъезжая к Бабице, Володыевский увидел у корчмы группу шляхтичей, уже готовящихся к отъезду. Один из них, не говоря ни слова, пришпорил своего коня и рысью подскакал к пану Михалу.

— А, это вы! — крикнул он. — Прятались от меня, да я нашел вас; теперь от меня не уйдете. Эй, товарищи, подождите минутку! Я хочу кое-что сказать этому офицерику и желал бы, чтобы вы были моими свидетелями.

Пан Володыевский довольно улыбнулся: он узнал пана Харлампа.

— Бог мне свидетель, что я не прятался, — сказал он. — Я сам искал вас, чтобы спросить, все ли вы продолжаете гневаться на меня, но, к несчастью, мы не сталкивались.

— Пан Михал, вы по службе едете! — шепнул Заглоба.

— Помню, — тоже шепотом ответил Володыевский.

— Ну, пожалуйте! — горячился Харламп. — Господа, я обещал этому мальчику обрезать уши и обрежу, не будь я Харламп! Оба, не будь я Харламп! Будьте свидетелями, господа, а вы… как вас там?. Пожалуйте!

— Я не могу сейчас, — ответил Володыевский, — подождите два дня.

— Как не можете? Трусишка этакий! Дерзости говорить умеет, а как дело дошло до сабли, так и назад.

— Я драться сейчас не могу, но даю вам слово, что через три или четыре дня, как только исполню данное мне поручение, явлюсь в назначенное вами место. Если же это обещание не удовлетворяет вас, я прикажу своим солдатам стрелять. Выбирайте сами и затем убирайтесь к черту, мне некогда разговаривать с вами!

Пан Харламп подумал с минуту.

— Ну, хорошо. Так через четыре дня, в субботу, в Липкове. Там вы найдете меня возле корчмы, а теперь с Богом!

Через четыре дня Володыевский вместе с Заглобой и Кушелем сидели в корчме в Липкове.

— А что, у тебя много народу? — расспрашивал у хозяина пан Заглоба.

— Нет. Один только пан. Сидит теперь в комнате. Богатый пан, прислуги много, коней.

— Откуда приехал, не знаешь?

— Не знаю, должно быть, издалека, из-за Вислы. Лошади все измучены.

— Может быть, это Харламп, — сказал Заглоба и подошел к дверям комнаты.

— Можно войти? — спросил он.

— Кто там? — отозвался голос из-за двери.

— Свои. — И пан Заглоба приоткрыл дверь. — С вашего позволения… может быть, не вовремя? — прибавил он, заглядывая в комнату, но вдруг отпрянул назад, точно увидел что-то страшное. На лице его одновременно отразились испуг и изумление, рот остался полуоткрытым, а глаза с недоумением смотрели на Кушеля и Володыевского.

— Что с вами? — спросил Володыевский.

— Ради Христа, тише! — задыхаясь, прошептал Заглоба. — Там… Богун!..

Оба офицера сразу вскочили на ноги.

— Вы с ума сошли! Опомнитесь! Кто, говорите вы?

— Богун! Богун!

— Не может быть!

— Клянусь Богом и всеми Его святыми!

— Чего же вы так перепугались? Если он действительно там, то Бог отдал его в ваши руки. Успокойтесь же. Да действительно ли вы уверены, что это он?

— Уверен ли! Я видел, как он переодевается.

У Володыевского глаза засверкали.

— Эй, хозяин! — тихо произнес он. — Из спальни есть другой выход?

— Нет, только через эту комнату.

— Кушель, под окно! — распорядился пан Михал. — О, теперь он уже не уйдет от нас!

Кушель, не говоря ни слова, выбежал вон.

— Придите же, наконец, в себя! — уговаривал Заглобу маленький рыцарь. — Не над вашей, над его головою висит погибель. Что он может сделать с вами? Ничего.

— Я только от изумления не могу в себя прийти, — поспешил оправдаться пан Заглоба, а сам подумал: "Правда, чего мне бояться? Пан Михал здесь, пусть Богун боится!".

И, нахмурив брови, он схватился за рукоять сабли.

— Пан Михал, он не должен уйти!

— Да он ли это? Мне что-то не верится. Что ему здесь делать?

— Хмельницкий послал его в качестве шпиона. Это ясно, как день! Подождите, пан Михал. Мы схватим его и поставим условие: или пусть отдает княжну, или мы его сами выдадим правосудию.

— Только бы княжну отдал, а так черт с ним.

— Только не мало ли нас: двое и Кушель третий? Он будет обороняться, как бешеный, да, кроме того, у него люди.

— Харламп подъедет с двумя товарищами, тогда нас будет шестеро! Достаточно!.. Шш…

Двери отворились, и в комнату вошел Богун.

Должно быть, раньше он не разглядел Заглобу, и теперь при его виде вздрогнул, лицо его вспыхнуло румянцем, руки судорожно ухватились за рукоять сабли. Но все это длилось одну минуту. Богун снова овладел собою.

Заглоба смотрел на него и не говорил ни слова; атаман тоже хранил молчание. Люди, которых судьба так часто сталкивала вместе, теперь делали вид, что не знают друг друга.

— Хозяин! — наконец, крикнул Богун. — Далеко отсюда до Заборова?

— Недалеко, — ответил корчмарь. — А вы сейчас изволите ехать?

— Да.

И Богун пошел к двери, ведущей в сени.

— Позвольте! — загремел голос Заглобы.

Атаман остановился как вкопанный и, обернувшись к Заглобе, впился в него своими черными, страшными глазами.

— Чего вы от меня хотите? — коротко спросил он.

— Мне кажется, мы когда-то были знакомы. Уж не с вами ли мы свадьбу гуляли на хуторе?

— А-а, помню! — презрительно протянул казак и снова положил руку на рукоять сабли.

— Ну, и как ваше здоровье? — продолжал расспрашивать Заглоба. — Вы тогда так поспешно уехали с хутора, что я и проститься с вами не успел.

— А вы очень жалели об этом?

— Конечно, жалел. Компания наша увеличилась. (Тут пан Заглоба показал на Володыевского.) Вот этот рыцарь тогда приехал. Он очень желал бы поближе познакомиться с вами.

— Довольно! — крикнул пан Михал, поднимаясь на ноги. — Изменник, я арестую тебя!