Пришелец в земле чужой - Роберт Хайнлайн

— Побеждающего?

— Нет ничего выше, чем победа в поражении. Посмотри, Бен, она не сдается, а пытается поднять камень, который ее раздавил. Она отец семейства, которого пожирает рак, а он все работает, чтобы принести в дом хоть еще одну зарплату. Она двадцатилетняя девочка, ставшая матерью братишкам и сестренкам после смерти настоящей матери. Она пожарник, гибнущий в огне. Любой безымянный герой, павший, но не сдавшийся. Ты должен обнажить перед ней голову, — Бен так и сделал. — Пойдем, посмотрим еще Русалочку.

Вот она, я ее сам купил и Майку не показывал.

— Здесь все понятно. Эта вещь красивая.

— Не только. Бабочки и котята тоже красивы. В ней есть кое-что еще. Она не совсем русалка, но и не человек. Она сидит на берегу, где решила остаться, а смотрит на море, с которым рассталась, но без которого всегда будет тосковать. Ты знаешь эту сказку?

— Ганс Христиан Андерсен.

— Точно. Так вот, русалочка — это символ человека, сделавшего выбор. Она не раскаивается, она лишь сознает, что ей придется платить; за каждый выбор приходится платить. Она заплатит не только бесконечной тоской по дому. Она никогда не станет человеком. Ноги обошлись русалке слишком дорого. Каждый шаг будет для нее как шаг по осколкам стекла. Не говори Майку, но мне кажется, что он тоже ходит по битому стеклу.

— Не скажу. Я лучше посмотрю на русалочку и подумаю о чем-нибудь более приятном.

— Хорошенькая девочка, правда? Неплохо бы затащить такую в постель. Небось верткая, как угорь.

— Старый развратник!

— Увы, и с каждым годом становлюсь все старше… Ну, ладно, на сегодня хватит. Я не позволяю себе больше одной красавицы в день.

— Разумное решение… Почему таких вещей нет там, где их могли бы видеть люди?

— Потому что мир сошел с ума, а искусство должно отражать дух времени. Роден умер в самом начале всеобщего помешательства. Последователи маэстро заметили его оригинальную манеру обращения со светом, тенью, объемом и композицией и кое-что взяли на вооружение. При этом они упустили главное: каждая работа мастера — это притча. Сейчас не признают произведений искусства, в которых содержатся притчи. Все ударились в абстракцию, а старых мастеров обзывают буквалистами, — Джубал пожал плечами. — Абстрактный рисунок хорош на обоях или линолеуме, а искусство должно пробуждать в душе ужас и сострадание. Современное искусство — это псевдоинтеллектуальная мастурбация. Настоящее искусство — общение, в результате которого художник передает зрителю свое настроение. Тот, кто считает это ниже своего достоинства или не может этого сделать, теряет зрителей. Человек не купит произведение искусства, которое не затрагивает его душу. Такое искусство оплачивается принудительно — из налогов.

— А я-то думал, почему я ни черта не смыслю в искусстве? Думал, может, у меня чего-то не хватает.

— Человек должен учиться понимать искусство, а художник должен делать свое искусство понятным людям. Современные художники от слова «худо» не хотят говорить с нами на понятном нам языке. Они с большим удовольствием посмеются над нами, простофилями, которые не понимают, что они имеют в виду. Двусмысленность — отличная маска для некомпетентности. Бен, ты мог бы назвать меня художником?

— Н-не знаю. Ты не плохо пишешь, захватывающе.

— Спасибо. Я избегаю называться художником по той же причине, по которой стараюсь не называться доктором, но я на самом деле художник. То, что я пишу, можно прочесть и забыть. Человек, который знает то, что я могу сказать, может мою писанину и вовсе не читать. Но я честный художник. Я стараюсь пробиться к сердцу читателя и поселить в нем ужас и сострадание… По крайней мере, развлечь его, когда ему скучно. Я никогда не прячусь от людей за вычурными словесами, не стремлюсь похвастаться «техникой письма» перед другими писателями. Мне нужна другая оценка — деньги, которые люди платят за мои книги, платят, потому что им приятно их читать. Фонд помощи деятелям искусства — MERDE![8] Деятели искусства, живущие на подачки таких фондов, — неумелые проститутки! Ты наступил на мою любимую мозоль. Налей себе еще и выкладывай, зачем пришел.

— Джубал, у меня неприятности.

— Это не новость.

— У меня полно новых неприятностей. Даже не знаю, стоит ли об этом говорить.

— Ну, тогда поговорим о моих.

— Как! У тебя тоже неприятности? Я считал тебя человеком, у которого всегда все в порядке.

— Как-нибудь я тебе расскажу о моей супружеской жизни… Да и сейчас не все хорошо. Дюк ушел, ты слышал?

— Да, знаю.

— Ларри хороший садовник, но техника у него в руках ломается. Хороший механик сейчас редкость. А таких, как мне нужно, вовсе не бывает. Вызываю разных, когда что сломается, так они отвертку в руках удержать не могут и по глазам видно, что воры.

— Я тебе сочувствую, Джубал.

— Садовники и механики — это роскошь, а секретари — необходимость. Из моих секретарей двое беременны, а одна выходит замуж.

Бен был поражен.

— Сейчас они думают, что я утащил тебя в дом и не дал им возможности похвастаться. Поэтому, если они начнут хвастаться, сделай вид, что удивился.

— Кто выходит замуж?

— Ты не понял? Тогда я скажу, кто женится: сладкоголосый сын пустыни, наш брат Вонючка Махмуд. Я сказал ему, что если он не собирается уезжать из Штатов, пусть живет у меня. Махмуд заржал и заявил, что уже давно имеет на это право. Жили бы они здесь, она продолжала бы работать.

— Да, она не умеет сидеть без дела. А две другие беременны?

— Уж дальше некуда! Говорят, что будут рожать дома. Любопытно, в каком режиме мне придется работать, когда они родят? Кстати, почему ты решил, что невеста не беременна?

— Мне казалось, что Вонючка придерживается на этот счет традиционного мнения…

— От Вонючки ничего не зависит. За свою долгую жизнь я не раз убеждался, что все решает женщина, а мужчине остается лишь мириться с неизбежным.

— Ну, хорошо, кто остается без мужа и без живота? Мириам? Энн?

— Погоди, я не сказал, что невеста беременна и ее зовут Доркас. Арабский язык у нас изучает Мириам.

— Какой я осел!

— Тебе лучше знать.

— Мириам всегда нападала на Вонючку…

— И после этого тебе доверили целую колонку! Ты видел, как ведут себя школьники?

— Да, а Доркас к нему как кошка, ластилась, разве что о ноги не терлась.

— Это ее обычная манера поведения. Так вот, когда Мириам покажет тебе кольцо — кстати, редчайшей красоты и величины, — сделай круглые глаза. Я не собираюсь вычислять, кто из них ждет ребенка. Главное не это, а то, что они не считают себя обманутыми и несчастными. Не вздумай им сочувствовать, наоборот, поздравляй изо всех сил, — Харшоу вздохнул. — Я уже слишком стар, чтобы наслаждаться топотом детских ножек, но все-таки не хочу лишаться квалифицированных секретарей. Мм-да… с тех пор, как Джилл сделала Майка мужчиной, все пошло кувырком. Но я ее не осуждаю и надеюсь, что ты тоже.