Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

Шикель расхохоталась сухим хриплым смехом.

— Поистине немногим дан выбор. Мы делаем то, что нам велят. Мы живём и умираем с теми, кто был рождён рядом с нами, кто выглядит так же, как мы, кто говорит теми же словами — и всё это время мы знаем о причинах всего, не больше, чем прах, в который обратимся. — Она свесила голову набок, и порез на плече раскрылся шире рта. — Думаешь, мне нравится то, чем я стала? Думаешь, я не мечтаю быть такой, как другие? Но как только прошли изменения, назад дороги нет. Понимаешь?

О да. Как никто другой.

— Зачем тебя сюда послали?

— Труды праведных нескончаемы. Я пришла, чтобы проследить, как Дагоска вернётся в отчий дом. Проследить, что её люди поклоняются Богу в соответствии с учением Пророка. Проследить, что мои братья и сёстры накормлены.

— Похоже, у тебя ничего не вышло.

— Придут другие. Пророку невозможно противиться. Вы обречены.

Это я знаю. Попробуем зайти с другой стороны.

— Что ты знаешь… о Байязе.

— А-а-а, Байяз. Он был братом Пророка. Он положил этому начало, и он же будет концом. — Её голос упал до шепота. — Лжец и предатель. Он убил своего господина. Он убил Иувина.

Глокта нахмурился.

— Я эту историю слышал по-другому.

— Все рассказывают истории по-своему, калека. Разве ты этого ещё не понял? — Её губа скривилась. — Ты и понятия не имеешь, в какой войне сражаешься каждый день, ничего не знаешь ни об оружии, ни о потерях, ни о победах, ни о поражениях. Ты даже не догадываешься о сторонах в этой войне, о мотивах, о причинах. Поля этой битвы повсюду. Мне жаль тебя. Ты пёс, который пытается понять спор ученых, но слышит только лай. Праведные идут. Это предсказано. Это предопределено. Это обещано.

— Сомневаюсь, что ты это увидишь.

Она ему ухмыльнулась.

— Сомневаюсь, что и ты увидишь. Мой отец предпочёл бы взять этот город без боя, но если нужно, он будет сражаться, без пощады, и с яростью Бога за плечами. Это первый шаг на выбранном им пути. На пути, выбранном им для всех нас.

— Какой шаг следующий?

— Ты думаешь, мой господин рассказывает мне о своих планах? А твой тебе рассказывает? Я червь. Я ничто. И всё же я больше, чем ты.

— Что будет потом? — прошипел Глокта. Только молчание в ответ.

— Отвечай ему! — прошипела Витари. Иней достал из жаровни железный прут с сияющим оранжевым кончиком и прижал к обнаженному плечу Шикель. С шипением повалил отвратительно пахнущий дым, жир плевался и шкворчал, но девчонка ничего не сказала. Её глаза лениво и без эмоций следили за тем, как горит её плоть. Здесь ответов не будет. Только ещё больше вопросов. Всегда ещё больше вопросов.

— Я получил достаточно, — прорычал Глокта, взялся за рукоять трости и с трудом поднялся, мучительно и тщетно извиваясь, чтобы отлепить рубашку от спины.

Витари указала на Шикель, глаза которой всё ещё блестели и смотрели на Глокту из-под тяжёлых век. Лёгкая улыбка по-прежнему играла у неё на губах.

— А что нам делать с этим?

Расходный агент равнодушного господина, отправленный против своей воли в далёкое место, сражаться и убивать по непонятным причинам. Звучит знакомо? Глокта скорчил гримасу, поворачиваясь больной спиной к вонючей комнате.

— Сожгите, — сказал он.

Зябким вечером Глокта стоял на своем балконе, хмуро глядя на Нижний Город.

Здесь, на скале, было ветрено. Холодный ветер дул с тёмного моря, хлестал Глокту по лицу, по пальцам на сухом парапете, хлопал полами плаща по ногам. В этой проклятой печке не дождёшься ничего, более похожего на зиму. Пламя факелов у двери металось и мерцало в железных клетках — два огонька в сгущающейся тьме. Снаружи огней было больше, намного больше. Горели лампы на снастях кораблей Союза в бухте, их отражения блестели и дробились в воде. Светились огни в окнах тёмных дворцов под цитаделью, и на вершинах высоченных шпилей Великого Храма. В трущобах горели тысячи факелов. Реки крошечных точек света, текущие из зданий, на дороги, в сторону ворот Верхнего Города. Беженцы покидают свои дома, какими бы эти дома ни были. Ищут безопасности, какой бы она ни была. Интересно, сколько ещё мы сможем обеспечивать им безопасность, когда падут внешние стены? Он уже знал ответ. Не долго.

— Наставник!

— А-а, мастер Коска. Как я рад, что вы смогли ко мне присоединиться.

— Конечно! Ничто не сравнится с прогулкой на вечернем воздухе после схватки. — Наёмник не спеша подошёл ближе. Даже во мраке Глокта видел в нём изменения. Походка стала упругой, в глазах появился блеск, волосы аккуратно расчёсаны, усы плотно навощены. Он словно внезапно вырос на дюйм или на два, и на добрых десять лет помолодел. Коска с важным видом подошёл к парапету, закрыл глаза и сделал глубокий вдох своим острым носом.

— Для того, кто только что сражался в битве, вы выглядите удивительно хорошо.

Стириец ему ухмыльнулся.

— Я был не столько в битве, сколько за ней. Передовая всегда казалась мне неважным местом для сражения. Никто тебя не слышит из-за всего этого грохота. И к тому же шансы быть убитым там поистине очень высоки.

— Несомненно. Как у нас дела?

— Гурки до сих пор снаружи, так что я бы сказал, пока неплохо. Сомневаюсь, что мёртвые со мной согласятся, но кому не насрать на их мнение? — Он радостно почесал шею. — Мы сегодня хорошо поработали. Но завтра, и послезавтра, кто знает? Пополнений по-прежнему не предвидится? — Глокта покачал головой, и стириец коротко вздохнул. — Мне, разумеется, всё равно, но вы, может быть, захотите рассмотреть вопрос об отступлении, пока мы ещё удерживаем залив.

Все хотели бы отступить. Даже я. Глокта фыркнул.

— Мой поводок держит Закрытый Совет, а они сказали нет. Как они меня проинформировали, честь короля не допускает отступлений, и похоже, его честь стоит дороже наших жизней.

Коска поднял брови.

— Честь, да? Чёрт возьми, что это вообще такое? У каждого человека о ней своё представление. Её не выпьешь. Не выебешь. Чем больше у тебя чести, тем меньше пользы она приносит, а если её нет совсем, то по ней и не скучаешь. — Он покачал головой. — Но некоторые думают, что это лучшая штука в мире.

— Угу, — пробормотал Глокта, облизывая пустые дёсны. Честь дешевле ног или зубов. Урок, за который я дорого заплатил. Он посмотрел на тёмные очертания внешних стен, усеянных горящими кострами. Всё ещё были слышны смутные звуки сражения, редкая горящая стрела взмывала в воздух и падала в разрушенные трущобы. И даже сейчас кровавое дело продолжается. Он глубоко вздохнул.