Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Гейл вторил канцлеру, уверенный, что народ одобрит решение отложить выборы в сложившейся ситуации. Он утверждал, что ни народ, ни пресса даже не ожидают новых выборов. Все сводится к одному: «…хотим ли мы сделать то, что необходимо для Германии, или формулировка положений конституции нам это не позволит. Если признать, что чрезвычайное положение действительно существует, этого вполне достаточно, чтобы, не испытывая угрызений совести, нарушить пункт 25». «Если, – подвел итог Папен, – фельдмаршал и президент рейха господин фон Гинденбург, который неизменно придерживался конституции, решил в особых обстоятельствах принять другое решение, народ, безусловно, не будет против».

Выслушав доводы министров, Гинденбург уступил с необычной для него готовностью. Он сказал, что сумеет пойти наперекор своей совести для того, чтобы защитить немецкий народ от бед, интерпретируя статью 25 в том смысле, что новые выборы ввиду особых обстоятельств будут отложены на неопределенный срок. После этого он не колеблясь подписал декрет о роспуске рейхстага – дата и основания должны были быть вписаны позднее. Папен также получил президентскую подпись под другим декретом, отдававшим прусскую полицию под юрисдикцию министра внутренних дел рейха, если национал – социалисты и партия «Центра» сформируют коалицию в Пруссии.

Уверившись, что президент поддержит их всеми доступными ему средствами, министры вернулись в Берлин. Там, как раз в то время, когда шло совещание с Гинденбургом, рейхстаг выбирал должностных лиц. Переговоры между нацистами и «Центром» не привели к созданию правительственной коалиции, но они, по крайней мере, позволили в последнюю минуту договориться и избрать президиум рейхстага. На основании этой договоренности Геринг был избран президентом, а три поста вице – президентов были заняты представителями «Центра», Немецкой национальной и Баварской народной партии. Социал – демократы, вторая по величине партия, должны были по традиции получить пост первого вице – президента, но их требование было проигнорировано. На открытии сессии Геринг в заключительном слове заявил, что избрание президиума является доказательством способности рейхстага работать конструктивно. Поэтому нет никаких оснований снова прибегать к такой мере, как роспуск рейхстага. Чтобы дать это понять президенту, он обратится к нему с просьбой принять вновь избранный президиум рейхстага немедленно, а не когда ему будет удобно, как это было принято раньше.

В последующие дни каждая сторона упорно трудилась над укреплением своих позиций. 4 сентября был опубликован экономический декрет Папена, но, поскольку новая программа борьбы с безработицей с «производственного конца» могла дать немедленное облегчение (если это вообще было возможно) только собственникам, практически все партии ее осудили. К ним присоединились и профсоюзы. К великому разочарованию Папена, даже те, кто получал от нее прямую выгоду, тоже не были удовлетворены. Организации работодателей были против проектов «неограниченных» общественных работ, а Земельный союз, как всегда, отверг декрет из – за «несправедливого» отношения к нуждам сельского хозяйства.

А тем временем переговоры между нацистами и центристами продолжались; обе стороны проявляли большую сдержанность, и о прозвучавших там предложениях мало что известно. Если «Центр» и проявлял желание договориться с нацистами, то не только потому, что жаждал взвалить на них правительственную ответственность, разумеется, при соответствующих мерах предосторожности. Важно то, что его лидеры ничуть не меньше стремились защитить Гинденбурга – единственный элемент стабильности, сохранившейся до сих пор. Как писал Брюнинг, многие немцы опасались, что он лишится поста в результате неконституционных шагов, которые будет вынужден предпринять, чтобы удержать в роли канцлера непопулярного Папена. Представляется весьма сомнительным, что договоренность между этими партиями была достижима, даже если бы у них было больше времени, но в любом случае конец переговорам положил роспуск рейхстага.

А президиум рейхстага тем временем ожидал приема у президента, но звонка из Нойдека так и не последовало. Только по возвращении в Берлин Гинденбург принял заждавшихся парламентариев. Встреча получилась неудачной. Геринг громогласно утверждал, что подавляющее большинство депутатов рейхстага считает, что парламент способен нормально работать и потому не должен быть распущен. Вице – президенты от «Центра» и Баварской народной партии были солидарны с Герингом, а их коллега от немецких националистов выразил протест, заявив, что президент рейхстага не имеет права делать политические заявления от всего рейхстага. Представители Немецкой национальной партии, добавил он, приветствуют желание президента создать правительство, свободное от партийных обязательств, и не станут ему мешать. В заключение вице – президент рейхстага от немецких националистов выразил уверенность, что таких же взглядов придерживается большинство немцев.

Гинденбург заметил, что лишь немногие депутаты были с ним согласны, и зачитал заявление, проект которого был составлен Мейснером. Он не видел причин отправлять в отставку правительство только потому, что таково было желание отдельных партий. Маршал одобрил действия правительства и был готов его сохранить даже под угрозой вотума недоверия. На предложение провести консультации с партийными лидерами до принятия окончательного решения он дал ни к чему не обязывающий ответ.

12 сентября рейхстаг снова собрался. Оппозиция так и не сумела договориться относительно состава альтернативного правительства. Последовавшее в последний момент предложение о назначении ненациста (Шлейхера?) на пост канцлера было отвергнуто Гитлером. Эта сессия была самой короткой в нелегкой истории германского парламента. На повестке дня стояло политическое заявление Папена, но коммунисты предложили сразу перейти к голосованию за отмену последнего чрезвычайного декрета и за вотум недоверия. Предложение должно было стать не чем иным, как демонстративным жестом: внесение изменений в текущую повестку дня было возможно, только если они принимались единогласно, а представители Немецкой национальной партии после утверждения повестки заявили, что будут против внесения в нее любых изменений. Ко всеобщему удивлению, возражений не последовало. Гугенберг знал, что правительство было уполномочено распустить рейхстаг, и решил ускорить процесс, чтобы не дать нацистам и коммунистам договориться за его спиной.

Гугенберг, намеревавшийся помочь правительству, едва не стал причиной его падения. Папен ничего не знал об изменении планов националистов и оказался не готов к ним, как и любой депутат, не являвшийся членом делегации Немецкой национальной партии. Он был уверен, что в тот день никаких действий по выдвижению вотума недоверия не будет, и не принес декрет о роспуске с собой. Без него ему оставалось только беспомощно ждать, пока рейхстаг не проголосует за лишение его поста канцлера. Его спасли нацисты, попросившие получасовой отсрочки для консультаций с Гитлером. Это дало канцлеру время послать за декретом. А Гитлер дал своим людям команду поддержать обе инициативы.

Когда заседание возобновилось, канцлер уже имел при себе традиционную красную полевую сумку с декретом о роспуске рейхстага. Но Геринг проигнорировал его знак и приступил к голосованию. Это было очевидное нарушение правил рейхстага, которые давали канцлеру право быть выслушанным до начала любого голосования. Папен встал и подошел к Герингу, который упорно продолжал делать вид, что не замечает его. Покраснев от ярости, Папен швырнул декрет о роспуске на стол президента рейхстага и покинул зал вместе со своими коллегами министрами. Официально рейхстаг теперь считался распущенным, и все же Геринг продолжил голосование. Даже если оно было незаконным, демонстративный жест должен был получиться весьма эффектным. Из 559 голосов 512 поддержали предложение о вотуме недоверия, 42 голоса было подано в поддержку правительства и 5 депутатов воздержались.

Далее последовала ожесточенная дискуссия между Гинденбургом, Герингом и Папеном относительно законности роспуска, в конце которой Герингу пришлось смириться с неизбежным. И снова Гинденбург встал горой за канцлера, готовый объявить чрезвычайное положение и, если потребуется, применить силу, чтобы не допустить нового сбора рейхстага. Но если декрет невозможно было оспорить технически, он был весьма уязвимым по своей сути. Декрет оправдывал роспуск тем, что рейхстаг потребовал отмены президентского декрета от 4 сентября. Но подобное действие было одной из прерогатив рейхстага, и использование его как основание для роспуска парламента шло вразрез с положениями конституции. Этот вопрос был поднят партией «Центра», но дальше постановки вопроса дело не пошло. Каждая партия по тем или иным собственным причинам приветствовала роспуск и не желала заострять внимание на конституционных тонкостях.