Германия на заре фашизма - Андреас Дорпален

Понимая, что Немецкая национальная партия занимает ключевую позицию, нацисты сделали ее первоочередной целью для нападок в своей избирательной кампании. Они знали, что вступили в решающую фазу борьбы. На недавних общинных выборах они потерпели явную неудачу: даже в сельских районах – Ольденбурге и Восточной Пруссии – их потери достигали 60 %, а в выигрыше во всех случаях оказывались буржуазные партии. Поскольку потери социалистов обернулись приобретениями коммунистов, представлялось маловероятным, что новые голоса будут найдены среди левых. Оставалась одна надежда – перетянуть на свою сторону сторонников Немецкой национальной партии. Если это удастся, Папену придется уйти, и шансы Гитлера занять пост канцлера заметно возрастут.

Но и в этой стратегии имелись проблемы. Нацисты должны были противостоять «(буржуазной реакции» – а эта позиция могла отпугнуть тех самых избирателей, которых они надеялись обратить в свою веру. Поэтому предвыборная пропаганда нацистов шла по двойной колее: Геринг открыто выражал свое презрение к «(мещанской буржуазии», а Штрассер изображал партию поборницей частной собственности. Другие, выступая против «(марксистской» алчности, предупреждали, что декреты Папена ведут страну в объятия Москвы. И в то время как все они вещали о нацизме как последнем оплоте против большевизма, партия усердно трудилась рука об руку с коммунистами, организуя серию забастовок. Самым сенсационным итогом этих объединенных усилий стала забастовка берлинских транспортников, которая в начале ноября парализовала жизнь германской столицы. Обеспокоенным представителям деловых кругов было недвусмысленно сказано, что только нацисты могут сдержать народные массы. Но партия не сможет успешно заниматься этим и дальше, если ее лидер – Адольф Гитлер – не станет канцлером.

Подобная тактика не могла остановить упадка партии: 6 ноября нацисты потеряли около миллиона голосов и 34 места в рейхстаге. Активность населения была на удивление высока – 80,6 % (84,1 % в июле); воздержавшиеся от участия в выборах составили лишь небольшую часть. Провал нацистов по большей части объяснялся протестом, который вызывали их экстремизм и тактика террора, но не последнюю роль в этом сыграла и неудачная попытка Гитлера войти в правительство. Многие из тех, кто проголосовал за него в июле, считали, что он растрачивает впустую плоды своих побед. («Это наглость и самонадеянность, – дала комментарий партийная пресса нацистов, – когда мелкие умишки, не имеющие ни малейшего представления о политике, считают себя вправе судить о величайшем политическом деятеле современной Германии».) Большинство из бывших сторонников Гитлера если пришли на выборы, то проголосовали за Гугенберга, а придерживающиеся более радикальных взглядов – за коммунистов. Вместе с изрядным числом лишившихся иллюзий социалистов они помогли коммунистам, увеличив количество их сторонников с 700 000 до почти 6 миллионов.

Рост числа голосов, отданных Немецкой национальной партии (почти 800 000), и усиление позиции Народной партии (225 000) стали доказательством того, что Папен обретает почву под ногами. Но в парламенте его позиция оставалась такой же неустойчивой, как и раньше. Немецкая национальная партия и Народная партия контролировали только 63 места в парламенте. Это число, вероятно, могло бы увеличиться до 97, если бы остатки мелких партий, таких как Баварская народная партия, пожелали прийти на помощь Папену. Против них выступало 487 оппонентов, с вожделением жаждущих момента, чтобы убрать канцлера.

Но даже учитывая тот несомненный факт, что оппозиция имела подавляющее численное преимущество, в политическом плане она была слабее. У нацистов и партии «Центра» больше не было большинства, и для формирования нужного правительства им потребовалась бы помощь Немецкой национальной партии. А как известно, последние выступали против того, что они объявили «возвратом к парламентскому хаосу», и просили Гинденбурга сохранить кабинет Папена с Гугенбергом в качестве министра экономики и генералом Иоахимом фон Штюльпнагелем вместо Шлейхера, теперь подозреваемого в оппортунизме. Если правительство надеялось показать, что его не сможет вытеснить ни одна коалиция, результаты выборов стали тому доказательством. Что же касается Гинденбурга, он пришел к вполне закономерному выводу, что Папен должен остаться канцлером.

Когда 9 ноября кабинет собрался на очередное заседание, было принято решение не подавать в отставку. Альтернативного правительства на горизонте не было, стало быть, его обязанностью было продолжать работать. То, что правительство большинства не может быть сформировано, могли продемонстрировать и консультации с партиями. Шлейхер, все еще стремившийся доказать стране и армии, что было сделано все возможное для нахождения общего языка с нацистами, предложил провести ряд консультаций, сначала канцлера с партиями, а после их неудачи – президента с партиями. Он утверждал, что дело было только за Гитлером, но тот продолжал требовать для себя пост канцлера, и недавний обмен мнениями между Шлейхером и Штрассером наглядно доказал, что ни один из соратников фюрера в правительство не войдет. Поэтому в новом рейхстаге рабочего большинства не будет, а если это очевидно, то ему и собираться не стоит. Большинство членов кабинета согласились с необходимостью проведения дискуссий, потому что, прежде чем решиться на приостановку действия конституции, следовало убедиться, что испробованы все законные пути. Также было высказано опасение, что, если нацисты не примут участия в правительстве, нацистская молодежь может переметнуться к коммунистам. Против этого неоднократно предостерегал Геббельс, а также другие партийные функционеры и ораторы.

В ближайшие дни партийным лидерам были посланы приглашения для участия в консультациях. Результат разочаровал. Социал – демократы отказались явиться к канцлеру, которого считали виновником развала правительства Брауна – Северинга. Торжествуя по поводу неудач Гитлера, социал – демократы уверились, что их главным оппонентом теперь является Папен, а не фюрер. Дважды потерпев провал на избирательных участках, канцлер, по их мнению, утратил право вести переговоры и должен немедленно подать в отставку. Правда, имени преемника социалисты не называли, довольствуясь нападками на канцлера, и не более того. К тому же они не сомневались: что бы ни случилось, Гинденбург не назначит на этот пост Гитлера.

Партия «Центра» также была намерена вынудить Папена покинуть канцелярию. Каас предупредил канцлера, что страна двигается к революционной ситуации, имеющей много общего с 1918 годом. Единственным гарантом стабильности Каас считал правительство, опирающееся на большинство в рейхстаге. Он был уверен, что при условии принятия должных мер предосторожности даже правительство, возглавляемое Гитлером, предпочтительнее президентского кабинета, возглавляемого непопулярным Папеном. В отличие от «Центра» Баварская народная партия первоначально была намерена поддержать Папена, но, убедившись в его непопулярности, тоже решила, что он должен уйти в отставку. Таким образом, безусловную поддержку канцлеру оказали только Немецкая национальная партия и Немецкая народная партия.

Все зависело от позиции нацистов. Однако Гитлер, как и его враги – социалисты, отказался вступать в прямые переговоры с Папеном. Все еще не забыв о злосчастном дне 13 августа, лидер нацистов не желал будить в своих последователях напрасные надежды. Иначе их опять постигнет разочарование, поскольку его требование предоставить ему пост канцлера выполнено не будет. С другой стороны, он не желал, несмотря на все неудачи последнего времени, занимать подчиненное положение в руководимом Папеном правительстве. Учитывая упадок партии, фюрер опасался, что, став вторым человеком в правительстве, он быстро окажется оттесненным на задний план. Кроме того, он не хотел, чтобы его снова обошли, как это было 13 августа, в войне публикаций. Он потребовал, чтобы все дальнейшие переговоры велись в письменной форме и были обнародованы. С оглядкой на будущих читателей (в том числе президента), Гитлер предупредил Папена, что не может быть продуктивного обмена мнениями, если он, Папен, не готов взять на себя ответственность за свои поступки. Возлагать вину за провал переговоров 13 августа на восьмидесятипятилетнего президента и тем самым втягивать его в противостояние было не только непорядочно, но и являлось нарушением «священного» правила взаимоотношений между главой государства и его министром, по которому последний защищает своего «суверена» во всех политических делах.

После обращения к партиям Папен снова собрал свой кабинет 17 ноября. Он ясно представлял себе следующий шаг: правительству придется уйти в отставку. Именно это он и посоветовал своим коллегам, потому что правительство «национальной концентрации» под его руководством создано быть не может. И хотя президент желает, чтобы кабинет продолжал работать, министрам придется покинуть свои посты. У президента должны быть полностью развязаны руки, когда он снова попытается собрать «национальные» силы. Если он не достигнет успеха и снова призовет их, министры должны быть готовы служить дальше.