Имя ей Хель - Елена Анатольевна Кондрацкая

а сам ушёл в библиотеку, чтобы проведать оленёнка и поздороваться с Ферром. Признаться, я хотела пойти с ними, но устала так, что всё же решила доползти до своей спальни. Силой заставила себя залезть в ванну, а потом, прежде чем лечь в постель, посомневавшись, всё же натянула на себя ночнушку с рюшами, решив, что лучше, в случае чего, убегать от опасности в ней, чем голышом. У этих проклятых фейри слишком часто что-то случалось.

Стоило мне забраться под одеяло, в дверь постучали.

– Хель?

Под рёбрами неприятно кольнуло. Я опять совершенно забыла про Свана. Обещала же себе по возвращении сразу же к нему заглянуть! Я села.

– Заходи!

Сван проскользнул в комнату и тихо закрыл за собой дверь. Сперва я испугалась, что он захочет вернуться к прошлому разговору, к чему я сейчас была совершенно не готова ни разумом, ни телом, но, когда Сван как ни в чём не бывало засиял улыбкой, увидев меня в ночной сорочке, я с облегчением вздохнула.

– Услышал, что вы вернулись. Решил проведать, – сказал он и тут же поспешно добавил: – Не переживай, никто не видел, как я сюда шёл.

– Всё в порядке. Рада видеть, что с тобой всё хорошо. – Я в ответ тоже тепло улыбнулась и похлопала по одеялу. – Я и сама хотела тебя проведать, но очень устала.

Сван сел на кровать. Я поняла, что не могу даже сидеть, настолько хотела спать, поэтому легла на бок и приподняла одеяло, приглашая Свана лечь рядом, как мы часто спали, когда приходилось делить одну кровать. Он скинул обувь и грубый жилет, оставшись в мятой хлопковой рубахе и лёг ко мне спиной, позволяя обхватить себя и прижаться. Его кудри пахли розами – непривычный запах. Сван никогда так не пах. Но я смиренно его вдохнула – слишком многое стало непривычным в последнее время. Сван обхватил мою ладонь и прижал к сердцу.

– Как ты тут? Всё хорошо? – тихо спросила я.

– Я скучаю по тебе, но да, по правде сказать, тут замечательно.

Я удивлённо ухмыльнулась сквозь наступающую дрёму.

– Замечательно? И ты не боишься здешних фейри?

– Служба у Лираны даёт очень много преимуществ. И дворцовые фейри, и другие слуги относятся ко мне так, будто я тут на правах гостя. Знаешь, оказывается, очень приятно, когда не ты, а тебе пытаются угодить.

Я с трудом ловила его слова.

– А как Лирана к тебе относится?

– Она… вполне милая.

– Вот уж чего я точно не ожидала услышать.

– Отчего же? – Сван повернулся ко мне лицом и убрал волосы с моей щеки. – Я и тебя считаю вполне милой.

– Ах, понятно, ты просто совсем не разбираешься в женщинах.

– Напротив, я очень хорошо в них разбираюсь.

Сван меня поцеловал. Я сонно ответила, запоздало понимая, что, кажется, целую его в первый раз. И поцелуй этот оказался таким сладким, что у меня закружилась голова. Язык Свана соприкоснулся с моим, оплёл его, пробираясь глубже и неся с собой вкус мёда. Сердце взволнованно забилось сначала от нахлынувшего возбуждения, а потом – ещё быстрее – от запоздалого осознания. Голова кружилась всё сильнее, и я нашла в себе силы отодвинуться от Свана.

– Ты, что, одурманен?

– Совсем немного…

Он улыбнулся так очаровательно, что я снова начала терять голову. Его глаза, бездонные, как сами небеса, околдовывали своей красотой. Умелые руки поглаживали мои бёдра, и я уже не могла сосредоточиться ни на чём, кроме этих прикосновений. Сван снова прильнул ко мне, и я жадно собирала мёд с его губ и языка, проваливаясь в сладкий дурман. Мысли путались, я снова дышала летом и счастьем, зависла над пропастью блаженного небытия и только настойчивые руки Свана удерживали меня на грани сознания.

Он задрал ночнушку, забросил мою ногу себе на бедро и вошёл почти сразу, но я только этого и ждала. Я прижалась горячей щекой к его груди, тяжело дыша и не двигаясь – я не могла даже пальцем пошевелить, поэтому была благодарна Свану за то, что он всё делал сам, аккуратно придерживая меня. Он был так нежен и заботлив, так сладок на вкус, так желанен моим телом, что я сходила с ума.

Сван перевернул меня на спину, раскрыл мои ноги и продолжил, прикрыв глаза от удовольствия. Я отстранённо любовалась им, его чувственными губами, дрожащими ресницами, румяными щеками – он был весь словно залит ярким солнечными светом, по-фейски волшебным и чарующим. Застонав, Сван резко отстранился и спустя несколько мгновений кончил мне на живот, но я едва заметила, продолжая зачарованно глядеть то ли на него, то ли куда-то вглубь своих затянутых туманом мыслей.

Он вытер меня платком, одёрнул ночнушку, лёг рядом и обнял, прижимаясь носом к моей шее.

– Ты замечательная, Хель, – прошептал он, поглаживая меня кончиками пальцев и легко целуя. – Ты даже представить себе не можешь насколько.

Он достал из кармана пузырёк и насыпал себе в рот фейской пыли. Его губы, зубы и язык стали золотыми. Глаза закатились, и Сван тихонько застонал. С трудом взяв себя в руки, приблизился ко мне.

– Хочешь ещё?

Я попыталась отказаться, но, кажется, вместо этого кивнула. И Сван снова поцеловал меня. На этот раз я не выдержала и провалилась в блаженное ничто.

Глава 30

Сны цветочных фей

Я сидела в маленькой комнатке дешёвого гостевого дома, где мы с Варденом остановились, и смотрела на золото, разложенное на столе. Ещё никогда мне не платили за работу так много. Даже при учёте, что я отдала большую часть Вардену как моему наставнику. Он звенел монетами в соседней комнате, пересчитывая, и каждая из них, упав в кошель, заставляла меня вздрагивать. Мои мысли то и дело возвращались к проклятому фейскому мальчишке. Его образ, дрожащего, беспомощно свернувшегося на дне клетки, никак не шёл из головы.

– Где его сестра? – спросила я Гурта, когда он методично отсчитывал для меня монеты в своём кабинете.

Гурт ухмыльнулся и кивнул на витрину, которая занимала одну из книжных полок в стеллаже у стены. Я не сразу поняла, куда смотреть, но потом увидела два приколотых к чёрному бархату острых уха – в них блестели, переливаясь в дрожащем свете свечей, рубиновые серьги. Меня снова затошнило, и я перевела взгляд на монеты.

Хватит. Прекрати. Ты просто делала свою работу.

Молчи. Ничего не спрашивай.

– Что вы… сделаете с фейцем? – Голос звучал так хрипло, что я его не узнала.

Гурт вскинул на меня озорной взгляд.

– А что?