Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

ее укорять, не хочу обвинять — сам свои ошибки совершал и буду совершать. Мне просто очень хочется как-то облегчить ее состояние, только я не знаю как. А вот кого я буду обвинять, так это ублюдка ректора. Он-то прекрасно знал и на что толкает заслуженного человека, и ради кого он его на это толкает, и что для него означало курение и сигареты в особенности — не мог не знать! Никогда не поверю в какие-либо оправдания. Проклинаю его за то, что испортил жизни…

— Не надо, Аарон, — прервал его гнев Филипп, — не проклинай. Проклятье, сказанное с верой в его действенность, так же как и молитва, имеют способность материализовываться. Не клади еще одну тяжесть себе на душу.

— Но ведь он же подонок, он же…

— …шестеренка в целом механизме. Он, его собственные дети, Зубрила, ее высокопоставленные родители — это все шестеренки одного большого механизма, ни хуже, ни лучше любого из нас. Была бы у нас другая начинка, мы бы тоже заняли в нем свое место. Мы и сейчас являемся частями механизма, только другого. В принципе, одну и ту же шестеренку возможно использовать в разных механизмах, но вряд ли кто-то возьмется использовать легкую, изящную шестеренку, способствующую движению минутной стрелки, в механизме подачи патрона из магазина автомата в его патронник. Там нужны совсем другие шестерни: прочные, стальные, промасленные.

— Филипп, там нет шестеренок, — заметила Я'эль, — там пружины.

— Хм, да… верно, — согласился Филипп. — Шестеренка в автомате — это я ляпнул! — начал было смеяться он, но Аарон не унимался.

— А где же справедливость?

— Справедливость будет работать тогда, когда жизнь пойдет по схеме, которую дал отец хозяина «Закусочной». Там же будет и радость, и любовь, и удовлетворение, и, конечно же, само счастье.

— Я тоже один вопрос задам, — вмешался Саад. — Как ты думаешь, твой рассказ — он о профессоре или, скорее, о твоей маме?

— Всю жизнь для меня он однозначно был рассказом о профессоре. Сначала это был хитрый профессор — ну таким я его себе представлял, потом он стал для меня умным, мудрым профессором. Несколько дней назад это уже была история о несчастном, но благородном профессоре. А минут двадцать назад я понял, что да — это рассказ о моей маме. И опять — опять очередная история, рассказанная нами, закончилась невесело. Хэппи-энд — это не про нас, да? Ведь мы же не сговаривались о том, какими должны быть наши истории. Ведь правда, не сговаривались? Вы уже знаете откуда идет моя история, а вы, вы ведь не сговаривались, нет? — обращался он к сидевшими друг напротив друга Я'эль и Сааду.

— Да нет, конечно же нет. Какой нам был смысл сговариваться? — Я'эль и Саад даже развели руками и пожали плечами, словно их хотели поймать на списывании.

— Ну вот я и говорю, что все наши истории оказались тяжелыми, без хэппи-эндов, темными. Опять мы должны были пройти через что-то печальное, что-то грустное, невеселое… Неужели нам так и не получится обойтись без боли?

— А ну-ка давайте сначала поднимем наши кружки за хозяина этого места и за всех жителей этого чудесного поселка, — нарочито громче заговорил Филипп, заставив того выглянуть из-за стены и широко улыбнуться. — За тебя, хозяин, и за всех вас! Пусть Мать-Земля всегда одаривает вас своими плодами и не забывает тех, кто заботится о ней!

Хозяин даже склонил голову и приложил руку к груди, услышав такие добрые слова, после извинился и быстро исчез за дверью в соседнюю комнату, а потом сразу вернулся. Следом за ним вошли четыре женщины и мальчик лет десяти, немного стесняющийся, но любопытствующий. Хозяин быстро объяснил им причину такого созыва и они в свою очередь поспешили поблагодарить гостей за теплые слова и пожелали счастья в ответ. Когда они вышли из помещения, хозяин поинтересовался не нужно ли им что-либо и всем ли они довольны. Убедившись в прекрасном расположении духа гостей, он еще раз пожелал приятного аппетита, поправил усы и вышел вслед за женщинами.

— Что сейчас было, Аарон? Что вы все сейчас почувствовали? Говорите первое, что лезет вам в голову, — сказал Филипп своим друзьям.

— Радость, эйфорию, счастливый момент, веселье, любовь, — говорили они.

— Верно, верно, так и есть. А что предшествовало этому?

— Мои слезы, мой плач, тяжелая история профессора и мамы, — пробубнил Аарон вполголоса.

— А до этого была история о Батале, и Я'эль тоже невеселую историю о Посвященной рассказывала, — верно отметил Саад, понимая ход мысли Филиппа.

— Так и есть. Одно следует из другого, не опережая, не нарушая последовательность событий. Можете ли вы представить нас, входящих в этот поселок и в четыре глотки восхваляющих местных жителей, желающих им счастья и воздаяния за их добрые дела?

— Жутковато как-то выглядеть будет, — хмыкнув заметила Я'эль, и, понизив голос, добавила: — Так обычно в фильмах делают маньяки, уже задумавшие свое злодеяние и теперь играющие на нервах жертв, нагоняя на них страх.

— Отличный пример! — похвалил ее Филипп. — А хозяина, поднимающего тост за начавшего рыдать на плече у соседа Аарона представить можете?

В ответ все трое взорвались хохотом.

— Тоже вряд ли, согласен, — улыбался Филипп, осушая свою кружку и наполняя ее вновь. — Образно говоря, легкое следует за тяжелым, доброе — за недобрым, и так далее.

Он поддерживал разговор, наполняя до краев все кружки, попавшие в поле его зрения. Оживление продолжилось переносом очередных ломтей сыров, колбас, салатов и закусок к себе на тарелки.

— Почувствуй ценность наших рассказов и бесед, Аарон, — спокойно начал говорить Филипп в наступившей наконец тишине, нарушаемой только звуками столовых приборов. — Если тебе хочется серьезно поговорить об общечеловеческих проблемах и, насколько это только предоставится возможным, попытаться докопаться до сути всех этих невзгод, трудностей и сюрпризов судьбы, то, я тебя уверяю, ответы на все свои вопросы ты найдешь скорее на темной, печальной стороне нашей жизни, а не на светлой. Именно там находится ключ к Счастью, именно там скрывается Надежда, именно там живет Любовь, и только там мы в состоянии найти настоящую Силу.