Ворон Хольмгарда - Елизавета Алексеевна Дворецкая

При виде мужчин с самим заморским вождем во главе мерянские женщины, сидевшие на корточках и на земле вокруг огня, вскочили и сбились в кучу. На Эйрика они смотрели так, будто он пришел съесть кого-то из них. Арнэйд мельком подумала: стоит ей сейчас сказать пару слов, и Еласа, Айгалча, другие ее неприятельницы мгновенно расстанутся с жизнью.

Арнэйд проверила солод – он уже упарился и уплотнился. Велела присмиревшим, испуганным женщинам вынуть затычки в нижней части чанов, чтобы сусло стекло в широкие лоханки. Оттуда его ковшами вычерпали в котлы, снова повесили над огнем и добавили хмель.

Вечер был тихий, над лугами, недавно бывшими полем жестокой битвы, горел закат. Багряные, золотистые, желтые полосы тянулись через небокрай, смешивались, постепенно теряя цвет и погружаясь в подступающие воды ночи. Глянув туда, Арнэйд содрогнулась: показалось, туманы на своих синих спинах подняли пролитую кровь с травы на самое небо и теперь она пылает, взывая к богам. Над рекой парило, изредка плескала рыба, воздух сам казался густым, как вода. Носились стрижи у берега, возле опушки паслось три-четыре лошади. Все было как всегда. Сердце щемило: пару дней назад здесь случилось ужасное, сотни людей лишились жизни, близких, утратили волю – а для земли, неба, светил все как обычно… Становилось ясно, как мал человек перед ликом земли и неба, даже сотни людей для них – что рой мошкары. Сдуло их ветром – земля не застонет, луна не заплачет по ним. Яблоки сгнили и попа́дали наземь… От этих мыслей Арнэйд казалась себе разом и крошечной, как букашка, и огромной, как туча, и плохо понимала, в каком мире находится. А луна напомнила ей то яблоко из сна – большое, круглое, беловато-желтое и блестящее свежим соком.

Надо собраться с мыслями. Солод и хмель – последние, если испортить дело, то до нового урожая пива не будет.

– Теперь оно должно еле-еле кипеть всю ночь, не сильно, – сказала Арнэйд, обхватив себя за плечи: к ночи стало немного зябко. – Можно отпустить женщин отдыхать, здесь много людей пока не нужно.

Женщин увели в город, Арнэйд осталась возле котлов с Эйриком и десятком его хирдманов. Что-то тяжелое вдруг укрыло ей плечи и спину; Арнэйд обернулась и увидела, что Бранд накинул на нее чей-то огромный грубый плащ. Парни подкладывали дрова, Эйрик сидел на бревне, следя за огнем. Костров было много, и Арнэйд поначалу прохаживалась вдоль огненной цепи, следя за величиной пламени, но скоро убедилась, что хирдманы все поняли и справляются без нее.

– Не думала, что берсерки могут варить пиво, – сказала она, снова усаживаясь возле Эйрика.

– Да, мы как-то больше пить! – ухмыльнулся Гейтир.

– Лишь бы оно нас не выпило, – хмыкнул Торгрим.

– Вон там ваш Гудбранд. – Бранд кивнул куда-то в сторону реки.

– Что?

Арнэйд обернулась, потрясенная, ожидая увидеть Гудбранда, но не увидела ничего, только пустой берег и легкие круги от рыбы на воде.

Святы-деды, она ведь ничего не знает о судьбе Гудбранда – после битвы не было случая о нем вспомнить.

– Вон там утонул, – показал Бранд. – Где плещется.

– Так он утонул?

– Когда все они бежали, прыгнул, хотел плыть, а тут стрела в спину. Думаю, это он был – бегал все, этими распоряжался. Плотный такой. – Бранд надул грудь и приподнял плечи.

Эйрик молчал, изредка подкидывая веточки в костер. Глаза его, устремленные на темный небокрай, на дальний лес были такими отстраненными, что Арнэйд не решалась с ним заговаривать.

Они сидели молча. Тьма сгущалась, реку уже было плохо видно. Метнулась над головами сова. Арнэйд иногда бросала взгляды в сторону реки. На уме у нее был Гудбранд. А что если он сейчас возьмет и вылезет… со стрелой в спине? Хорошо, что она здесь не одна. В этой ночи было что-то пронзительно-тревожное, казалось, тот свет наползает на мир людей, подступает темными волнами… Иной раз порывом ветра доносило запах погребальной гари. Все события последних дней привели Арнэйд в такое странное состояние, что она, устав от опасений и страданий, ничему не удивилась бы. Живые и мертвые казались ей одинакого близкими и доступными.

Потом она ощутила, что падает, вздрогнула, проснулась… Она заснула, привалившись к плечу Эйрика. Костры едва горели, Гейтир спал на земле рядом с нею, но Бранд сидел напротив и следил за огнем.

Опять прокричала сова.

– Беспокойно мне… – пробормотал Эйрик, обращаясь к Бранду.

Бранд вместо ответа показал на небо, где плыла неспешно золотистая луна, полная, такая величавая среди звезд. Арнэйд не решилась спросить, что его беспокоит.

– Здесь слишком много духов… – прошептала она, думая о погребальных кострах.

Когда Арнэйд проснулась в другой раз, она лежала на груде сена, укутанная тем же плащом. Ровно горел низкий костер, возле нее лежала смятая синяя рубаха Эйрика, кучей прочая одежда и сверху серебряная гривна. Арнэйд села, не понимая, проснулась она или продолжает спать. Огляделась – Эйрика нигде не было.

– Где… он? – хриплым шепотом спросила она у ночи.

По-прежнему было темно – настала сама глухая пора, и только пар над котлами придавал ей дыхание жизни.

– Ш-ш-ш… – Бранд поднял руку.

Потом указал в сторону леса. Арнэйд глянула туда, но ничего не увидела.

– С ним иногда бывает. Когда беспокойно… лучше от людей уйти подальше. Не спрашивай…

Его шепот звучал, как предостережение смертному, зашедшему слишком далеко в сагу. Арнэйд опять улеглась на сено, укуталась в плащ и закрыла глаза, не желая даже мысленно касаться тех тайн, что делали Эйрика таким непохожим на обычных людей. Сейчас он гуляет по лесу в медвежьей шкуре… поэтому вся одежда здесь. Ее пробила сильная дрожь; она слишком сблизилась с этим медведем, и чего ей теперь ждать? Что он ее съест? Или пожелает «поладить» с нею прямо в медвежьем облике? Съежившись, она натянула плащ на голову. Чтобы только темнота и запах сена…

Все это было так странно, непонятно, необычно. Раньше вокруг нее всегда были свои – свои живые родичи, свои умершие предки, свои привычные боги. Но она покинула дом, пришла на грань Утгарда, и все вокруг перевернулось.

Потом ей снилось, что она – это Аста, и медведь несет ее через лес на руках. Потом было тихо, тепло и мягко – не в силах открыть глаза, она наслаждалась ощущением полного покоя и не хотела просыпаться, каким-то уголком сознания помня, что наяву все довольно тревожно. И спала дальше.

Проснувшись окончательно, Арнэйд обнаружила себя уже не у реки, а в доме, на хозяйской лежанке. Она была одета, только с лямок хангерока кем-то были сняты крупные бронзовые застежки (с ними не очень-то поспишь). Рядом лежал тот плащ, пахнущий рекой, сеном и дымом – она сбросила его во сне, когда стало жарко.

Возле нее, ближе к краю лежанки, кто-то тихо дышал. Осторожно подняв голову, Арнэйд обнаружила Эйрика, наполовину одетого. В плечо упиралось что-то жесткое – его гривна, засунутая к ней под подушку.

Некоторое время Арнэйд лежала, пытаясь прийти в себя и сообразить, что было, чего не было, что ей приснилось, а что она только воображала. Сколько времени прошло со вчерашнего дня… с того, что она помнит как вчерашний день? Она не была уверена в подлинности воспоминаний, начиная с поцелуя. Она правда была так безрассудна, что поцеловала его? И что было дальше? Арнэйд мысленно осмотрела себя – не проспала ли она нечто важное? Волнуясь, осторожно ощупала сорочку и провела рукой по внутренней стороне бедер. Слава дисам, вроде все чисто… подол не смят, липких пятен нет… и в теле никаких таких ощущенией… Она не сомневалась: случись ей «поладить» с Эйриком, следы остались бы весьма заметные!

Берег реки… темнота, бледно-красная полоска на западном небокрае, луга в тумане, плеск рыбы в реке… Она так ясно видела, как Гудбранд вылезает на берег со стрелой в спине, с него потоками льется вода, а лицо совсем черное – это было или не было? Подстилка из сена, одеяло из плаща… одежда Эйрика, сваленная кучей… Он что, перекинулся? Обернулся медведем и ушел погулять в лес? Ей это приснилось! Или нет… Арнэйд содрогнулась и хотела отодвинуться, но не сразу решилась шевельнуться.

Как там котлы? Она сказала хирдманам, что на рассвете надо прекратить поддерживать огонь и дать пиву остыть?

Нужно встать и уйти. Поскорее,