Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

бесконечно прорабатывал элементы вокзала, переделывал и переделывал что надо и что не надо, лишь бы не сидеть без дела, лишь бы не думать о невзгодах, свалившихся и на страну, и на семью. Но время от времени Алексей Викторович срывался и ехал в Москву, в холодную, неотапливаемую мастерскую, устроенную в еще не до конца снесенном здании бывшего вокзала.

Осенью 1917 года на Москве шли бои между захватившими власть большевиками и отрядами юнкеров под командованием горстки офицеров, оставшихся верными прежней присяге. Первых стали называть красными, вторых – белыми. Красные разбомбили Кремль и в конце концов победили белых, остатки которых бежали на юг создавать Добровольческую армию.

А немногим позже вслед за Лидочкой и Петра начало угнетать психическое расстройство, нарастая и становясь очевиднее. Припадки ненависти ко всем и всему на свете сменялись меланхолией, слезами, жалостью к тем, кого он только что ненавидел. Надобно бы его лечить, да времена настали такие, что лучше немного обождать, когда все рассосется, встанет на прежние рельсы.

– Я всегда мечтал, чтобы поскорее бы рухнула эта Расея со всеми ее теремочками да лубочками, с луковками дурацких церквей, – сказал он как-то с особой злобой. – Верил, что настанет новое время. Новое искусство. И новая архитектура. В которой тебе, отец, места уже не достанется. Твой вокзал сдох и воняет на всю округу. А переменить себя, стать другим ты уже никогда не сможешь.

Слова старшего сына жгли, но в них Щусев слышал долю правды. Все меняется, и всем надо меняться. Или бежать за границу и там до конца жизни оставаться такими же, как сейчас, то есть медленно вымирать. Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла.

После сорока Алексей Викторович стал лысеть. Мария Викентьевна, остроумная женщина, однажды даже стих сочинила:

– Муж мой милый Алексей все лысее и лысей.

Меняться, так меняться, и Щусев сбрил бородку, пышные усы превратил в тоненькую полоску, а остатки волос на голове стал брить.

– Думаешь, от этого что-то изменится? – печально спросила жена. Она не сгибалась, но все реже звучал ее милый смех. Одна дочь умерла, другая выжила, но сложности со здоровьем, старший сын огорчает своей явной ненормальностью… Только Миша – утешение родителям. Умный, добрый и кроткий мальчик.

– Чтобы в жизни что-то наладилось, надо что-то изменить, – заявил наголо выбритый муж.

– А что, тебе даже идет так, – покорно вздохнула жена. И постепенно ей и впрямь стало нравиться наблюдать за самим процессом бритья, она радовалась, что муж бреется сам, дома, боясь ходить к брадобреям.

– Я, когда они мне бритву к горлу подносят, всегда думаю: «Черт его знает, что у него на уме. А вдруг умственно нездоров. Захочет, да и перережет мне глотку». А у меня то не достроено, это не достроено, а это вообще только в замыслах. Да и дети недорощенными останутся.

Как ни странно, но и впрямь, стоило Щусеву сменить облик, на другой же день он поехал на стройку и там получил по телефону приглашение немедленно явиться к председателю Моссовета. Тот принял его в своем кабинете, бодренький такой, спросил:

– Вы Щусев? Вы строили Покровский храм в Марфо-Мариинской обители?

Неужто за это к стенке поставят? Не может быть!

– Да, я Щусев. И это я строил Покровский храм.

– А я – Покровский, – весело протянул руку председатель Моссовета. – Михаил Николаевич. Знаком с вашими работами, а главное – с вашими идеями. Знаю, что с момента переезда в Москву вы много раз обращались к властям с предложениями о переустройстве Москвы. И какова же была реакция?

– Никакой вообще реакции не было, – сильно приободрился Щусев.

– Вот видите? В то время как в стране царила реакция, вы никакой реакции не получили. Голубчик, Алексей Викторович! Мы начинаем грандиознейший проект под названием «Новая Россия», и я, как главный по Москве, хочу, чтобы этот проект начался с проекта «Новая Москва». Как вам такое?

– Конечно, конечно, – радостно забормотал академик.

– Суть истории состоит в развитии, в правильном изменении человеческого общества в целом и человека в частности.

– Дорогой мой, – усмехнулся Щусев. – У меня вот уже год как простаивает строительство Казанского вокзала. А где мы найдем средства на перестройку целой Москвы? Нонсенс!

– Согласен, сейчас не найдем, но, покуда вы и группа единомышленников станете разрабатывать сей грандиозный проект, кончится лихолетье, Россия воспрянет и расцветет. И тогда… В двух словах, к чему сводится ваша общая идея новой Москвы?

– В двух словах? Жорж Осман.

– А если не в двух?

– А если не в двух, то, видите ли, уважаемый Михаил Николаевич, полвека назад город Париж страдал примерно тем же, чем сейчас страдает Москва. Покуда не появился дерзкий и смелый градостроитель по имени Жорж Осман…

Выслушав часовую лекцию, Покровский остался чрезвычайно доволен и, прощаясь, похлопал академика по плечу:

– Ну что же, я думаю, быть вам московским Османом!

К семье в Прозоровку Алексей Викторович летел, как на воздушном шаре. Сразу после переезда из Петербурга в Москву в сердце его воскресла крылатая идея стать тем, кто превратит московский беспорядочный муравейник в просторный город с расходящимися во все стороны лучами улиц, с великолепными площадями и парками, город-сад, город-бульвар. И теперь в этой идее, подобной океану, он утопит все свои невзгоды, а в итоге и впрямь станет московским Османом.

Мария Викентьевна встретила его скептически:

– Дров нет, вот они и решили пол-Москвы снести на дрова, а под это дело – идейку: «Новая Москва»! Не верю я им, Алеша.

– А мне больше ничего не остается, только верить, – сердито буркнул в ответ муж.

Несколько дней он не выходил из мастерской в Прозоровке, потом помчался в мастерскую на Каланчевской. План перестройки Москвы вихрем носился в его мозгу, ночью снились кошмары, будто он хирург, режет столицу по живому, а она плачет и стонет: «Полегче ты! Говорю же, полегче! Мясник, что ли?»

В складывающемся плане он видел Москву в виде солнца, от центральной части во все стороны брызгали лучи проспектов, бульваров, они запутывались в зеленой листве парков и садов.

Вскоре его вызвали на учредительное собрание особой архитектурной группы по перепланировке Москвы. К тому времени ввиду наступления немцев на Петроград Ленин принял решение о переезде правительства в Москву, и в начале марта Совнарком оповестил людей об этом. Теперь стало ясно, зачем затевается перепланировка.

Каково же было разочарование Алексея Викторовича, когда открывший собрание новый председатель Моссовета Смидович объявил о создании группы перепланировщиков:

– Во главе с академиком Жолтовским!

Щусев со времени переезда в Москву хорошо знал Ивана Владиславовича.