«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

все это простым, ясным и понятным солдату языком. Он шел к солдатскому и казачьему сердцу, волновал его, a когда генерал Толмачев провозгласил здравицу за начальника отряда, десятки рук подняли при несмолкаемом «ура» на воздух любимого вождя-героя и отца-командира.

В этом воине, подумалось мне, живая, очевидно, чуткая, не безразличная к ужасам войны душа человека, но сильная, крепкая сознанием долга…

Направляясь во главе отряда к новому биваку, встретили только что пришедший к нам на подкрепление 7-й сибирский пехотный Красноярский полк. Только что сформированный, не обстрелянный, не успевший еще выработать внутреннюю спайку нижних чинов между собою и с офицерами, он напомнил мне вдруг человека, попавшего в большое, незнакомое ему, но внутренне сплоченное общество, и потому жавшегося к стенке. Надо было ободрить его, познакомить, и генерал Мищенко, как хороший радушный хозяин, как опытный психолог, как вождь, знающий цену нравственного элемента на войне, сейчас же почуял это и, подскакав к полку, приветствовал его радостно, весело, оживленно, как давно ожидаемого, желанного гостя.

– Здравствуйте, молодцы красноярцы! Добро пожаловать! Ваши товарищи, барнаульцы, успели уже поработать и помогли мне отбросить японцев, которые хотели выбить нас отсюда. Враг бежал перед нашим отрядом. Уверен, что и вы не отстанете в общей нашей работе.

– Постараемся, ваше превосходительство! – кричали в ответ красноярцы, и лица их ожили.

– Хочу я вас теперь предупредить вот насчет чего: первое, это – послушание и строгое исполнение требований службы. He забывайте, что мы имеем дело с противником, который все эти места хорошо знает, который хорошо обучен, ловок и хитер. С таким противником ни спать, ни дремать нельзя, всегда надо быть начеку. Это не значит, что его нельзя победить. Надо только свою солдатскую должность исполнять по совести, по присяге, не щадя живота для славы и пользы Царя и Отечества, и покорно переносить все нужды и лишение. Их все мы терпим ради дела. Второе мое слово о том, что к врагу, когда он ранен, безоружен и не может больше вам вредить, надо быть ласковым, жалостливым. Японцы вон третьего дня наших раненых казаков добивали. Это гнусно с их стороны. Но мстить им за это тем же вы не должны. Мы христиане, a они язычники. Наконец, третье мое слово о китайцах, в стране которых нам приходится воевать. Мы жили с ними всегда в ладу, землю у них арендовали, a пришли сюда японцы, начали с нами воевать – и китайцам теперь достается в чужом пиру похмелье. He смейте их обижать. Они народ тихий, миролюбивый и услужливый. He раз они спасали от японцев наших солдат и казаков, отбившихся от своих. Будете с ними хороши, и они будут вам все доставлять: и фураж, и провиант, и живность всякую, и будут всячески служить нам против японцев, которые нарушили наш общий мир. Поняли, братцы?!

– Так точно, ваше превосходительство!.. Поняли!.. Понимаем!.. – раздались из рядов голоса.

– Ну, a к вам, господа офицеры, – продолжал генерал, – моя речь коротка. Вы должны быть примером во всем своим подчиненным и тогда вы можете быть уверены, что за вами солдаты всюду пойдут.

Молчаливый салют обнаженными шашками был ответом офицеров.

– Теперь, начиная совместную боевую службу, крикнем русское ура в честь нашего возлюбленного Государя! – закончил генерал.

И, тысячеголосое, оно долго носилось по долине, передаваемое горным эхом…

* * *

Я вынес из своего пребывание в передовом конном отряде генерала Мищенко самые отрадные, самые бодрящие душу впечатления.

Он вообще не ругался, не сквернословил, – свойство редкое в русском человеке, да еще «власть имеющем»… Ни один казак, ни один рядовой, ни один китаец не слыхал, вероятно, от него ни одного бранного слова. Только таким отношением и можно было снискать ту общую любовь, которою генерал пользовался в отряде и в китайском населении.

Я видел войска, которые и в этой «бесполезной войне», как называли ее некоторые, горели боевым воодушевлением в сознании, что на ратном поле не время спорить о причинах войны; спор идет о чести, достоинстве и славе государства, народа и армии. Я видел войска, верившие в своего вождя, сильные этой верой и потому готовые с ним на всякие жертвы. Я видел офицеров, соперничавших друг с другом в выполнении наиболее трудных поручений, по суворовскому выражению, – «гонявшихся за славой»… Я видел, наконец, настоящее военное товарищество, дружную офицерскую семью.

Это была какая-то «Сечь запорожская», куда направлялись все, кто вообще хотел побывать скорее в деле. Молчаливо спрашивалось только: «В Бога веруешь?» – «Верую». – «Царя чтишь?» – «Чту». – «За отечество умирать согласен?» – «Согласен».

Словом, это была большая, дружная от мала до велика семья, в которой каждый чувствовал себя просто, в которой жилось и дышалось легко и свободно.

* * *

Конный отряд [Мищенко] более всего обязан был желанию драться во что бы то ни стало, которым был проникнут начальник его. Это-то желание и составляет духовную сущность Мищенко, как составляло оно основу и сущность полководческой личности Александра Македонского, Юлия Цезаря, Густава-Адольфа, Петра, Фридриха, Наполеона, Суворова, Скобелева. Все они утолили «жажду схватки» в самой кипени боя: их шлемы, их шляпы были иссечены и прострелены; их мечи, шпаги – иззубрены оружием противника… Все они видели в себе «последний резерв» и бросали его на весы сражения. Одни гибли, как Густав-Адольф; другие платились ранами, как Александр Македонский, Суворов, Скобелев; третьи чудесно выходили целыми из схватки, отделываясь простреленным платьем, как Петр, или убитым конем, как Юлий Цезарь. Но все они заражали своим боевым азартом свои войска и давали им победу.

Оценивая Мищенко с этой именно стороны, я повторяю то, что уже неоднократно было мною сказано в печати: на театре войны с Японией у нас не было другого генерала, который столь же сильно был бы проникнут желанием драться, драться во что бы то ни стало, как Мищенко, который воевал бы так охотно, просто и легко.

(Апушкин В. А. Мищенко)

о. Митрофан

Сребрянский Дневник полкового священника

Великую миссию окормления своей паствы на полях сражений несли военные священники. Дневник о. Митрофана Сребрянского, проделавшего с 52-м Черниговским драгунским полком всю кампанию, рисует трогательные образы бескорыстия, смирения и мужества воинов. И все же незнакомые солдаты, подходя под благословение священника, уже нередко считали необходимым предварить просьбу словами: «Батюшка, я верующий», – из чего можно заключить, что твердая вера уже не была неотъемлемым свойством русского солдата.

23-28 июля 1904 г. Как сильно поднято у всех религиозное чувство!.. Вот в углу вместе с солдатами стоят два генерала и усердно молятся!.. Один почти