«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

витает смерть… С невыразимой скорбию смотрю я на вереницы носилок и повозок с ранеными. Двигаемся вперед. Только что отъехали несколько саженей от деревни, вижу: стоит палатка Красного Креста, перевязочный пункт 35-й дивизии, лазарет, куда несут страдальцев. Не выдержала душа моя; Святые Дары со мною: повернул лошадь и поехал к лазарету. Спрашиваю: «Есть ли священник?» Доктор говорит: «Нет, а очень нужен бывает. Вот вчера троих умерших от ран похоронили без отпевания». Я предложил свои услуги. Доктор был очень рад, а сестра милосердия уже бежит ко мне со словами: «Батюшка, пожалуйста, останьтесь, сейчас к нам принесут много раненых!» Господи, какие же муки переживают эти страдальцы и как нужен раненым священник! Сядешь рядом с ним на землю, на солому, а он уже чуть слышно просит благословения, молитв. Несколько раз слезы приступали к горлу! Если Бог благословит, буду теперь насколько могу помогать раненым, посещая лазарет.

1 октября. Добрая наша печальница, великая княгиня Елисавета Феодоровна[263], не забыла нас в этот день и прислала следующую чудную телеграмму: «Особенно горячо помолимся сегодня за всенощной за мой полк пред иконой, которой черниговцы меня благословили при назначении меня шефом. Да покроет Матерь Божия дорогой мой полк честным Своим покровом, избавит его от всякого зла и сохранит невредимым, доблестным на радость всем нам. Сердечный привет чинам полка по случаю полкового праздника; счастлива слышать об успехах моих драгун! Постоянно мои все мысли с вами, Бог помощь! Елисавета». На эту телеграмму командир полка ответил: «Телеграмма Вашего императорского высочества получена во время боя. Да благословит Всевышний Ваше императорское высочество за материнское о нас попечение. Это горячая молитва каждого черниговца, вознесенная Господу на молебствии, отслуженном отцом Митрофаном под грохот ужасной канонады. Потерь почти нет. Полковник Зенкевич». Пальба затихла. Ночь прекратила борьбу. Слава Богу и Пресвятой Деве: сегодня успешно сражались.

7-10 октября. На войне каждый узнает себя… Там, в мирной обстановке, иной, быть может, горел пламенем любви к ближним, имел непреодолимое стремление помогать и сочувствовать страданиям людским, сам во имя долга все невзгоды претерпеть обещался, порицал как изменников и трусов всех, кто не выдерживал ужасов войны и предавался унынию, а теперь, на войне, когда увидел ужасные людские страдания и бедствия лицом к лицу и сам испытал невзгоды, как отнесся ко всему этому? Хватило ли мужества смиренно снести свой крест и другим помочь в том же? Не озлобился? Не потерял терпения? Не предался унынию? Да, на войне каждый узнает себя и познает другого, кто он, без прикрас. Здесь маскировка не может продолжаться долго.

15 октября. Собрались эскадроны, и около 10 часов утра святая литургия началась. Служба прошла замечательно хорошо, особенно пение. В этих эскадронах самые главные певцы наши, и хотя у них теперь ни нот нет, ни спевок не бывает, однако они так складно и вдохновенно пели, что, казалось, ангелы спустились к нам и свое небесное пение соединили с нашим земным, и вышла такая гармония, что слезы невольно исторгались. Быть может, это мне только так казалось? Но нет, посмотрели бы вы, как во время «Херувимской», «Тебе поем», «Отче наш» без всякого приказания все становились на колени прямо в пыль, как усердно клали поклоны, молились! Нет, эту небесную радость чувствовали все! Вместо концерта пели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши? Конец приближается и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй!» И всегда до слез трогает эта дивная песнь, а теперь, на войне, когда для многих из нас, здесь молящихся, конец действительно, может быть, весьма близок, она особенно благовременна… Как утешает и ободряет молитва и таинство!

24 октября. После литургии зашел к нам гость, мрачно настроенный. И то и другое надо бы, по его словам, иначе, а мне кажется, что если бы все шло как по маслу, то мы, пожалуй, приписали бы себе самим окончательную победу. Ведь у нас и прежде всегда так было, а в конце концов побеждали. Неудачи к смирению располагают, а смиренным дает Господь благодать. Победим, даст Бог, и рабами гордых язычников не будем; вот братьями быть готовы, если они отбросят свою гордыню. И когда победим, то прежде всего славу силе Божией воздадим, а потом почтим и человеческие подвиги: так-то лучше, гордости поменьше! Испытания – это великий пробный камень твердости в вере и любви ко Господу! Правда останется правдой: армия наша храбрая, терпеливая, не унывающая. Как неверно представляют наше положение в России, сужу по письмам. Пишут, что мы отступили, нас разбили… Неправда то и другое: уступили несколько верст передовых позиций, отбили все атаки японцев и ничего не отдали из крепко занятого нами. Я считаю последние битвы нашей великой нравственной победой. Недаром японцы кричат нам из окопов: «Русские! Долго ли вы еще будете мучить нас?» Это что-то не похоже на победный клик! Ну, а дальше – дальше что Бог даст.

25 декабря. Сегодня выступать в боевой поход, набег на город Инкоу… Скачет генерал Мищенко с конвоем. На весь полк, раздался голос генерала: «Здорово, славные драгуны-черниговцы! С праздником вас поздравляю! Главнокомандующий берег вас это время, а теперь посылает на славную работу во славу царя-батюшки и отчизны. Уверен, что работать будете молодцами!» «Покорнейше благодарим и рады стараться», – энергично загремело в ответ на чисто русскую речь генерала. А он уже несется по фронту с шашкой наголо и с Георгием на груди. Подскакал к моему флангу, вызвал меня перед фронтом, принял благословение и попросил молитв.

1-4 января 1905 г. До чего надоели русские газеты с их руготней! Невыносимо омерзительно. Эй, где вы, Минин и Пожарский? Слышите ли вы, что ваши пламенные речи об алтаре отечества, о духе русском теперь называют избитыми фразами? А тогда тоже были непорядки: русские военачальники, бояре, самые воины тоже не все были на высоте. Однако доблестный Минин, ставши на площади Нижнего Новгорода, не начал публично критиковать происходящее, а сказал одно, что должен каждый сказать во время войны: «Россия бедствует, заложим жен и детей и выручим отечество!» И выручили. Какая же цензура стесняла тогда Минина сказать «правду»? Он был вполне свободен в слове. Просто он истинно любил Россию и жалел, спасал дух россиян.

25 февраля. День начался скорбно; приехал офицер из квартиры генерала Куропаткина и сообщил, что хотя войска наши отбили все атаки японцев и остались на своих позициях, но главнокомандующий решил отступить, так как считает, что армия наша после