В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Только что потерпевший кораблекрушение адмирал уже забыл о своем все еще стоявшем у него перед глазами разбитом судне и об убогости оставшейся у него единственной каравеллы; его воодушевляла теперь надежда на огромный приток золота.

Когда он вернется сюда в Навидад,[92] — памятуя о том, что кораблекрушение произошло в день рождества, он назвал дощатую крепостцу этим именем, — он найдет в нем бочку, полную до краев собранным его гарнизоном золотом, так же как найдет, возможно, и обширные склады пряностей.

Его воображение рисовало ему такие необъятные груды золота, что он стал подумывать об одном великом и славном деле.

— Не пройдет и трех лет, — говорил он ближайшим друзьям, — и я, быть может, предприму и выполню совместно с королевской четою отвоевание гроба господня в Иерусалиме. Кто располагает золотом, тот силен и могуществен, и нет того, кто одолел бы его.

В четверг 27 декабря туземный король на восходе солнца снова приехал на каравеллу и, зная интересы Колона, поспешил сказать ему, что послал в глубь страны за золотом, за большим количеством золота, так как он хотел бы засыпать этим металлом и адмирала и всех его приближенных до их отъезда. Этот Гуанакари с большой легкостью проливал слезы и расточал невыполнимые обещания.

После этого адмирал пообедал с ним и с двумя его братьями, причем они, как всегда, разговаривали о золоте. Сотрапезники уже вставали из-за стола, когда появились индейцы с известием, что в устье реки, впадающей в море на расстоянии нескольких лиг от того места, где находится адмирал, бросила якорь «Пинта». Гуанакари немедленно отправил к ее стоянке пирогу, в которую вместе с гребцами-индейцами сел также один из пользовавшихся доверием адмирала матросов, с поручением разыскать сеньора Мартина Алонсо и рассказать ему о случившемся. Последующие дни адмирал провел на берегу, торопя строителей маленькой крепости. Всякий раз как он встречался с Гуанакари или главнейшими из его кациков, они обменивались подарками. Гуанакари повесил на шею Колону большие золотые пластинки, или, вернее, маски с ушами и глазами из того же металла. Однажды он снял с себя то, что можно было бы назвать короной, и надел ее на голову адмирала. Тот, в свою очередь, не пожалел очень красивых четок из разноцветных бус, чтобы поднести их туземному королю. В другой раз Колон расстался со своим красивым, адмиральского цвета, плащом, чтобы облачить в него Гуанакари. Он послал затем Лусеро за туфлями такого же цвета и предложил Гуанакари обуться в них. Он также надел Гуанакари на палец массивный серебряный перстень, которым индейский монарх восхищался за несколько дней до того.

Все эти подарки вызывали ответную щедрость индейца, впрочем более на словах, чем на деле. Узнав, что Колон принял решение отплыть при первом попутном ветре, он велел одному из своих приближенных передать ему, чтобы он задержался, так как он, Гуанакари, велел отлить статую из чистого золота в рост адмирала, и что через десять дней ее доставят сюда. Одновременно он послал на к фавеллу одного из своих людей, чтобы выпросить умывальный таз и кувшин, вызвавшие в нем зависть и восхищение, и адмирал, полагая, что он нуждается в них, как в образцах, чтобы сделать такие же из чистого золота для подарка ему, Колону, отправил эти вещи туземному королю и больше так и не видел их.

Вернулась лодка, отправившаяся на поиски «Пинты». Матросу, посланному Колоном, не удалось найти каравеллу. Впоследствии выяснилось, что лодка остановилась и повернула назад, лишь немного не дойдя до речного устья, где находился Мартин Алонсо.

Эта поездка за двадцать лиг дала матросу Колона обильную пищу для восхваления несметных богатств, которые он видел на берегу; так, например, ему повстречался король, у которого были на голове две большие золотые пластинки; он видел также других индейцев с украшениями из того же металла.

Колон предполагал отплыть на каравелле Висенте Яньеса. На прощанье 2 января он устроил в честь Гуанакари нечто вроде военного празднества. Быть может, он хотел, укрепив в этих простых и бесхитростных людях веру в небесное происхождение белых, поднять тем самым их успевший пошатнуться престиж.

Ведь индейцы были свидетелями крушения «Санта Марии», и это несчастье не могло не умалить ореол божественности, которым они окружали людей, вышедших из моря. Ведь эти люди испытали кораблекрушение, а у многих первобытных народов все подвергшиеся подобному бедствию безжалостно обрекаются на смерть с той минуты, как их окропила морская вода.

Колон понимал, что для тех, кого он оставляет на суше, существует некоторая опасность, если в этих первобытных умах не будет закреплено представление о мистических силах, находящихся в распоряжении белых. Поэтому он приказал зарядить бомбарду из числа предназнач чавшихся для обороны крепости Навидад и выстрелить из нее по остову сидящего на камнях корабля. Индейцы были потрясены, увидав, как большой каменный шар, пробив обшивку брошенного испанцами судна, упал где-то далеко в море. Адмирал велел, кроме того, всем остакн щимся в укреплении вместе с командой каравеллы вооружиться шпагами, щитами, копьями и эспингардами, надеть, у кого они были, панцири и устроить примерную схватку с обильной холостой пальбой, стрельбой из луков в воздух и бряцанием скрещиваемого оружия. Все это было проделано будто бы для того, чтобы показать туземцам, каким способом белые будут защищать их от врагов-каннибалов, если последние вторгнутся в их страну, а вместе с тем, «чтобы они считали христиан своими друзьями и в то же время боялись их» ь.

Был составлен список лиц экипажа, остающихся в крепости Навидад. Таковых оказалось всего сорок один. Их главным начальником адмирал назначил Диэго де Арану. Наконец-то осуществлялись честолюбивые мечты этого идальго из Кордовы! Отныне он становился полновластным хозяином этих новых, никем не обследованных земель, отныне он мог по своему усмотрению распоряжаться толпами нагих и покорных людей и открыть наконец те сказочные россыпи золота, близость которых явственно ощущалась всеми и которых никто не видел.

Его помощниками были назначены Перо Гутьеррес и Родриго де Эсковедо, королевский нотариус. Гутьеррес отправился в это плавание, ослепленный видением золота Великого Хана. Обуреваемый жаждой наживы, он отдал Колону большую часть своих сбережений, чтобы погасить восьмую долю расходов экспедиции, и получил через это право на такую же долю будущих доходов.

Золота наменяли пока очень мало. Надежды бесконечно превосходили действительность. Нужно было вернуть свои деньги, и притом с поистине ростовщическими процентами, какие обычно давали в те времена предприятия подобного рода. И Перо Гутьеррес решил остаться, чтобы заботиться о своих интересах, ибо, подобно Колону, он рассчитывал на скорые и сказочные доходы.