В поисках Великого хана - Висенте Бласко Ибаньес

Фернандо Куэвас, бывший в приятельских отношениях с гребцами на лодке, также сел в нее, и Лусеро, уступая его настояниям, последовала за ним; она ссылалась при этом на необходимость собрать кое-какие мелочи из вещей ее господина, которые второпях она будто бы забыла в хижине, где он жил.

Высадившись на сушу, молодые люди незаметно прошли за ближайшие к крепости хижины, где Гуанакари разместил после кораблекрушения белых и их имущество. Куэвас бывал уже в этих лесах, расположенных на некотором расстоянии от берега. Они живо напоминали ему лес на Кубе, навсегда запечатлевшийся в его душе. Молодые люди считали, что они в последний раз видят землю по эту сторону океана. Отныне им предстояло ютиться на маленькой каравелле, пока они не достигнут Испании.

Они шли в таком же пантеистическом опьянении, какое им довелось уже испытать в кубинском лесу. Тут были такие же бабочки, порхавшие в зеленоватом воздухе, похожем на воду морских глубин; в полумраке под сводами из сплетающихся ветвей распевали такие же птицы. Но здесь не было ни одного дерева, которое могло бы сравниться с лесным исполином, предоставившим им приют, этим доброжелательным свидетелем первых содроганий опалившей их страсти. Здесь не было и того озера-моря, опоясанного цепью едва заметных подводных камней, где они наконец обнажились друг перед другом и ощутили себя райской четой в первые дни творения.

— О Фернандо, — вздохнула Лусеро, несомненно предаваясь сладким воспоминаниям и кладя голову на плечо юноши.

И думая о другой, оставшейся далеко позади лесной чаще, влюбленные в конце концов сели, а немного погодя и легли под одним из тех могучих деревьев с настолько сочной и зеленой листвой, что их листья казались черными, и с плодами, которые, хоть они и не были зрелыми, столько раз занимали собой воображение адмирала, сопоставлявшего их с привезенными им из Испании азиатскими пряностями.

На этот раз, быть может потому, что они утратили былую невинность, им было как-то не по себе, совсем не так, как в кубинском лесу.

Лусеро прямо трепетала при мысли о том, что в какой-нибудь четверти лиги, а может быть, и того меньше, выросло новое укрепление, около которого бродит сорок испанцев, жаждущих познакомиться в первый день своей вольной жизни с той землей, на которой им предстоят прожить более года.

Куэвас был спокойнее и увереннее в себе, так как во время обходов леса, которые он совершал вместе с матросами, он привык прислушиваться ко всякому шуму, раздающемуся в чаще деревьев или в кустах, и распознавать почти неслышную поступь этих голых людей.

И снова влюбленные забыли обо всем окружающем, забыли так же, как у подножия исполинского дерева. Познав радость плотского обладания, Фернандо ласкал Лусеро с нежностью и благодарностью. Он сидел на земле, положив ее голову к себе на колени, и молча осыпал ее поцелуями.

Вдруг он отстранил девушку и порывисто вскочил на ноги. Кто-то подходил к этому месту, и шаги этого человека не были шагами нагих людей. Быть может, то был кто-нибудь из крепости, наткнувшийся на них совершенно случайно.

Раздвинув кусты и просунув в образовавшийся просвет голову, сеньор Перо Гутьеррес в то же мгновение заметил Фернандо, которого уже давно разыскивал в лесных зарослях. Возможно, что он увидел молодых людей издали, когда они пробирались позади разбросанных у самой крепости хижин. А может быть, кто-нибудь из матросов случайно сказал ему в разговоре, что они оба съехали на берег.

Злобная и хищная усмешка на лице этого человека предупредила юношу о том, что последует дальше. Гутьеррес держал в правой руке две гибких и длинных, как дротик, тростниковых стрелы с наконечником из твердого дерева, рыбьим зубом вместо железного острия и пучком травы, укрепленной вокруг наконечника и предназначенной для отравления раны. Это были стрелы карибов, сохраненные местными жителями и выпрошенные у них Гутьерресом, как интересное экзотическое оружие.

Фернандо понял, что Гутьеррес собирается метнуть в него эти стрелы, воспользовавшись ими в качестве дротиков, и в этом случае они, быть может, пронзят его насквозь, — настолько они тонки и так невелико расстояние, с которого они будут брошены. А затем он набросится на Лусеро. После случившегося в момент кораблекрушения для Куэваса перестало быть тайной, что бывший королевский буфетчик осведомлен, кто такой в действительности паж адмирала. И если пронзенный стрелами труп Фернандо будет когда-нибудь обнаружен в лесу, христиане крепости Навидад сочтут эту смерть делом внезапно высадившихся на сушу карибов или кучки туземцев, явившихся из загадочных внутренних областей страны.

Все это промелькнуло в сознании Куэваса меньше чем в секунду, с головокружительной быстротой, свойственной человеческой мысли в минуты опасности.

Крикнув Лусеро, все еще полулежавшей в траве, чтобы сна не вставала, он отскочил в сторону, и весьма своевременно, ибо в то же мгновение около его лица пронеслось что-то извивающееся и свистящее; как те крылатые змеи, которые описываются в сказках. После этого Фернандо стал кидаться из стороны в сторону, стараясь уклониться от угрожающего острия, которое преследовало его; подняв руку, Гутьеррес целился в юношу своей второй стрелой, чтобы нанести ему более меткий удар.

«Не захватить с собой ножа!» — повторял про себя юноша, сетуя на судовые порядки, воспрещавшие слугам иметь это оружие, и, вместе с тем, сокрушаясь, что, идя в лес, он не попросил ножа у кого-нибудь из матросов с лодки.

Просвистела вторая стрела; она не затерялась в чаще, как первая, но, остановленная древесным стволом, впилась в него и задрожала.

Фернандо бросился к дереву и с бешеным усилием вырвал ее. Почувствовав, что она, у него в руке и что он может сделать с нею что хочет, он, облегченно вздохнув, устремился навстречу врагу.

— А-а, предатель! — крикнул он.

Но человек, названный им так, приближался со шпагой в руке; подойдя совсем близко, он набросился на него, нанося удары наотмашь.

И снова юношеская ловкость вступила в единоборство с сокрушительной и уверенной в себе силой. Гутьеррес был сильнее и крепче Куэваса, но тот подвижнее и изворотливее его; делая один из своих безуспешных выпадов, он оказался почти рядом с юношей, который, уклонившись от удара, отскочил в сторону.

И тут Фернандо, воспользовавшись индейской стрелой как дротиком, вонзил ее в шею своего противника и сразу же настороженно замер, готовый к новым прыжкам, как человек, считающий, что опасность еще не миновала.

Он увидел руки противника, тянущиеся к шее, чтобы извлечь из нее трепещущую тростинку, дрожание которой усиливало, по-видимому, боль от раны.